Лефортово и другие

из цифрового рога изобилия, образно говоря,
вываливается кормовой брикет
с полным букетом
питательного вещества и витамина.
Жри – сколько поместится,
набирай продуктовый вес.

Свет и тепло комфортного порядка
чутко дозируется электронными датчиками
для каждой особи персонально —
по упитанности, возрасту и прыти.

Счастливые хрюшки в кибернетическом блаженстве
жиреют на радость добропорядочным свиноедам.

Наконец-то сбылись революционные мечты
люмпенов всех времен и наций.
Гламурный век!
Уютный инкубатор!
Москва моя, цветущий Улан-Батор,
свободой опьяняющий Пхеньян.
Купи – продай. Назови букву, угадай 6 цифр,
играй и выигрывай в мобильном раю
контракт-хрю, грант-хрю,
нобелевскую премию-ю-ю-ю.

Маркетинг – всемирная религия успеха,
общечеловеческая идеология позитива
всасывает в себя
разношёрстные прежде прослойки
народонаселений
и выдувает из обратного отверстия
моно-фактурное серое полотно высокой плотности.

Вот он!
Идёт с вывернутыми для нежности наружу
ботексными губами, вцеловывая конфессии,
культурности, национальные интересы
и сексуальные ориентации без разбору!
В узбекском TV вещании – узбекские
битлы, меркури, пугачевы, блестящие.
В туркменском – туркменские.
В монгольском – монгольские.
Макдональдс – законодатель модов.

Работа и семья, Ромео и Джульетта —
поголовная графомонетизация масс
и частная перкуссия бочки,
осуществляемая изнутри:
бом-бом-бом-бом…
Вечерний звон.

Представь,
решишь пройтись по Александровскому саду,
восхититься скульптурами
мегрельского Боттичелли,
присесть с эскимо на скамеечку,
в тени векового дуба,
весь такой – с оттопыренным мизинцем,
в штиблетах, слепящих солнце.
Прикусишь антикварную спичку,
романтично поцыкивая
соседним фарфорным зубом,
и кривишь рот в мужественной полуулыбке.
Чуть поодаль секьюрити любуются одуванчиками,
закатив глаза слушают трели чижиков,
и среди этой идиллии
из пузырей фонтанной радости,
вдруг выпрыгивает взаправдашняя
розовая свинья
размером с гиппопотама московского zoo,
подмигивает тебе понимающе,
урчит бесстрашно, вертит башкой,
окропляя твоё лицо и штиблеты
искристыми брызгами,
прёт, причмокивая, в тень того самого дуба,
под которым ты гармонируешь с жизнью,
летит, можно сказать, на крыльях желания
к своему, изнывающему от сладострастия
долгожданному жёлудю.
То-то же!
Тут, конечно, как же иначе, пуф-пах, стрельба,
свинью изрешечивают, героев награждают,
вручают почётно, под музыку, стуча каблуками,
со всей помпезностью, подобающей случаю,
и, как это принято, откуда ни возьмись,
выплывают столы со скатёрками
на тоненьких белых ножках,
изящно в коленях присогнутых
в барочном реверансике,
под песнопения и пляски
местных эстрадных див, королей рок-н-ролла,
лауреатов Голоса,
победителей рэперских баттлов;
приглашённая элита, чинненько так,
помявшись с туфли на туфлю для приличия,
рассаживается,
все излучают подобострастную прелесть,
приноравливаются к вилкам и ножикам
золочёного серебра,