Стражники разочарованно посмотрели на сжавшегося человечка, но не стали марать руки, копаясь в его лохмотьях.
– Да, жаль, – сказали они, – не догнали. Ты, если увидишь того, кричи сразу. Свидетели, небось, были на площади? Подтвердят?
– Да, там была добрая женщина, которая видела вора.
– Ну, вот и хорошо.
И стражники пошли назад на рынок.
Анн проводил их глазами. Когда он повернулся к нищему, того уже не было на прежнем месте.
Глава тринадцатая
Антика и Конис
«Ну вот, – подумал Анн, – всего-то и осталось у меня – два пирога. Ни денег, ни ночлега…»
Внутри ворочалось странное чувство – ни лёгкое, ни тяжёлое. И печаль была, и досада, и даже небольшая злость, а вместе с тем – и облегчение от того, что не выдал нищего воришку стражникам. Анн вдруг представил себе весы. На одну чашу положил те несколько монет, что были у него в кошельке, а на другую – целую человеческую жизнь. И ужаснулся тому, что мог сказать: «Да, это он украл». Что его остановило? Неизвестно. Язык сам собой отяжелел и не пожелал ничего произносить.
Анн решил вернуться на рынок и спросить у той доброй женщины, не требуется ли ей какая помощь. Он мог бы носить товар, присматривать за лотком, исполнять поручения, делать ещё что-нибудь. Ей помогать или кому другому. Всего лишь за еду и ночлег.
Возможно, получится.
Анн впервые в жизни ощутил, как за несколько минут меняется весь мир вокруг. Всего лишь полчаса назад он видел те же дома, тех же торговцев и людей, снующих между лотками, разговаривающих друг с другом, идущих мимо по своим делам, видел важных чиновников и обычных горожан, жителей Римона и приезжих, рыбаков, крестьян, гончаров, мастеров и подмастерий, и всё это заливало своим светом всё то же вечернее солнце, но… Анну и люди, и дома, и солнце казались теперь странно чужими, далёкими от его жизни и его беды. Он не смог бы сейчас просто улыбнуться и сказать, как прежде: «Здравствуй, мир»…
Первый же торговец, которому он предложил помощь, только рассмеялся:
– Парень, да я ведь не знаю тебя! Сам посуди: как же я смогу доверить тебе свой товар?
Другой тоже замахал руками:
– На пару дней, говоришь? На пару месяцев я бы, возможно, и взял тебя. А зачем мне связываться с тобой на пару дней? Не так уж много поручений ты выполнишь, а мне тебя кормить и поить. Один убыток…
И даже женщина, подарившая ему пирог с мясом, отказала.
– Если ты за своим кошельком не уследил, то как же уследишь за целым лотком? Лучше тебе домой вернуться.
Анн присел на какой-то камень, лежавший у стены большого дома, и задумался. Скоро начнёт темнеть, люди станут расходиться с площади, улицы опустеют. А попасть на ночлег в городскую тюрьму, в компанию к подозрительным бродягам и преступникам ему совершенно не хотелось.
Выйти из Римона и поискать укромного местечка где-нибудь за городскими стенами? В стогу сена можно замечательно выспаться! А завтра он снова попытается заработать монетку-другую в городе. Сегодня поужинает одним пирогом, завтра – другим. В общем, не пропадёт!
Из задумчивости его вывели смутно знакомые звуки.
Анн огляделся, ища их источник. Они летели с дальнего конца площади. Музыка была притягательной, её ритм и красивая мелодия так и звали подойти ближе. И он вспомнил, где слышал её!
И его вспомнили… Девушка с роскошными каштановыми волосами, игравшая на мюзете, сразу подмигнула ему, когда увидела среди собравшихся слушателей. Её спутник, с круглой блестящей головой, лишённой волос, был увлечён отбиванием ритма на своём барабане. Он вообще закрыл глаза и вёл свою партию «вслепую», словно бы вживаясь в музыку. Девушка что-то шепнула ему, тогда и он посмотрел туда, где стоял Анн. И по лицу его тоже скользнула улыбка узнавания.
– Снова встретились! – сказала каштановая Антика, убирая свой мюзет в чехол. – Ты здесь с отцом? Как вы поживаете?
Её спутник, Конис, подсчитывал тем временем монетки, которые им накидали восторженные слушатели.
Анн грустно вздохнул и рассказал о том, что отца вот уже как два года нет в живых, что он приехал в Римон поступать в ученики в гильдию, что его обворовал какой-то нищий…
Антика слушала его, по-женски характерно подперев голову рукой, и кивала. В одном месте она сильно расчувствовалась и полезла за платком.
– Ты извини, мы ведь не знали, – сказала она. – Ходили слухи, что какое-то чудище кого-то съело недалеко от города, но они так и остались слухами. Мы и подумать не могли, что всё это с вами приключилось.
– Мы тогда выступили у графа, а потом быстро уехали, – вступил в разговор Конис. – Отправились в столицу, колесили по другим городам. В Римон долго не заглядывали. Только сейчас вот решили посмотреть, что тут изменилось, а что прежним осталось.
– И я не бывал здесь, – сказал Анн.
– Сейчас-то что намереваешься делать?
– Не знаю, – сказал Анн.
– Подожди тогда, не уходи никуда!
Антика и Конис отошли в сторону и стали шептаться о чём-то. Потом вернулись, и Антика сказала:
– А не хочешь ли ты присоединиться к нам? На время до твоих испытаний? Мы снимаем комнатку в гостинице «Золотой орёл», можешь переночевать с нами.
– Но ведь у меня совсем нет денег, – напомнил ей Анн.
– Да хозяину всё равно, сколько человек в комнате, так что не волнуйся! Мы поможем тебе, а ты – нам.
– Знаешь, незадача у нас, – снова подал голос молчаливый Конис. – Мы не особенно сильны в грамоте. Мы даже играем, как научились, со слуха. И поём, как запомнили у других. А ты ведь умеешь писать разборчиво и красиво, да? Землемерам же это надо.
– Сможешь записать для нас тексты песен, которые мы тебе споём? Недавно познакомились с такими же бродячими артистами, как и мы сами. Кое-что запомнили. Да только песенки ведь совсем новые для нас.
– Мы, конечно, всегда другую строчку приделать сможем, если настоящая забудется, но знатоки на такую переделку обижаются. И денег меньше бросают, – сказал Конис.
– Давай мы споём их, а ты для нас слова запишешь.
«Наверное, есть в мире что-то особенное, что уравновешивает все события, – думал Анн, следуя за музыкантами в гостиницу. – Как плохое следует за хорошим, так и хорошее за плохим. Как же здорово, что я встретил их!»
Оказалось, что Антика и Конис умеют играть не только на мюзете и тимпане (так назывался их барабан). В небольшой повозке они возили и изящную лиру, и несколько колоколов и колокольчиков разных размеров, и какие-то гремящие штуки, так и называемые «гремушками», и разнообразные свирели, и лютню, и даже небольшой орган. Конис охотно показал, как можно играть на нём. Орган представлял собой ящик, открытый спереди и сверху, а дно и задняя стенка сходились под прямым углом. По задней стенке шли духовые трубочки, а снаружи к ней крепился мех. На горизонтальной основе располагались клавиши. Конис ухватился за специальную ленту и повесил орган себе на грудь, потом левой рукой взялся за мех, а правую положил на клавиши. И заиграл.
– Ты посмотри на него! – почти закричал он вдруг, указывая на Анна. – Антика, ты посмотри, как у него загорелись глаза!
Анн смущённо потупился.
– Нравится? – спросила Антика.
– Очень. А почему вы не играете на нём? И на других инструментах?
– На площадях мы играем на одних инструментах, в гостиницах – на других, на свадьбы – берём третьи, – объяснила Антика. – Где-то веселимся, а где-то и плачем вместе с людьми. Где-то ликуем, а где-то скорбим. Для каждого случая – своя музыка.
И она рассказала Анну, как они с Конисом путешествуют по королевству, как поют, зарабатывают себе на жизнь, чем живут и чему радуются. И о радостях она говорила всё-таки больше, чем о горестях, несмотря на все трудности, подстерегавшие бродячих артистов.