Эммануэль недоуменно вопросила:
– А куда же смотрит правительство?
Люда усмехнулась, она небрежно бросила:
– Правительство? Хм? Им бы с властью разобраться, а на коррупцию начхать. – она сделав паузу, добавила. – Ельцин взял страну в свои руки, и теперь ему бы удержать свою власть. Шутка ли, первый президент свободной России. – затем она добавила. – Все хотят покормиться из его ведра, все хотят власти.
– Уверенны?
– Абсолютно. – однозначно заявила Люда, и с не пренебрежением бросила. – Вон сколько партий развелось, соли-соли да не пересолишь. Все во власть лезут, кому ни лень. – затем она поинтересовалась. – Скажите Эммануэль, в Европе так же?
Эммануэль пожала плечами, сказав при этом:
– Власть везде одинакова, а ее достижения различны.
– Может быть Вы и правы. – согласилась Люда. – Власть и деньги, взаимозависимые друг от друга. – Люда приведя себя более-менее в порядок, повернув ключ зажигание, нажав на педаль газа поехала дальше. Она ехала не зная что будет с ней. Сейчас ей надо было успокоиться, и подвести Эммануэль к ближайшей гостинице. Она посмотрев на Эммануэль, осторожно поинтересовалась. – Вы не будете возражать, если я заеду к себе домой? – затем она заверила Эммануэль. – Я с Вас денег не возьму.
Эммануэль, как женщина понимала Люду. Она не могла вести машину в таком состоянии. Их безобидный разговор привел к неожиданным последствиям. Люда была в истерике. Она не могла вести авто. Но все же она вела машину. Сидя на месте водителя, она не могла доверить руль этого авто кому ни было.
– Хорошо. – согласилась Эммануэль. Затем она спросила. – А где Вы живете?
– Недалеко. – ответила Люда. – Через один квартал.
– Хорошо. – сказала Эммануэль. Затем она как бы подбодряя ее добавила. – Жизнь для Вас только начинается. Забудьте все горести и невзгоды, и живите. Живите жизнью, и радуйтесь ей.
– Вы правы. – согласилась Люда. – Жить надо счастлива. – она сделала грустную паузу, и с грустью на сердце добавила, словно утверждая свою правоту. – Только ни в этой стране. – затем она высказала предположение. – Возможно здесь когда-либо можно будет жить, – она сделав тяжелую паузу, и добавила. – Но не сейчас.
Эммануэль ничего не сказала. Она смотрела в окно авто, и о чем-то думала. Возможно она думала о том, зачем она здесь? В этой стране. Она возможно никогда не найдет здесь правду. Похороненная под грудой бумаги, она была сдана в архив, и вряд ли она увидит когда-нибудь свет. Правительства всех стран умеют хранить свои тайны, и делиться ими или их разглашать никто не собирается.
Впрочем, возможно Эммануэль думала о Люде. Ее отношение к России. Было очевидно, что она не хотела покидать эту страну, но в ней она вряд ли стала счастливой. Счастье для всех свое. Оно для каждого человека индивидуальное, и вряд ли кто-либо будет им делиться с кем бы то ни было.
Так они подъехали к одному из домов. Машина остановилась возле одного из подъездов по адресу, улица Яблокова Д. № 18. Люда заглушила мотор авто, и обратившись к Эммануэль, сказала:
– Вот мы и приехали.
Глава 4
Приглашение в гости
Эммануэль вышла из автомобиля-TAXI, за ней вышла Люда. Люда сказала:
– Здесь я живу. – затем она добавила. – У Вас наверное другие дома.
Эммануэль посмотрев на дом и осмотрев дом, сказала:
– Дома везде похожи друг на друга, люди разные.
– Вы совершенно правы Эммануэль. – согласилась Люда. – Люди везде разные, – затем она добавила слова Воланда из произведения М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». – Квартирный вопрос их испортил.
Эммануэль подойдя к Люде, чтобы ей помочь дойти до подъезда, призналась:
– Я тоже читала Булгакова.
Люда посмотрев на Эммануэль, спросила:
– Вы читали только одно его произведение?
– Что Вы? – удивилась Эммануэль, и поспешила добавить. – Конечно нет. – затем она добавила. – Я читала Михаила Афанасьевича Булгакова много. – затем она добавила. – Знаете ли, мои родственники из Царской России. Они бежали из России в семнадцатом году.
Люда понимающе посмотрев на Эммануэль, с пониманием предположила:
– Вы наверное всегда хотели вернуться в Россию?
Эммануэль тихо ответила:
– В ту Россию, которая была при КПСС – нет.
– А в нынешнюю?
– Я всегда хотела жить свободно, так как мне хочется жить. – затем она добавила. – Я не могу признать нынешнюю Россию как свободную страну. – она сделав паузу, добавила. – Я не могу Вам ответить на этот вопрос однозначно. Россия – это Россия, она должна сейчас расправить свои крылья от советского режима – его диктатуры. А уж потом кто знает? Может Россия будет великой страной? Кто знает?
Они дошли до подъезда, и открыв дверь вошли в подъезд. Женщины подошли к лифту, и нажав кнопку вызова лифта, Люда сказала:
– Я быстра.
– Не торопитесь. – ответила Эммануэль. – Я не тороплюсь.
Лифт открыл свои двери, и женщины войдя внутрь, и Люда нажала кнопку третьего этажа. Двери лифта закрылись, и лифт поднявшись на третьей этаж многоквартирного дома открыл свои двери. Женщины вышли из лифта, и повернув направо, женщины подошли к двери ведущей в коридор квартир, и достав ключи из кармана куртки, открыла дверь, и войдя в коридор Люда закрыла за собой дверь на ключ. Затем они подошли к первой двери от входа с левой стороны, и Люда открыв дверь ключом, женщины вошли в квартиру, и Люда закрыла дверь и заперла ее на замок. Сняв обувь, и надев тапочки Эммануэль спросила:
– Где у Вас ванная комната?
Люда показала на дверь с левой стороны от входа.
Эммануэль вошла в нее, а Люда прошла в дверной проем которая вела в комнату. Войдя в комнату Люда, увидела спящего на диване своего деда Григория Ивановича. Про него можно было писать много и все равно не напишешь то, что можно было про него написать. Пусть он расскажет о себе сам. Но не сейчас. Сейчас он спал на диване, и видел сон. Вряд ли я могу написать, что снилось семидесятилетнему человеку в этот день? Пусть это останется тайной. Но все же одно сейчас можно про него сказать. У него был чуткий сон, и когда Люда вошла в комнату Григорий Иванович спросил:
– Люда, кто с тобой?
Люда посмотрев на Григория Иванович сказала:
– Я думала Вы спите? – затем она в вежливой учтивой форме добавила. – Батюшка.
Григорий Иванович открыв глаза, напомнил:
– Я чутко сплю, пора эта знать.
– Я это знаю.
– Тогда что же говорить? – он встал с дивана, и увидев заплаканное лицо своей дочери, тотчас же спросил: