Многогранность

Когда девушка перестала трепыхаться и обмякла в моих руках, я ослабил хватку и опустил её на землю. Всё! Ещё с одной сукой покончено! Я почувствовал невероятное ощущение, перед которым даже оргазм терял всю свою прелесть. Луна сегодня была полной и светила необыкновенно ярко. Так что видел я всё отлично, несмотря на тёмные, несуразные скелеты по-осеннему «одетых» деревьев, смыкавшихся над моею головой. Перед моей машиной на пожухлой листве лежало тело молодой полуобнажённой девицы. Несмотря на холодную и дождливую осень, гардероб девушки состоял исключительно из летних, излишне откровенных вещей. Да что, собственно, ожидать от «ночной бабочки»? Чёрт! Меня захлестнула волна ярости.

И какой умник придумал это дурацкое название – «ночные бабочки»?!! Шлюхи они, продажные твари!

Я одним рывком перевернул тело на спину. Безжизненные, с чёрными разводами от туши, глаза смотрели холодно, однако застывший в них страх остался там навсегда. Что не могло не радовать.

Выпутав из её длинных рыжих волос застрявшую удавку, я аккуратно свернул её и убрал в карман.

Моё орудие отмщения и очищения, сколько шей ты обвила в своей смертельной хватке? Если честно, я не помню…

Так, а на десерт у нас ещё и любовные утехи, пока дамочка не совсем остыла. Я нагнулся к трупу и, не церемонясь, стащил с него всё, что было. Теперь передо мной лежало абсолютно нагое тело девушки с прекрасными формами, а белый свет луны придавал ему ещё большее очарование. Я почувствовал дикое желание, трясущимися пальцами расстегнул ремень на брюках и навалился на остывающий труп.

Минуту спустя, когда всё уже было кончено (я мысленно похвалил себя за то, что в этот раз был на высоте и продержался рекордное количество времени), я уже стоял, вытирая со лба пот и тяжело дыша, и никаких более чувств, кроме, бесконечной ненависти не было в моей душе. Ненависти к ней, что лежит, раскинув руки, на опавшей листве. Ненависти к той, что когда-то породила меня на свет!

«Смотрите, пацаны, кто к нам идёт?! Антошка!.. Антошка, а где твоя мама-шлюха?!! Опять в ночь на работу готовится?!!» Ясные, звонкие, терзающие душу голоса из детства насмешливо завопили у меня в голове. За что? За что мне всё это? Я открыл машину, пошарил под сиденьем и извлёк из-под него огромный кухонный нож, закутанный в мягкую ткань. Отрезать голову было делом плёвым, опыт, как говорится, не пропьёшь. Наточенная, как скальпель, сталь точно вошла в нужный «промежуток» между шейными позвонками. И вуаля (франц. «voila»), тренажёр, а лучше сказать, сексуальная игрушка готова, осталось дело за малым, вырвать плоскогубцами зубы. Подождав, когда с отрезанной части стечёт уже густая, сворачивающаяся на глазах кровь, я сунул голову в чёрный мусорный мешок. Потом открыл багажник своей старой «Волги» и положил вновь приобретённый «трофей» для самоудовлетворения. Не забыв при этом достать старую, надоевшую за месяц «игрушку». Её звали Вика (во всяком случае, она сама мне так сказала, незадолго до смерти), я «подснял» её месяцем раньше, и всё это время, голова этой продажной дряни, хранившаяся в моей морозильной камере, помогала мне скоротать скучные осенние вечерочки.

Вырыв неглубокую яму в точно отведённом ей месте, так, чтобы не попасть в старые захоронения, я бросил туда обезглавленное тело. Однако это ещё не всё. Я взял чёрный пакет с головой Вики.

«Ну, что ж, прощай, дорогая! Ты искупила свои грехи, точнее, отработала! Конечно, не вся целиком, пусть только одной своей частью, однако для тебя это и так награда!» – мысленно заключил я, кидая голову в свежую могилу.

Если когда-то такое случится, и мои захоронения снова найдут, полиция непременно узнает почерк одного из ужаснейших маньяков современности, первые жертвы которого были найдены в соседней лесополосе ещё десять лет назад. Пронырливые и вездесущие журналюги, сразу же давшие мне нелепое прозвище Головорез, снова получат пищу для ума. Да, конечно, прозвище соответствовало действительности, но всё-таки я не просто отрезал головы, а хранил их дома, используя в качестве средства для самоудовлетворения, и в итоге голова предыдущей жертвы попадала в могилу к следующей, и так снова и снова. Мне стало обидно, чёрт, я придумал столь хитрый ход, а меня тупо и незвучно обозвали – Головорезом. Ну, да ладно, хрен с ним, с этим прозвищем! Уже слишком поздно, задержался я сегодня, ища по ночному городу жертву, надо скорее зарыть Танюшку (мы успели познакомиться) с головой Вики, и ехать домой. Такой ярый и исполнительный офисный работник, как я, не мог себе позволить опаздывать на работу.

Утро как-то сразу не заладилось, сначала этот необычайно яркий сон, в котором мне явился чёрт, и буквально вырвал меня из тесных объятий Морфея, а потом вдруг неизвестно откуда взявшаяся тревога. Тревога необоснованная, жуткая, подавляющая волю. Меня знобило, словно больного, руки тряслись и отказывались подчиняться. Я сильно обжёг руку, наливая чай, и всё из-за того, что лопнул мой любимый стакан! Из которого я пил вот уже много лет, и это вконец огорчило меня.

Жутко недовольный, зацепившись за дверь в подъезде капюшоном ветровки, я, бормоча проклятья, вылетел на улицу.

– Ой, господи, зашибёшь же! – вскрикнула согнутая в три погибели старушка, в которую я со всего ходу впечатался.

– Ой, простите, Марья Николаевна! – искренне пролепетал я, удерживая старушку. – Простите, не заметил вас, на работу спешу! Что, опять не спится, в такую рань поднялись, темно же ещё?

– Антошка, так это ты? А я сослепу не признала соседа сваво! Какой уж там сон, сынок, мы, старые люди, какие? Нам ни порадоваться, ни погрустить нельзя, всё близко к сердцу принимаем! А вчерась новости посмотрела, а там снова воровство да убийства, так глаз и не сомкнула до утра!

– Да будет вам, Марья Николаевна, за всех-то расстраиваться, своих забот, небось, хватает. Пенсию-то вам повысили, а то одни обещания?

Словно во сне я продолжал говорить, спрашивать старушку о, в общем-то, не особо волнующих меня вещах. А чувство тревоги всё росло и росло во мне. Нервно оглядываясь по сторонам, я напряжённо всматривался в тёмные, неосвещенные углы родной улицы. Неужели вычислили? Нашли, поганые твари! Однако я так просто не сдамся, не видать вам меня в клетке, словно загнанного зверя. Я уже почти не слушал ропчащую на судьбу соседку, и только безумное чувство уважения к старой женщине не давало послать её к чёрту и, сославшись на нехватку времени, быстро ретироваться. Да, передо мной стояла старушка, и это единственная возрастная категория женщин, вызывавшая во мне тёплые чувства. Впрочем, к маленьким девочкам я старался быть снисходителен. Однако одна мысль о том, что этот маленький ангелочек с косичками через несколько лет превратится в похотливую самку, убивала все хорошие чувства.

– Вижу, Антошка, спешишь. – Дошло, наконец-то, я с облегчением выдохнул. – Не буду тебя задерживать своими старушечьими бреднями, иди, сынок, с богом!

В ответ я промямлил что-то невнятное и, дрожа всем телом, сделал несколько быстрых шагов от подъезда. Старушка, с присущей в таком возрасте сварливостью, причитая, скрылась за железными дверями. Что нравилось мне в ней? Да всё! А эта её схожесть с Фаиной Захаровной, моей, пусть не кровной, но настоящей мамой, она сводила меня с ума! Я часто навещал престарелую соседку, помогал ей, чем мог. Я почувствовал, как глаза мои увлажнились. Бедная, бедная моя мамочка, как мне тебя не хватает. Нет! Не той шлюхи, что родила меня неизвестно от кого. А той, что воспитала, пригрела под крылышком забитого алкашом-отчимом мальчишку, выучила и дала дорогу в жизнь! Фаина Захаровна, моя названая мама.

Размышляя о своей нелёгкой судьбе, я не заметил, как дошёл до гаража. Достал массивную связку ключей и замер. Словно ведром ледяной воды меня окатило сзади. Я отчётливо почувствовал на себе чужой, недобрый взгляд. Что же, это должно было когда-то случиться! Двенадцать лет я был неуязвим! Двенадцать лет, с промежутками в один, два месяца, я убивал очередную «королеву обочины», придорожную дрянь, продажную суку! Двенадцать лет «полиция, которая нас бережёт», изо всех сил старалась сделать так, чтобы ужасные убийства в их родном городе не стали известны общественности. Однако и у них случались проколы, несколько раз обо мне становилось известно прессе, и город какое-то время «шумел», пересказывая истории о жутких убийствах. «Всему когда-то приходит конец!» – вспомнил я слова старенькой, умирающей от рака мамы. Значит, и мой черёд настал! Отчего-то я в этом не сомневался. Подчиняясь какой-то неведомой силе, я быстро открыл гараж, а потом и ворота, завёл машину и выехал на улицу. Всё это произошло так молниеносно, что я сам удивился. Обычно мне, довольно большому и грузному, требовалось на эти «процедуры» намного больше времени. Неприятное присутствие чьего-то внимательного взгляда гнало меня прочь от этого места. Освещённый ярким светом вынырнувшей из-за ближайшего дома машины, я влетел в салон «Волги», и, что называется, топтанул. Предчувствие не обмануло меня, за мной гнались! Преследовавшая меня «Лада Калина» без опознавательных номеров, просигналив, моргнула фарами! Ага, хрен вам, опоздали! Я уже в своей машине, а это значит, что остановить меня ох как нелегко! Какой русский не любит быстрой езды? Я был именно тем русским, кто не только любил скорость, но при этом и неплохо управлялся с транспортным средством. Минутное петляние по ещё тёмным дворам, и я выскочил на проспект. Надо отдать должное моим преследователям, «Калина» не отставала.

Как меня вычислили? Когда и где я прокололся? Почему они решили взять меня именно по дороге на работу? И вообще, полиция ли меня преследует, ведь ничего, выдававшего их, не присутствовало? Эти вопросы бешено вертелись у меня в голове, натыкаясь друг на друга, в то время как умелые руки крутили баранку.

– Водитель чёрной «Волги 3110», гос. Номер С 746 КН, снизьте скорость и сверните с дороги! В противном случае мы будем вынуждены применить оружие!!! – раздался угрожающий голос, и только потом я услышал вой сирены, и увидел присоединившийся к погоне УАЗик с синими номерами. – Водитель чёрной «Волги 3110», требую подчиниться! На обочину, живо, или я стреляю!

– Ага, ща, испугали меня! Хрен вам, да каждому в морду! Полиция, милиция, какая разница, мусора вы поганые, как вас ни переименовывай! – орал я, не в силах сдержать эмоции.

Несмотря на раннее утро, движение на дороге было довольно активное, и мне никак не удавалось оторваться от двух упрямо нагоняющих меня машин. И тогда я, долго не мучаясь в выборе правильного решения, резко выскочил на встречку. Что, слабо вам, суки?!! Я злорадно рассмеялся, пересёк встречную полосу и нырнул в тёмный проулок.

Резкий, так что я даже не успел почувствовать боли, удар швырнул меня вперёд. Звон разбивающегося стекла и скрежет тормозов. Ещё удар и мрак. Однако ощущение кромешной тьмы длится недолго, резко вскакиваю.

– О боже! – впервые за много-много лет я произношу это слово, вырвавшееся из моих уст нечеловеческим криком.

На асфальте, прямо под моими ногами, рядом с влепившейся в бок «Лексуса» «Волгой», лежало окровавленное тело грузного, высокого мужчины, с редкими растрёпанными волосами. Моё тело! Что пробив лобовое стекло вылетело из машины и прилично протащилось по асфальту.

Но как такое возможно?!! Как?!! Вот он же я, стою на ногах!

Цепенея от догадки, я взглянул на вытянутую ладонь. Свет фар, останавливающихся возле места аварии преследовавших меня машин, прошёл через конечность насквозь, и нисколько не ослепил меня. Вмиг высыпавшие из машин полицейские бросились ко мне, точнее, к моему окровавленному телу. Я даже отпрыгнул в сторону, ощущая невероятную лёгкость. Но стоявшего рядом с ними меня они попросту не замечали.

– Готов! – прощупав пульс на моём, теперь уже бывшем, теле, констатировал высокий черноволосый служитель закона.

– Мразь поганая! – яростно зашипел пузатый коротышка с пышными усами, и даже замахнулся для удара ногой, но вовремя совладал с собой. – Гореть ему в аду!

– Ребят, вызовите скорую, эта ещё жива! – крикнул кто-то из копошившихся возле «Лексуса» оперативников.

Я тоже это почувствовал, не знаю как, но я знал определённо – водитель, а точнее, водительница злополучной машины была жива. Чёрт, она жива, а я, значит…

– Меня кто-то звал?!

Шипящий, невероятно громкий голос накрыл меня, прозвучав сразу со всех сторон, ворвавшись в уши вместе с пронизывающим до костей холодным ветром. Я опять чувствую своё тело! Перед глазами всё поплыло, замерцало, «размазываясь», сливаясь в один серый непроглядный туман. И вдруг свет, яркий, ослепляющий. Глаза будто выжигали огнём, я застонал, схватившись ладонями за мокрое от слёз лицо. Свет, боль – всё уходило, а вместо этого пришло новое ощущение – холод.

В последний раз протерев слезящиеся глаза ладонями, я развёл их в стороны и прохрипел в изумлении: «Мать твою!»

– Нет уж, голубчик, твою! Твою мать! И ты её скоро увидишь! – ледяной баритон за спиной заставил меня подпрыгнуть от неожиданности и испуга, однако повернувшись я понял, что прозвучавший голос – это ещё цветочки, а ягодка стояла в двух метрах от меня, поводя чёрным хвостом. – Привет, – просто произнес чёрт (точная копия того, что приснился мне утром), не вкладывая в приветствие никакой интонации, и сердце моё зашлось.

В знакомой до каждого кустика лесополосе, которую я узнал бы даже в бреду, стоял огромного роста, с копытами на ногах, с закрученными бараньими рогами и свиным пятаком на тёмном, заросшем чёрной шерсть лице, не сводя с меня красных с ромбовидным зрачком глаз, самый что ни на есть, настоящий чёрт!

– Я в аду? – запинаясь, как первоклашка перед строгим учителем, не задумываясь, промямлил я.

– Ээээ-э-э, да ты спешишь, Антошка, место в аду не даётся абы кому, да абы как, его надо заслужить! – густой баритон чёрта перешёл в хриплый смех. – Понял меня, заслужить!

Я судорожно сглотнул, и, оглядываясь по сторонам, попятился назад. Ночь, светлая из-за полного круга алой луны и звёздная. Но сейчас уже должен был наступить рассвет!

– Рассвет, – словно пробуя на вкус это слово, произнёс чёрт, явно читая мои мысли. – Это всего лишь один пункт из большого списка радостей, которых ты лишаешься навеки!

– Что за бред ты несёшь?!! Ты кто?!! – выпалил я, отчётливо различив невдалеке припорошённые опавшей листвою могилы! Мои захоронения, так сказать!

– Бред – это то состояние, что будет присутствовать в твоём существовании вечно! – В мгновение ока остававшийся стоять на одном месте чёрт возник рядом со мной. – А величают меня Проводником! – Его мерзкая рожа с козлиной бородкой склонилась ко мне, обдавая горячим и смрадным дыханием. – Проводником в ад!

Вылетевшая вперёд рука с загнутыми когтями резко и больно ткнула меня в грудь, и я грохнулся на землю. Да, этот чёрт не такой, каким я привык его видеть в книгах или кино. Наверное, потому что он настоящий!

– Ты ещё в чём-то сомневаешься? – удивился Проводник-чёрт. – Ну, тогда наслаждайся!

Что-то сильно и больно ухватило меня за голову, прижимая к мокрой земле, которая буквально взорвалась фонтанами рыхлого грунта вперемежку с вонючей, похожей на гной, массой, заливая мне лицо и одежду. Я дёрнулся, тщетно пытаясь освободиться, и с ужасом увидал руки. Руки, много рук, они торчали прямо из земли, костлявые, и совсем свежие, с едва подвергнувшейся гниению плотью. И все они тянулись ко мне, рвали одежду, добираясь до тела. От собственного бессилия и жуткого, животного страха я зарычал, крутнувшись по земле, сминая под большой массой собственного тела торчащие конечности. Это помогло, я вскочил на ноги. Чёрта или как он себя сам назвал, – Проводника в ад, не было видно нигде. Однако это нисколько не облегчало разворачивающуюся ситуацию. Из земли проворно вылезали безголовые женские тела! Мои жертвы! Все до одной!

– Эй, подруга, не думаешь возвратить мне моё тело, истосковалась я по нему? – жалобно спросила гнилая, с остатками рыжих волос, голова, находясь в руках безглавого трупа. – Махнёмся, а? Тело-то у меня твоё!

– Легко! – бодро ответила другая, белобрысая, зажатая костлявыми пальцами второй безглавой мертвячки. – Лови! Оп!