Я из Зоны. Небо без нас

Я приблизился к столу и протянул руки к лампе. В подвальном помещении при скудном освещении кровь на ладонях казалась черной, как деготь.

– Сел на табурет, – приказал Трофимыч.

Я так и сделал. Он поднял лампу и осмотрел меня.

– Так, вроде все нормально. Сознание не терял? В голове сильно гудит? – спросил он меня, как положено проводить опрос при сотрясении мозга.

– Нет, не терял. Ярко стало, когда ударился. Сейчас не болит, – соврал я.

– А если так? – уточнил сталкер и нажал на края раны.

– Да чтобы! – вскрикнул я.

– Тихо, тихо! – сказал Трофимыч. – Разрез не большой, чуть выше лба.

– Шить? – спросил я.

– Есть чем? – удивился сталкер.

– Нет, – честно сказал я.

– Тогда живи долго и счастливо.

– Так точно, – ответил я.

– Давай на стол выкладывай, что там в Зону тащишь, – распорядился Трофимыч.

Я неторопливо снял военно-полевую сумку. Слабость во всем теле, скованность. Надоело все, и этот поход, и эти условия. Ну чего мне не сиделось в части? Кормят, спать дают в теплой постели. Лафа! Нет же, понесло идиота. Азарт!

– Дай, я сам, а то, как от мутанта драпать – гепард, а как делом заниматься, как черепаха возишься, – недовольно сказал Трофимыч и воплотил угрозу в жизнь, – ты давай, рассказывай, рассказывай.

Эх. Начмеда пытался заболтать, не получилось, тут попытался отмолчаться – не дали. Изверги. Как сговорились и специально меня проверяют.

– Одно из зданий колхоза имеет схрон, который позволяет спрятаться от Всплеска или мутантов. В схроне мы должны перекусить и, отдохнув, двинуться дальше. Конечная цель – бар, где я могу купить артефакт или просто провести сутки, не подвергая себя опасности.

Вспомнил слова Трофимыча, про постоянную опасность в Зоне.

– Уточняю, не подвергая себя чрезмерной опасности. Потом вернуться назад, к блокпосту…

– Как ты вернешься без меня? – спросил Трофимыч.

Он вывалил содержимое сумки с красным крестом, разорвал пакет со стерильной ватой, отложил в сторону белый лейкопластырь.

– Упал бы на хвост другому сталкеру или договорился с Барменом. Еду ему же как-то доставляют, – сказал я.

– Хорошо. Думаешь, в баре военному рады? И по лицу тебе не надают? – спросил он с издевкой в голосе.

Я уже не мог терпеть. Пить хотелось неимоверно. Наждачная бумага уже стерлась о мое горло. Я взял бутылку Трофимыча и, отвинтив крышку, сделал глубокий глоток. Огонь скатился по пищеводу, достиг желудка и там взорвался напалмом. Дыхание перехватило, и сердце остановилось.

Я затрясся в приступе кашля.

Трофимыч бережно забрал бутылку, похлопал по спине:

– Ну, ты силен. Поверь мне на слово, спирт пить, не запивая и не закусывая, это уровень прапорщика. Вру, старшего прапорщика!

Запить, вот что я понял из длинной фразы сталкера. Залез в сумку, отыскал на дне воду, и припал, как к роднику. Спасибо начмеду, собрал в дорогу!

Сталкер сжал края раны, оторвал кусок лейкопластыря и, не беспокоясь о моих ощущениях, приклеил липкую ленту.

– Мелкие разрезы всегда так лечим. Зачем шкуру дырявить иглой, если само заживет за день-другой. Возьмется корочкой, потом счешешь ее, и останется рубец, которым девушек будешь привлекать, – рассказывал сталкер.

– Трофимыч, скажи мне правду, а зачем?

Видимо, от спиртного я ощутил желание поговорить. Да и совместная пробежка от мутантов нас сблизила.

– Зачем девушек привлекать? Я в твоем возрасте уже знал, что, и главное, как делать… Все, получи и распишись, – сказал Трофимыч.

Он повертел мою голову, остался доволен работой.

– Нет, зачем ты меня ведешь в Зону? Только потому, что просили? – уточнил я.

– Ну да, молодой, не трусь. Попросили, я и согласился. Заметь – не сразу. Скидку мне сделали за проход. Знал бы, оставил тебя пить чай на кухне блокпоста, – сказал Трофимыч.

Есть хотелось, аж судорогой сводило живот. Спирт смешался с водой в моем желудке, и теперь по телу растекалось тепло. Именно в этот момент, впервые почувствовал за себя гордость. Да, тяжело по Зоне ходить, да, чуть не погибли, но я смог! Представляю, если рассказать, что завалили стаю тушек, одна из которых огромная, успели взобраться на вышку, почти коснуться крыши Зоны, и теперь прячемся в ее подвале – не поверят. Скажут: Кузьма мало того, что трус, так еще и сказочник.

Я вдруг понял, мне нравится делать вещи, от которых у других отвисает нижняя челюсть в изумлении.

Взял вату, смочил спиртом из баклажки и начал тщательно вытирать ладони от грязи и крови.

Как и предполагал, Трофимыч недовольно засопел. Ну, да, так бездарно тратить живительную влагу он считал расточительством. Это хорошо.

– Трофимыч, вот скажи, только честно, я что, плохо сегодня поход перенес? – спросил я.

Все же правду говорят, стопка делает из человека гордого петуха.

Трофимыч уже вскрывал ножом банку тушенки. Яркая наклейка с коровкой заманчиво предрекала вкусный шмат мяса вперемешку с жиром и сухожилиями. Последних, как всегда, намного больше мяса.

Трофимыч медлил с ответом. Засомневался, выбирает слова.

– Знаешь, ты, когда действуешь – то Кузьма, а вот когда начинаешь тормозить с принятием решения, – то, извини, солдатик, – наконец-то ответил он. Помолчал минуту, добавил: – без обид. Ты спросил, я ответил.

Теперь я взял паузу. Обидно такое слышать от человека, которого спас. Хотя, если бы сделал все верно, то и спасать не пришлось. Сложный выбор, как ответить. Послать?

– Ну, тогда за взаимную правду. Спорить не буду, так что, – я привстал с табурета и протянул руку.

Трофимыч отложил в сторону нож, вытер ладонь о бушлат и пожал. Крепко так пожал, будто мы заключили договор.

Под ногами грязь, в глубине мерцает аномалия. Я достал маленький складной ножик и начал есть, периодически запивая водой из бутылки. Все же, горд за себя. Я продолжал уминать тушенку, а огонь в лампе пожирал керосин и, по-моему, мы оба счастливы.