Капуцины

– Что ж… Но остальное стадо в столовой?

– Да, владетель. Им оттуда не выйти. Я приказал своим людям быть в готовности номер два, но в случае опасности немедленно переходить к активной фазе.

– Не совсем понял твою речь, но прозвучало внушительно. Как по твоему, они могут взбунтоваться?

– Я бы сказал, что недовольство достигает восьмидесяти градусов, а готовность поднять мятеж – шестидесяти. Так что да, вполне могут.

– Замечательно, – Даган потер руки. – Пора показать, наконец, кто на этом судне главный. Идем к ним.

Бахал вытянулся, всем своим видом выражая готовность следовать за господином хоть к центру самой горячей звезды. Илуш же с тревогой заметил:

– Я думаю, что не стоит тебе идти туда в таком настроении, владетель.

– А что тебя смущает? Пусть эти скоты раз и навсегда усвоят, что на «Шторме» я хозяин. И, кстати, почему это мне не стоит? Тогда уж – нам всем не стоит. Потому что ты идешь с нами. Так что двигайся.

– Но, мне кажется…

– Кажется? – язвительно перебил Даган. – Не расстраивайся: это все из-за состояния материи в скрытом потоке. Здесь все как будто кажется. Все расплывается, колышется. Это нормально. В общем, шагай.

Чтобы добавить словам князя веса, Бахал положил огромную длань на плечо советника, и тот, тяжело вздохнув, шагнул вперед.

3

Общая столовая выглядела как минимум странно. Обычно обитатели «Шторма» предпочитали утолять голод в своих каютах – это было и быстрее, и удобнее. В столовой же если и собирались какие компании, то на чей-то праздник и в количестве пяти, много – десяти человек. Сказывалась неявная клановость. Экипаж судна, члены торговой экспедиции и команда охранников жили весьма обособленно друг от друга. Четвертым кланом можно было считать персонал лазарета, но те вообще были непонятны для остальных – все время витали в каких-то своих, медицинских, эмпиреях. Хотя случись кому сломать, например, палец, и доктор Яммуш сотоварищи с готовностью исправляли сию досадную неприятность. После чего возвращались к своим, недоступным для других, думам.

Ну и, конечно, особняком в клановой иерархии стоял князь.

Сейчас же все столы в обширном помещении были сдвинуты в центр, собраны в один длинный, общий, за которым расположилось больше тридцати человек – невиданная доселе картина. Экипаж «Шторма» и члены торговой экспедиции. Впервые за весь полет два клана объединились.

Даган медленно осмотрел собравшихся, пытаясь поймать хотя бы один взгляд. Из этого ничего не получилось – как и предупреждал Бахал, при появлении непосвященных собравшиеся дружно принялись делать вид, что завтракают. И не беда, что в тарелках перед ними была налита лишь какая-то жидкость, по цвету слегка напоминающая бульон – ложки так и мелькали. Кто скажет, что это не завтрак? При этом ни один человек даже не подумал встать при появлении князя. Само по себе это еще не тянуло на полноценный мятеж, но общий настрой собравшихся отражало отлично. Впрочем, будь они даже настроены решительнее, бояться князю было нечего. Все три двери, ведущие в столовую, были распахнуты, и периметр помещения деловито занимали охранники. Сам Бахал, по своему обыкновению, маячил за левым плечом владетеля. Справа, ссутулившись, стоял Илуш, но даже его поникшая фигура не могла смазать общей внушительной картины. Столовая, безусловно, была взята под контроль.

– Голод, понимаю, – с деланным сочувствием проговорил Даган. – Голод – он и при сверхсветовых скоростях голод. И какая разница, что перед вами князь стоит, если кушать хочется? А ну, встать!

Ответом ему были дружные шлепки ложек по той невзрачной жиже, что наполняла тарелки протестантов. Впрочем, князь и не ожидал, что одного грозного окрика хватит для усмирения смутьянов. А потому продолжил – в довольно даже спокойном тоне:

– Вы что же это задумали? Решили доказать, что вы тоже сила, с которой мне нужно считаться? И момент какой замечательный подобрали: когда «Шторм» в космосе. И способ неплохой: плюнуть на обычаи предков и не вставать при появлении владетеля. Смелые, гордые люди, ничего не скажешь! Может быть, кто-нибудь из вас хотя бы объяснит мне, чего вы добиваетесь?

Протестанты ничего объяснять не стали. Они все также орудовали ложками, словно и не было в столовой никакого князя. И охранников, выстроившихся вдоль стен, не было. И лучевых пистолетов в руках у этих охранников тоже не было. И вот это безразличие задело князя куда сильнее, чем любые претензии. В претензиях, покопавшись, можно было хоть рациональное зерно обнаружить, а, отталкиваясь от него, привести какие-то контраргументы. В безразличии же оттолкнуться не от чего.

– Псы вы шелудивые, а не смелые и гордые люди, – подвел итог Даган. И, хоть и собирался вести себя со всем возможным достоинством, чтобы показать противной стороне, что в нем течет кровь настоящего правителя, не выдержал и сорвался на крик: – Встать, когда с вами князь разговаривает!

И ничего не произошло. Бахал пару раз кашлянул за плечом озадаченного князя и негромко сказал:

– Я знаю, что нужно делать, владетель.

– Да? – ехидно спросил Даган. – Ну, так поделись.

Охранник не стал ничего объяснять словами. Он прошел в конец стола, вынул из-за пояса лучевой пистолет и, переведя его на малую мощность, распилил составное сооружение пополам – на всю длину. Едкий дым горелого пластика тут же заполнил помещение, норовя проникнуть в легкие, не разбирая, кто здесь бунтовщик, а кто – усмиритель. Стол, продержавшись секунду, сложился буквой «М». Ссыпаясь к середине провала, зазвенели тарелки. Не ожидавшие такого поворота событий протестанты окаменели с занесенными ложками. Зато быстро среагировала система безопасности. Уловив в столовой повышенный уровень задымления и локализовав его источник, она оперативно окатила струей воды и разрушенный стол, и потенциальных смутьянов, еще больше усилив их растерянность.

Бахал явно не рассчитывал на такую поддержку, но сделал вид, что так и было задумано – ибо произведенный эффект ему понравился. Он вернул пистолет на место и с довольным видом посмотрел на князя, приглашая того продолжить увещевания.

Даган не торопился – не в состоянии был. Сперва пришлось дождаться, пока вытяжные вентиляторы, которые заработали сразу по прекращении холодного душа, очистят воздух до приемлемого уровня. И лишь после этого полузадушенным голосом – ибо ядовитые пары все еще были весьма чувствительны – князь сказал:

– Встать, скоты! Иначе следующим выстрелом Бахал подрежет ножки вашим стульям. Очень может быть, вместе с вашими ногами.

Протестанты медленно поднялись. Не факт, что они испугались угрозы. Но сидеть за разваленным столом с ложками наперевес было глупо. Впрочем, не менее глупо они выглядели и поднявшись. Хотя сделали все, чтобы по-прежнему смотреться очень непокорно – стояли, как сидели, в два ряда, лицом друг к другу, не обращая внимания ни на князя, ни на охранников. Картину портили ложки. Они были явно лишними.

Но Даган не оценил курьезности момента. Нервная система, и без того изрядно расшатанная последними непонятными событиями, была добита упрямым молчанием протестантов. Даже тот факт, что они выполнили последнее требование, поднявшись на ноги, ничуть его не порадовал. Душа с мазохистской настойчивостью требовала ответа – чего ради подданные решили взбунтоваться? И, хотя было совершенно ясно, как этот ответ будет звучать, противиться порыву души князь не мог. А потому решительно шагнул к строю непокорных и, не выбирая, хлопнул по плечу первого попавшегося.

– Эй, ты! Я хочу услышать, почему вы здесь собрались!

Тот попытался сделать вид, что не заметил хлопка, но Бахал, вполне вжившийся в роль катализатора переговоров, многозначительно потрогал висящий на поясе пистолет. Намек был более чем прозрачен. Протестанту волей-неволей пришлось повернуться.

Оказалось, что неосознанный выбор князя пал на Харраса – одного из снабженцев. Мелкая сошка в общей иерархии, вряд ли имеющая какой-то вес в общем протестном движении. Но он все-таки был из посвященных, а значит, мог удовлетворить не вполне здоровое любопытство князя.

Харрас, хоть и повернулся к владетелю лицом, повинуясь приказу его телохранителя, но по-прежнему старался демонстрировать неповиновение. Стоял потупившись и все так же сжимал в руке ложку. Видимо, сей предмет исподволь становился для бунтарей своеобразным символом протеста. И владетель, как ни был молод и неискушен в подобных вопросах, сумел это уловить. Поэтому первым делом вырвал ложку из волосатой руки снабженца. Символ – это опасно. Это сильный психологический союзник. Отнять такого союзника – значит, серьезно подорвать моральный дух противника.

Примерно так думал князь. Что по этому поводу думал Харрас – неизвестно, но, когда Даган, ко всему прочему, взял его за подбородок и поднял голову, чтобы видеть глаза протестанта, он разлепил губы и спросил:

– Что ты хочешь услышать от меня, князь?

– Я хочу услышать, что привело вас всех в столовую, – с обманчивой мягкостью объяснил Даган.

– Капитан Хаддад тяжело ранен. Здесь все уверены, что это твоих рук дело. – Харрас, лишенный ложки и вынужденный смотреть князю в глаза, постарался придать своему взгляду твердость и успешно справился с этой задачей.

– Уверены? То есть, кто-то видел, как я втыкал ножку бокала капитану в глаз?

– Я не видел, князь. Но ты сам сказал, что Хаддад ранен в глаз. Откуда ты мог это узнать?

– Интересно, – заметил Даган. – Ты что, решил устроить мне допрос?

– Я просто отмечаю несоответствие.

Спокойный голос Харраса отнюдь не способствовал душевному равновесию владетеля. Ответ князь буквально прорычал:

– А ты не думал, что мне об этом мог сказать Илуш?!

– Князь, – решил встрять советник, но его голос на общем фоне казался таким слабым и бесцветным, что был попросту проигнорирован. Даган, снова возбудившийся сверх меры, вплотную придвинул свое лицо к лицу Харраса и зашипел:

– У меня такое ощущение, что вы, скоты, окончательно утратили чувство реальности. А капитан – больше всех. И свою рану он заслужил. Разорви меня вакуум! Он что – в самом деле решил, что самый главный на «Шторме»? Да еще набрался наглости заявить мне об этом в глаза! Запомни, ты, пыль межзвездная – я, князь Даган, есть владыка княжества Угарит и всего того, что этому княжеству принадлежит, где бы оно ни находилось и что бы собой ни представляло! И мне плевать на всякие дурацкие традиции, которыми вы пытаетесь меня опутать. Отныне я отменяю все традиции! Я – верховная власть на корабле и вы все – слышали?! – должны беспрекословно мне повиноваться. А не устраивать здесь демонстрацию протеста. Иначе – клянусь! – самые строптивые получат свой осколок стекла в глаз. И лягут рядом с Хаддадом. Я ясно выразил свою мысль?

Глядя в налившиеся кровью глаза князя, Харрас молчал. Но испуганным он не выглядел, скорее, наоборот – его начало захватывать то же чувство, что и юного владетеля. Он страшно побледнел и на туго обтянутых кожей скулах заиграли желваки. Бахал, приметивший состояние снабженца и опасавшийся, что тот утратит над собой контроль, властно проговорил, обращаясь ко всем:

– Что, умники? Слышали волю владетеля? Для самых тугоухих повторяю: нечего устраивать здесь демонстрацию. Поэтому живо побросали ложки и разошлись по своим каютам.

И, чтобы придать дополнительный вес своим словам, он вытащил пистолет из-за пояса.

К немалому удивлению, и даже огорчению Бахала – а как же; ведь подвергался сомнению его авторитет – ни речь, ни грозный жест не произвели на присутствующих никакого впечатления. Во всяком случае, явного. Никто не спешил звенеть брошенной ложкой, да и глаз от пола никто не стремился отрывать. Только Харрас, та самая мелкая сошка, которая прежде была готова по первому требованию услужить сильным мира сего, был без ложки и смотрел не в пол, а в лицо князя. Но и он не выказывал готовности подчиниться. Все так же стоял, фехтуя с владетелем клинками взглядов. Невероятная ситуация, которую еще вчера невозможно было представить.