Капуцины

– Хороший ответ, – едко похвалил Даган. – Мне сразу все стало понятно. И что – они все втроем талисманят? Или их можно разделить и на три разных корабля приспособить?

– Каждый капуцин – в отдельности талисман. И все вместе они – тоже талисманы, – смиренно ответил Илуш.

– Кретин! Может, ты мне скажешь, наконец, чем они занимаются? Чем на хлебушек зарабатывают? Отчего это они вдруг все такие талисманистые? Илуш, ты вообще соображаешь, о чем говоришь? Талисман – это суеверие, это оберег! Защита от несчастного случая. Если мы на выходе из потока напоремся на метеорит – чем нам смогут помочь твои капуцины?

– Ничем.

– Тогда какой от них прок?

– Метеориты – не единственная возможная проблема в космосе, владетель. Тем более для торговца.

– Для защиты торговцев существует космический флот Сферы!

– Он не всегда может успеть вовремя. И не всегда имеет возможность вмешаться.

– Только не говори об этом правительству Сферы! А то они решат, что мы хотим отвертеться от оборонного налога… Кстати, что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что мы можем попасть на планету с дурацкими законами. И по незнанию нарушить их. Это, между прочим, не такая уж редкость. Чаще всего недоразумения происходят на планетах с негуманоидным разумом. Но встречаются и гуманоидные миры. Даже человеческие. Сфера огромна, владетель.

– Спасибо. Без тебя я этого не знал. Мы не о Сфере речь ведем, а о капуцинах. Что с ними?

– Вот в таких ситуациях они и приходят на помощь.

– Да в каких ситуациях?! Ты можешь хотя бы пример привести?

Илуш задумчиво почесал лоб. Не то, чтобы вопрос его озадачил – видно было, что он просто собирается с мыслями.

– На Гардарике мы с твоим дедом слышали, – наконец медленно заговорил он, – что одного шкипера арестовали за то, что курил. Там курить вообще нельзя – много торфа. А местные термиты свои города из дерева ваяют… Короче, не дай бог – искра попадет не туда, куда надо, и любой город за считанные минуты выгорит. Поэтому на Гардарике под страхом смертной казни курить запрещено. А шкипер закурил. И его арестовали. Поэтому я и говорю, что флот Сферы не всегда может помочь, когда у торговцев проблемы.

– Дурацкий пример, – хмыкнул Даган. – Шкипера-то казнили?

– Нет, – Илуш глянул на князя исподлобья. – Там оказался капуцин.

– Он немного поколдовал, и шкипер чудесным образом перенесся на родную планету, – с серьезным видом докончил Даган.

– Нет. Шкипер отправился назад на своей шхуне. Казнили капуцина.

– Капуцин тоже курил?

– Нет. Капуцины знают о законах больше, чем любой юрист Сферы. И очень уважают их.

– Тогда за что его казнили?

– За шкипера.

– То есть как – за шкипера?!

– Шкипер не мог знать законы всех планет, на которые его занесут торговые дела. У него голова совсем другим забита. Он нарушил закон Гардарики не по злому умыслу, а по незнанию. И его казнь была бы не очень справедлива, правда? А капуцины – они потому и считаются талисманами, что улаживают такие неприятности.

– Чушь! – возмущенно протянул Даган. – По-твоему, это называется улаживанием неприятностей? А, по-моему, это крайняя степень кретинизма, помноженная на врожденное слабоумие!

Он развернулся, собираясь уходить, но Илуш схватил его за локоть:

– Владетель, я…

– А ты вдвойне кретин, если думаешь, что я поверю в эти бредни!

Даган вырвал руку и покинул каюту советника, громко хлопнув дверью.

Цель, ради которой он шел сюда, не была достигнута. Ощущение, что его надули, никуда не делось после беседы. Больше того, оно дополнилось неприятным открытием: его продолжают надувать! Даган в грош не ставил рассказ советника. Это же как низко нужно ставить умственные способности князя, чтобы попытаться купить его на дешевое «мы слышали»? «Нам рассказывали…». «Знакомый знакомого троюродного деда двоюродной жены божился кому-то, что…». И ведь Илуш, подлец, такую планету выбрал, что не придерешься. Гардарика – планета настолько обособленная, что даже преподаватели юного князя, хоть и старались вложить в него максимум знаний о мирах Сферы, с которыми возможны торговые отношения, упоминали о ней вскользь и походя. Да, планета негуманоидная, населенная огромными зелеными муравьями, которые торгуют кислотой собственного производства и червем вахаха. Червь примечателен тем, что полностью усваивает почву, но отсеивает песок. Очень удобный для строительной промышленности зверь. Но из этого минимума информации невозможно было почерпнуть ничего, что подтвердило бы или опровергло рассказ Илуша.

Но больше всего Даган был возмущен наглой ложью советника относительно казни капуцина вместо набедокурившего шкипера. У князя в детстве был слизень с Аиши-9, абсолютно безмозглая тварь, сплошной желудок со всеми свойственными желудку инстинктами. Сдох, кстати, очень логично – каким-то образом пробрался во дворцовые кладовые и жрал разные вкусности до тех пор, пока в буквальном смысле слова не взорвался. Так вот, даже этой безмолвной твари было совершенно ясно, что никто, будучи в здравом уме и твердой памяти, не примет добровольно смерть за чужие грехи. Такое только в священных книгах возможно. А Илуш уверял – пока еще окончательно в ложь не скатился, – что капуцины к религии отношения не имеют.

Раздраженный, князь вернулся в свою каюту и бросился на кровать. Во всей этой истории был момент, которого он никак не мог понять. Зачем Илушу понадобилось так нагло и откровенно лгать? Если не хотел открывать истину, мог бы придумать что-нибудь более правдоподобное. Но выдал почему-то именно эту версию. Чтобы еще раз продемонстрировать пренебрежительное отношение к умственным способностям Дагана? Но в таком случае разум самого советника находился в крайне плачевном состоянии – играть в подобные игры с владетелем, от которого, как ни крути, зависело его благополучие, было не очень разумно.

Взъерошенные мысли, казалось, топорщились из головы князя, как колючки из шишки бальбуса, и не давали спокойно лежать. В конце концов, хозяин он на своем судне, или нет? Если его мучает какой-то вопрос, то нужно пойти и выяснить, почему он его мучает. Коль скоро от Илуша правды добиться не удалось, то нужно идти к капуцинам. В конце концов, кто лучше них самих знает, кто они такие? И Даган совсем было собрался встать и отправиться прямиком во вражеский стан, когда в дверь постучали.

– Кто? – угрюмо спросил он.

– Это я, владетель, – раздался вкрадчивый голос начальника охраны. Когда нужно, он умел говорить на удивление подобострастно. Что, признаться, никак не вязалось с его могучей фигурой. – Бахал. Можно войти?

– Входи, – Даган принял сидячее положение. Голос князя оставался так же угрюм, но в нем прорезалась и властность.

Он недолюбливал Бахала за пресмыкание перед сильными мира сего, хотя для начальника княжеской охраны таковым являлся только сам Даган. Тем не менее, было очевидно, что, будь над Бахалом больше начальства, он с такой же готовностью пресмыкался бы перед всеми. Даган никогда не задавался вопросом – а, по молодости лет, не мог знать наверняка, – как его охранник сделал карьеру. Впрочем, не задавался именно потому, что ответ был очевиден. При своем характере Бахал мог выбрать лишь один путь для подъема по служебной лестнице. И надо отдать ему должное – к тридцати пяти годам он достиг пика. Теперь ему приходилось склонять голову лишь перед одним человеком. На всех остальных он мог смотреть свысока и поплевывать. И смотрел. И поплевывал.

Охранник осторожно ступил через порог – высокий, сильный. И вместе с тем – смиренно-настороженный.

– Что у тебя? – отрывисто бросил Даган.

– Пришел доложить, что обход постов завершил, никаких нарушений не выявил.

Чтобы не дробить зря людские ресурсы, а заодно и из экономии, Даган отказался от традиционной экспедиционной охраны, возложив ее обязанности на своих людей. Предварительно посоветовавшись с Илушем, который поддержал князя, похвалив его идею – дескать, весьма благоразумное решение. Тогда, с грустью подумалось Дагану, советник еще не стремился запудрить ему мозги, рассказывая нелепые бредни о капуцинах. Тогда, помнится, даже Бахал какое-то время испытывал к Илушу нечто, похожее на благодарность. Еще бы – зона ответственности возросла, а значит, возросли и полномочия. Для Бахала это означало одно – у него появилась возможность помыкать новыми людьми. Целую неделю он ходил, выпятив грудь колесом.

– Закрой дверь, – неожиданно даже для самого себя, потребовал Даган. Охранник, подозрительно стрельнув в князя глазами, повиновался. – В баре стоит вино. Достань бутылку куатанского. И два бокала.

Это уже было нечто из ряда вон. Два бокала – значит, Бахалу придется пить с князем. С князем! Мощная грудь охранника снова выпятилась от гордости.

– Тебя что-то гнетет, владетель? – осторожно спросил он, наполнив бокалы.

– Гнетет? – хмыкнул Даган. – Пожалуй, что да. Что ты думаешь об этой троице?

– Троице?

– Да! О тех оборванцах, что сейчас занимают каюту Ч.

– Не знаю, владетель. Я их не видел.

Даган задумчиво опустошил свой бокал. Вообще-то, князя нельзя было назвать пьющим – что для человека его возраста и возможностей было довольно странно. Не будь перед глазами примеров отца и деда, так или иначе принявших смерть от спиртного – и кто знает, может быть, Даган переплюнул бы их обоих. Но юный князь в плане алкоголя был весьма сдержан. Что позволяло ему сохранять ясный ум – насколько он может быть ясным у семнадцатилетнего парня, и без того опьяненного почти безграничной властью.