Трое в преисподней, не считая мертвецов. Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по тебе

Лисичкина, из-за толчка грузно опустившаяся на свободное сиденье за Павлом, недовольно нахмурилась, но в ту же секунду лицо ее снова прояснилось. Снегирев, сидевший слева от нее, краем глаза наблюдал за женщиной. Трепещущие ресницы, покрытые слоем дешевой липкой туши, ложащейся неприятными комками, ровной и плавной дугой немного загибались вверх, открывая чистые светло-голубые глаза, и Снегирёв теперь ассоциировал их с прозрачным небом Сибири: неприступной, дикой и необузданной, но привлекательной этой своей иной красотой. Лисичкина, щурясь от солнца, заглядывающего в запотевшие окна, немного морщила нос, отчего уголки ее пухлых розовых губ немного приподнимались, и ее мягкий профиль украшала невинная, совсем девичья, улыбка. Такие женщины никогда не стареют и никогда не теряют своей юной красоты. Навсегда они остаются по-своему симпатичны, и каждый прохожий невольно будет оборачиваться им вслед в надежде как можно более точно запечатлеть и оставить в памяти эту редкую, будто светящуюся, но немного как будто расплывчатую из-за этого внутреннего света, красоту, чтобы потом, в минуты задумчивого одиночества, снова вызывать у себя в памяти образ приятной и милой упорхнувшей незнакомки. Снегирёв любовался ее низким, но отнюдь не суровым, лбом, на котором сейчас прорезались тонкие морщинки, немного пухлыми румяными щеками, и вдыхал сладковатый косметический аромат пудры. Волосы Светланы, уже немного отросшие, вились вокруг ее шеи, и сквозь тонкие сбитые пряди проскальзывали солнечные лучи, отчего Лисичкина была похожа на весенний одуванчик. Она вдруг довольно резко обернулась, и Снегирёв сделал вид, что смотрит куда-то за голову сидящего перед ними Уткина.

– С вами что-то не так? – обеспокоенно спросила женщина и наклонилась вперед, чтобы поймать взгляд его темно-карих глаз. Виктор покачал головой, и его каштановые локоны рассыпались по высокому лбу, упав на виски.

– Все в порядке. Конечно, странно осознавать, что ты – виновник смерти собственного младшего брата, но по-другому поступить я попросту не имел права. Думаю, вы это понимаете, как никто другой.

Лисичкина тяжело сглотнула и кивнула.

– Конечно. Мне просто хочется, чтобы все это поскорее стерлось из памяти, но я же знаю, что такого никогда не произойдет. Вы теперь, как и я, будете спать и видеть смерть самого близкого и родного, что у вас было в жизни.

– Самое близкое и родное, что есть у меня в жизни – это вы теперь и Паша. С Вовой мы никогда не были друзьями, – тихо произнес Снегирёв и отвернулся к проходу. Его коричневые волосы отливали на солнце золотом, и гладко выбритая щека сияла свежестью и молодостью. К новой черной куртке уже успел приестся запах дорогих сигарет, но Лисичкина уже привыкла к нему, как к постоянному и неотъемлемому атрибуту, без которого Виктор был бы не Виктором. Женщина глубоко вздохнула и распахнула бежевое пальто, развязав пояс.

– Долго еще?

– Полчаса, думаю. И столько же мы еще в очереди простоим.

– Было бы, ради чего стоять, – проворчала Светлана и устроилась поудобнее на жестком сидении, положив голову на плечо Виктора. Снегирёв промолчал и вновь задумался о своем, устремив взгляд куда-то в пустоту, бесконечное неизведанное пространство, и Лисичкина гадала, что могло скрываться в потаенных уголках его закрытой и мечущейся в клетке души.

Неприятная девушка в белых наушниках вышла на остановке, и Павлу стало намного легче. Он выдохнул затаившееся внутри него напряжение и повернулся к своим друзьям.

– Не знаю, как вы, но я точно не забуду это наше приключение. Я убил невинного человека его же оружием. Теперь мне прямой путь в преисподнюю.

Светлане хотелось посмеяться, но она поняла всю суть происходящего. Тогда ей самой было неловко за то, что она заставила парня убить таксиста, из-за чего тот ныл всю дорогу. Но теперь она вспоминает это с улыбкой. Уткин спас ей жизнь. Они все живы и едут домой. Разве это плохо?

– Он бы убил нас, Паша, – сказала она, протянула руку к его плечу и сжала его. – Все хорошо.

Парень странно улыбнулся и отвернулся.

Автобус, кряхтя, тронулся и поехал дальше. Светлане было невыносимо жарко, она хотела быстрее добраться в просторный аэропорт со свежим воздухом, высоким потолком…

– Знаете, Виктор… – прошептала Лисичкина.

– Да? – он казалось очнулся от сна и округлившимися глазами взглянул на нее.

– Я порой думаю… Зачем нам ехать домой? У нас там лишь работа. Ни семьи, ни друзей там нет.

Виктор молчал.

– А иногда я так сильно хочу туда, что готова кричать на вас благим матом, лишь бы вы быстрее собрали свои вещи.

Светлана выдохнула, дотронулась до горячей шеи и сказала:

– Воспоминания. Прошлое. Вот, что держит нас в родных местах. Даже если теперь там нет семьи, когда-то же она была… Из-за этого я и хочу вернуться.

Виктор кивнул. Знакомство с Ростовой, ее смерть и любовь к нему – все это произошло в Ярославле. А еще он нашел там друзей. Хотя, вот удивительный факт, родина его совсем в другом месте. Только теперь родных там уже нет. Все они умерли. Куда ему ехать? И любовь, и семья остались в прошлом, в разных городах. Но он знал, куда. Виктор поедет за своими друзьями, и если их родина – Ярославль, то он отправится туда же безо всяких вопросов.

Он любил Светлану и Павла, какими бы они ни были.

Проехав, покачиваясь и хрипя, еще минут десять, автобус неожиданно для всех резко затормозил, и пассажиры, повинуясь силе инерции, невольно подались вперед, стремясь ухватиться руками за спинки передних сидений. Женщина с внуком, вытянув шею, подобно испуганной старой гусыне в белом чепце, какие обычно изображаются на страницах старинных английских сказок для детей, старалась заглянуть через головы сидевших перед ней людей туда, где находился водитель. Мальчик, озираясь по сторонам, уже готов был зарыдать, сам не до конца понимая, из-за чего, и Светлане даже не захотелось наблюдать за ребенком: она не терпела в людях плаксивости, даже в детях, и свою дочь воспитывала такой же – волевой, сильной духом и предпочитающей бессмысленным слезам молчаливую рассудительность. Лисичкиной всегда говорили, что ее дочь серьезна не по годам, но она заметила в этом ее свойстве некоторый откат, когда девочка подросла. Почему-то Аня вдруг стала не самостоятельной и по-младенчески наивной, если не сказать глупой. Женщину это, как мать, беспокоило, но она старалась не придавать легкомыслию дочери особенного значения – в конце концов, это могла быть одна из стадий ее взросления, только и всего. Но увидеть Аню по-настоящему повзрослевшей Светлана уже никогда не сможет, и останется последней Лисичкиной в своем непродолжительном и скудном роду.

Бабушка, стряхнув с себя цепкую ручку уже неприятно хнычущего внука, приподнялась и спросила скрипучим, истинно старушечьим голосом:

– Ну, что там еще такое случилось?

Как и у большинства коренных, уже старых, сибиряков, ее речь была плавной, закругленной, и она старательно отмечала в каждом слове букву «о», даже несмотря на то, что на ней могло не стоять ударения.

Водитель из противоположного конца автобуса громогласно прорычал охрипшим баритоном:

– Авария впереди! Сейчас будем объезжать.

Здесь не выдержала сохранявшая спокойствие до этого Лисичкина.

– Да как можно! Люди в аэропорт спешат, чтобы домой улететь на работу, потому что в кошельке последние пять рублей остались, – она, конечно, преувеличивала, но пассажиры понимающе закивали, – а вы говорите, что мы сейчас потратим лишние полчаса на объезд, если не больше?

– Милочка, нам до аэропорта осталось десять минут! – Мужчина, кашлянув, даже не посмотрел на Светлану. – Объедем быстро, не переживайте.

– Куда вы предлагаете сейчас ехать? Разворачиваться и обратно, до поворота, который был двадцать минут назад?

– Подойдите сюда, пожалуйста.

– Сиди! – зашипел Уткин, схватив женщину за рукав пальто. – Он вышвырнет тебя сейчас отсюда!

Лисичкина вырвалась и, обогнув Виктора, прижавшего под сиденье длинные ноги, насколько это было возможно, уверенно прошла вперед, к месту водителя, все еще державшего руки на черной и потной баранке руля.

– А теперь взгляните, пожалуйста, в окно, дорогуша. Вы что видите?

Лисичкина зарделась униженным румянцем детского стыда. Ну, конечно! Перед ней открывалась двухполосная дорога, причем полоса была не сплошной, навстречу проезжали редкие иномарки, а столкнувшиеся в аварии отечественные «Жигули» не загораживали и половины проезжей части, остановившись вблизи обочины. Она корила себя в несдержанности и излишней суетливости, которую сама в себе не любила, но, увидев, что водитель повел густыми усами и улыбнулся ей, сама расплылась в улыбке, поражаясь собственной нелепости.

– Извините. Я переборщила.

– Садитесь, милочка. За десять минут и доедем.

Лисичкина осталась на пассажирском сиденье рядом с водителем и наблюдала за тем, как они постепенно приближаются к начищенному и огромному зданию аэропорта. Сейчас она испытывала облегчение, глядя на эти стеклянные двери, раскрывающиеся, чтобы поглотить поток путешествующих, ведь они сулили ей хоть и долгий, утомляющий, но перелет в Москву, которая была так близко к дому.

ГЛАВА 2. «ДОЛГ И УПРЯМСТВО»

Очередь перед кассой скопилась довольно большая. Праздники закончились, и теперь люди стремились как можно скорее вернуться в свои родные города, снова пойти на работу. Новый год Лисичкина провела одна, Уткин – на корпоративе, а Снегирев отпраздновал с братом, пропавшим на следующее же утро. Но Рождество они провели вместе, и это лучший праздник, который когда-либо встречала Светлана после смерти своей дочери. Они наконец поняли, что любят друг друга и теперь хотят держаться вместе. Павел уже решил по возвращении в Ярославль снять репортаж о местном «супергерое» – Викторе Снегиреве. А пока они стояли в длинной очереди на начищенной белой плитке в ярко освещенном холле огромного аэропорта.

Уткин никому об этом не рассказал, но сегодня ночью он не спал, потому что ему снился убитый таксист. Он приехал во сне на своей «Ладе», а Паша снова застрелил его. Парень не знал, что ему делать, а совет психиатра просить было как-то неловко. Светлана снова скажет, что он спас им жизнь, только это его совсем не успокаивало.

– Паша, помнишь, как мы тут убегали от тех девушек, на которых ты вылил воду? – хихикнула Светлана.

Она действительно вспоминала это с улыбкой. Все закончилось более-менее нормально. Главное, что они живы.

Уткин лишь коротко кивнул и поспешно отвернулся.

«Что с ним?», – подумала женщина, но ее взгляд метнулся к телевизору, висевшему на стене.

Лисичкина не успела толком ничего рассмотреть, лишь услышала, как диктор на новостном канале отбарабанил последние известия, касающиеся погоды и, по всей видимости, перешел к криминальной сводке за прошедшую неделю – Лисичкина видела, как заинтересовались Снегирёв и Уткин, а сама наклонилась к окошку авиакассы, откуда усталая девушка с гладко зачесанными назад и собранными в пучок темными волосами уже протягивала мелко подрагивающую бледную руку в ожидании паспортов и сопутствующих покупке билетов других документов.