Лефортово и другие

И поди разберись кто ты, где ты, в какие эпохи,
что ты видишь насквозь, что пронзает тебя
от рожденья до смерти,
и обратно от смерти к рожденью,
и снова пронзает тебя.
Где ты молод, где стар,
где ты весел, где грустен, печален,
где влюблён, где обманут,
где пьян, где предательски трезв.
И натянешь Москву, как перчатку на девичью ручку
и пытаешься снова холодным дыханьем согреть.
Красный бархат шершав и назойлив,
как и память о байковом прошлом,
пальцем водишь и водишь
по тем же знакомым местам,
на себя озираясь,
себе представляешься пошлым,
и от взгляда оттуда
пытаешься спрятаться сам.

III. Воронообожаемый

Отец сетовал, что его обожают вороны.
Пойдёт прогуляться с дамой в тени тополей,
так они обязательно насрут
на фуражку или погоны —
счастливили, бля, безжалостно,
что в Киеве, что в Москве или опальном Оше.

Потому, подходя к ветвистым деревьям,
он грозно кашлял, хохотал, хлопал в ладоши.
Они взлетали. Кружили над ним и над ней.
И прицельно серили, знать, чтобы водились гроши.

Отец был жизнелюбив и радостен неспроста.
Его пометили белым серой эпохи каркающие гады.
Когда он умер, его награды
я продал нумизматам
около таганского моста,
чтобы дотянуть до следующей зарплаты.

IV. Москварек

Под мостом таксопарк,
где и в сухой закон, и в промозглую скуку ночь,
можно белой купить у водил за червонец драный.
А Москва-река – огромадный живой крокодил,
под Кремлёвской набережной
шевелит пупырчатой кожей.
Хищный гад ползёт,
вихляя ленивым на вид хвостом,
в фонарях двоится, Лужники огибает нежно.
Ничего не подозревая влюблённые парочки
целуются у реки.
Целовался когда-то и я
в гормональном бреду, конечно,
чтоб зачать себя же, ха, и снова ему скормить,
любоваться речкой, мраком ея упиться,
то шерстить по суше, то в жиже болотной плыть,
то собой притворяться, то с земноводным свыться.

Крокодилы, вы скажете, в наших краях не живут,
от морозов мрут в ильичовых горах
и от страха дохнут в виссарионовых чащах…
Милой сердцу отчизне вечно пророки лгут,
но как же мерзавцы врут безупречно,
лучше, чем настоящее.

Наша, признаться, самая,
из выпавших мне земель,
напитками цвета радуг,
ласками асфальтовых осязаний,
жаром пустых побед,
мелом святых Емель,
грузом хмельных планид,
трепетом притязаний.
Алчущий неба спрут.
Щупальца шарят в бездне…
Как тут пророки врут —
верится, хоть ты тресни!

V. Свинья и жёлудь

Здесь гармонично всё: и жёлудь, и свинья;
работа и семья; Ромео и Джульетта;
и море, и Гомер.

Нет спичек в коробке. Так что же в нём гремит?!
Тряси и слушай страшные секреты.

Встречал ли ты свинью хоть раз в тени дубрав?
Средь вековых стволов бродил один по воле?
Живую гладил фрю?
Прикуривал от спички на ветру?
Да, были свиньи в наше время.
Не то, что нынешнее племя…
Теперь у каждой свиньи —
отдельный апартамент с гаджетом.
Жмёшь мокрым пятаком на диодную кнопку —
и сразу из хромированного раструба в стразах,