Школа! Маша вскочила с кровати. Стоявшие на телевизоре электронные часы не обрадовали: Маша проспала первый урок и вряд ли успеет на второй.
И тут Маша вспомнила, что сегодня воскресенье. Маша выдохнула и, почесывая запястье, огляделась.
В комнате все было как всегда: не на своем месте. На полу валялись бумажки, пуховки, ватные палочки, майки, грязные носки, тетради… Перманентный беспорядок был по душе и успокаивал. Прибранная комната сковывала, подавляла и навязывала свои дурацкие правила. В ней волей-неволей Маша искала свое место среди аккуратно расставленных и разложенных предметов и вещей, но никогда не находила. И лишь после того, когда Маша наводила беспорядок, встряхивала комнату, выворачивала наизнанку, Маша расслаблялась и чувствовала себя в своей тарелке и стихии. А вот папаня говорит, что комнатный бедлам – это признак депрессии. Ему видней. Он-то с хандрой на короткой ноге.
Оказалось, Маша так и спала не раздеваясь, в рваных джинсах и заляпанной мятой майке. Щека была расцарапана, на лбу выросла шишка, голова раскалывалась, горло стало наждачным от сушняка. Те еще вид и состояние. С внезапностью сна вспомнилось, промелькнуло перед глазами на ускоренной перемотке: черная птица, лес, заброшенный дом, глиняная фигурка на столе… Поморщившись, Маша тряхнула головой, как бы отгоняя от себя черти что. Чего только не померещиться. «Пить надо меньше», – раздался в голове голос Кости, которому, чтобы окосеть, достаточно бутылки светлого пива.
Пришло от него:
«Как настроение?»
«Никак», – ответила Маша.
«Злишься?»
«Нет».
«Как мне загладить вину?»
«Никак», – пусть помучается. В следующий раз будет думать головой, а не головкой.
От Кристины:
«Ты где ночью пропадала?»
«Была занята».
«Этим самым?» – шаловливый смайлик.
«Холодно».
«Какая ты загадочная…» – смайлик с бровями домиком. Обиделась что ли? Тоже достала уже…
Все достали. И почему так чешется запястье? Аллергия? Наверное, все-таки комары.
Но что же произошло этой ночью? Вроде бы она споткнулась и приложилась головой об асфальт. А дальше тарабарщина с абракадаброй.
Маша наткнулась на видео, созданное как раз этой ночью. На экране смартфона бегущая растрепанная деваха. Ее снимали с высоты птичьего полета, черты размывала темень. Нестабильное и нечеткое изображение прыгало, как пьяные шатались и дергались коробки домов, фонари, дорога. Перебежав через насыпь и заброшенный сад, где засыхали похожие на пауков яблони, девка ломанулась в сторону темного леса. «Вот дуреха», – подумала Маша, расчесывая запястье.
И в этот момент камера приблизилась к ошалелой беглянке, и Маша содрогнулась, узнав себя. Этого не может быть! Или все-таки может? Удалить эту хрень! С глаз долой, из яви вон. Не было ничего. Ни-че-го.
Но что это? Сбой, ошибка, глюк? Не веря своим глазам, Маша подрагивающими пальцами попыталась еще. И еще… Видео так и осталось в смартфоне. Оно было таким же реальным, как трещина и царапины на сенсорном экране. Маша застыла. Воздух сжался и потемнел.
8—2
В комнату приперлась мать и, скрестив руки на груди, уставилась на Машу, которая с опущенными плечами и головой сидела на краю кровати.
– Что? – буркнула Маша, расчесывая запястье.
– И она еще спрашивает… Посмотри на себя… В кого ты превратилась… Тебе самой не противно? – стал жевать комнату жесткий голос.
«Началось», – обреченно подумала Маша, исподлобья следя за разорявшейся матерью. Кожу на запястье все сильнее терзал и жег невидимый огонь. Надо остановиться. Но Маша, сама не замечая этого, все ожесточеннее пыталась выцарапать из руки зуд.
– В комнате бардак! Ночью где-то шляется! На звонки не отвечает!
– Потому что…
– Перестань чесаться, – оборвала мать.
Маша с неохотой перестала.
– И чем же ты была так занята?
– Смартфон вызволяла, – Маша опять принялась скрести запястье.
– Всю ночь что ли?
– Птица стырила его, выхватила прямо из руки и…
– Совсем завралась.
– У меня видео есть, – вырвалось у Маши.
– Ну-ну, – мать усмехнулась.
Маша стала рыться в смартфоне, всё ниже склоняя голову и всё сильнее краснея. Куда же оно запропастилось?
– Так что с видео?
– Ничего, – Маша отшвырнула смартфон и вернулась к зудящему запястью.– Я его удалила… вроде бы.
– Поздравляю, допилась, – сказала мать. – Тебе лечиться надо.
– А тебе не надо? – огрызнулась Маша.
– Поговори у меня еще! – прикрикнула мать и хлестнула Машу по щеке. Голова Маша дернулась, загудела, брызнули слезы.
Хлопнув дверью, мать быстро прошлепала по скрипучему коридору. На кухне проснулся и заворчал телевизор. Размазывая слезы, Маша зашарила рукой по кровати. Но вместо смартфона под руку попались канцелярские ножницы…
8—3
Через некоторое время, немного остыв и приглушив телевизор, мать вернулась в комнату и увидела, что Маша нацепила линялую фланелевую рубашку в крупную клетку, правый рукав был закатан до локтя, а левый закрывал запястье.
– Ты думаешь, я не понимаю? – мягким вкрадчивым голосом заговорила мать, присев на кровать рядом с притихшей Машей. – Но и ты меня пойми… – она осеклась.– Господи, что это? – вытаращилась на левый рукав Машиной рубашки, там расплывались темные пятна.
– Покажи! – схватив дочь за руку и оголив запястье, Наталья Анатольевна вскрикнула, – запястье было изрыто глубокими рваными ранами, под столом валялись ножницы с окровавленными лезвиями.
– Это не то, о чем ты подумала – Маша вяло улыбнулась. Глядя на ее лицо, Лукьянова вспомнила телевизор, на экране которого застыла надпись: нет сигнала.