Трое в преисподней, не считая мертвецов. Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по тебе

Трое в преисподней, не считая мертвецов. Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по тебе
Ксения Гожа

Дмитрий Крепачев

После смерти родного брата Виктора друзья собирались отправиться домой, но внезапно узнали о девушке, зверски убитой и обнаруженной на железной дороге в окрестностях Красноярска. Вместе с этим в различных поселках и деревнях стали пропадать люди, а именно – девушки. Жители в панике, однако, Виктор, Светлана и Павел решаются на это опасное дело, не зная всей правды, которую скрывает этот лес. Но чем обернется для них подобная дерзкая смелость?

Трое в преисподней, не считая мертвецов

Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по тебе

Дмитрий Крепачев

Ксения Гожа

Редактор Ксения Гожа

© Дмитрий Крепачев, 2020

© Ксения Гожа, 2020

ISBN 978-5-0051-6420-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Д. Крепачев, К. Гожа

«ТРОЕ В ПРЕИСПОДНЕЙ, НЕ СЧИТАЯ МЕРТВЕЦОВ»

Не спрашивай, по ком звонит колокол – он звонит по тебе.

ПРОЛОГ

Бежать было невыносимо больно. Сил оставалось все меньше, и она перешла на медленный, ползучий шаг. Эти твари выбили ей обе коленные чашечки, думая, что она не сбежит. Не найдя своей одежды, она убежала в том, в чем была при пытках: белые носки уже давно продырявились и насквозь промокли, а льняные джинсы совсем не согревали дрожащее изможденное тело. Кровь из ее ран на груди благодаря поистине неистовому морозу не останавливалась. Ночью здесь еще холоднее, чем днем. Ее голый торс уже посинел, покрывшись пугающими пятнами, и она почти не чувствовала нижней части тела.

Девушка на мгновение остановилась и быстро огляделась по сторонам. Во тьме было невероятно трудно что-либо увидеть, но она надеялась, что за ней не гнались. Они уже получили, что хотели.

Холодный ветер дул ей прямо в лицо, ветки деревьев шипели под ногами, и этот звук напоминал ей ломающиеся человеческие кости. Огромные хлопья колючего снега попадали в глаза и таяли там же, затем скатываясь по щекам вместо слез. Смотреть вперед становилось все тяжелее. Она зажмурила веки, затем снова открыла.

Боль в ногах – единственное, что она чувствовала. Первые пять минут бега она еще могла терпеть, но дальше становилось все хуже. Но она продолжала бежать, спотыкаясь и падая, по непроглядной тьме, потеряв счет времени и превозмогая невыносимую боль в тех местах, где когда-то были коленки.

Грудь уже не болела, мороз притупил это чувство. Так почему же ноги до сих пор болят?

Ветер стал сильнее, никакие деревья не стояли теперь у него на пути. Странный, исходящий непонятно, откуда, свист в небе до дрожи пугал ее.

Внезапно она споткнулась и упала на какую-то железную перекладину. Пытаясь отползти вперед, она поняла, что силы почти оставили ее. Человек не может почти голым выжить на улице в таком холоде. Хотя и одежда не сильно помогла бы ей.

Железо задрожало. Она поняла, где лежит, но было уже поздно. Гул приближался все стремительней, затем яркий свет ударил ей в лицо, освещая падающие хлопья снега. Это было последнее, что она увидела.

ГЛАВА 1. «АВТОБУС. ДУХОТА. ВОСПОМИНАНИЯ»

– Мне на работу послезавтра выходить! Нельзя побыстрее шевелиться, не понимаю?! – раздраженно кричала Лисичкина, нажимая в спешке пару десяток раз кнопку закрытия дверей трухлявого лифта в гостинице «Красноярск».

Она вместе с Виктором и Павлом находилась здесь уже примерно с неделю, и вместе они успели исследовать незнакомый город практически вдоль и поперек в ожидании билетов на самолет до Москвы. В январе здесь было невероятно холодно, но для человека, родившегося в Сибири и живущего здесь, подобный климат был только в радость: зимы здесь были морозными, трескучими и сухими настолько, что тяжело бывало порой продохнуть: казалось, что воздух способен порезать горло; город был припорошен серебрящимся хрупким снегом, восторженно хрустевшим под ногами многочисленных прохожих, у которых на ресницах, бровях и бородах оседал махровый задорный иней; солнце сияло, освещая даже самые дальние и темные уголки улиц, и суровый, в оковах льда, Енисей блестел в ярко-желтых лучах, рассекающих бирюзовое чистое небо. Летом же температура воздуха поднималась свыше тридцати градусов, и солнце палило нещадно, обжигая спины. Погода стояла прекрасная, но насладиться ею в полной мере у Лисичкиной и ее спутников не было времени: женщина еще со вчерашнего утра настаивала на том, чтобы вылетать отсюда как можно скорее, сразу же после окончания всех новогодних праздников: настолько ей не терпелось вернуться к рутинной работе в провинциальной больнице, и Снегирёв, на самом деле, отлично ее понимал: все они выдохлись и измучились, завертевшись в круговороте странных происшествий, поистине жутких, ненужных смертей, так или иначе сопутствующих их работе, что даже думать не хотелось о том, что произошло несколько дней назад.

Светлана, тряхнув светлыми отросшими кудрями, запахнулась в бежевое пальто, которое еле-еле ее согревало. От старой одежды, запятнанной чужой и своей собственной кровью, естественно, пришлось избавиться. Виктор до подбородка застегнул молнию новой черной куртки, и только Уткин, щурясь на солнце, стряхивал пыль и мелкие снежинки с отвратительно воняющего мокрой овцой воротника своей старой верхней одежды, категорически отказавшись променять ее на новое удобное пальто.

– Господи! Не дай бог, опоздаем, и все билеты разберут, – причитала Лисичкина, хмуря брови на припудренном лбу, и Виктор благодушно усмехнулся, тронув ее за рукав.

– Зря вы, Светлана, купили весеннее пальто. Рановато как-то.

– Я без вас разберусь! – отрезала та, не желая признавать свою опрометчивость. Пальто она ухватила на распродаже прошлогодней коллекции, и грех было не взять его за цену, втрое меньшую изначальной. – Вон, автобус подъезжает. Я не вижу, маршрут какой?

Уткин еще сильнее прищурился и с видом мудрого, но презрительного старца, изрек:

– Какой надо. – Помолчав, он снова заговорил, но уже в своей привычной легкомысленной манере. – Уверена ты, что уже хочешь отсюда уехать? Я бы остался тут еще на пару деньков.

– Нет, и точка. Нам работать надо. Это у Виктора теперь миллионы в кармане благодаря премиям за раскрытие дел особой важности, а нас никто по головке даже не погладил.

Лисичкина сохраняла крайне серьезный вид, но на самом деле, естественно, шутила.

– Ну, не миллионы, конечно… – Смущенно улыбаясь, пробормотал Снегирёв и, прикрыв ладонью глаза, посмотрел на приближающийся автобус. – Я, честно говоря, рад, что мы уезжаем.

Сибирский контраст всегда раздражал Уткина. На улице он замерзал от кончиков пальцев ног до самого носа. Однако войдя в автобус, он всем телом ощутил невыносимую духоту. Внутри скопилось множество самых разных людей. Он увидел мужчину в черном классическом костюме и распахнутом пальто, на его руке блестели дорогие часы. Чем-то он напоминал Павлу Виктора, однако, второй теперь не носил свое любимое пальто – оно сгорело вместе с Владимиром Снегиревым и Алексеем Виноградовым. «Прошлое должно оставаться в прошлом», – сказал тогда Виктор, садясь за руль серебристой «Лады».

Автомобиль они решили продать, чтобы подзаработать денег на обратное путешествие, не растрачивая премию Снегирева, но машину никто не купил, и они оставили ее на бесплатной парковке у дома рядом с гостиницей. Теперь до самого конца света «Лада» будет стоять там – единственная вещь, напоминающая о темных днях мутного прошлого.

Проходя вглубь автобуса, Павел увидел бабушку с внуком. Тот ворочался на сидении, а она пыталась его усадить, но во время движения это было трудно сделать. Она начала ворчать на водителя, чтобы тот не гнал, однако, никто ее не услышал. Уткин сел в конце автобуса у окна рядом с молодой девушкой. Она смущенно на него посмотрела. Ее длинные русые волосы закрывали уши и шею. Паша глянул в запотевшее стекло. Протирая его рукой, парень ощутил неприятную грязную жидкость на пальцах, но он любил наслаждаться видом из окна во время поездки и ради этого готов был пожертвовать чистотой своих рук.

– Как же жарко, – сказал он так, чтобы соседка услышала его.

Она ничего не ответила, будто и не подозревала о его существовании. Тогда Уткин увеличил громкость своего дребезжащего голоса, боковым зрением посмотрев на девушку.

– Тут, в Сибири, конечно, хорошо, но в Ярославле лучше. Знаете, я работаю там журналистом.

Снова тишина вместо ответа.

– Тяжелая работа, требует хорошей подготовки: никогда ведь не знаешь, куда тебя отправят для репортажа. Но я бы ни за какие деньги не согласился поехать сюда.

Павел чувствовал потребность излить ей душу, но почему же девушка так упорно молчала?

– Ради денег точно нет. Но ради таких красавиц, как вы, я бы согласился.

Девушка поправила волосы, сняла белые наушники-капельки и громко крикнула, прорезав звонким высоким сопрано журчащую тишину автобуса:

– На следующей, пожалуйста, остановите!

Паша смутился, покраснел и, откинувшись на сидении, посмотрел в окно, которое снова запотело, размазав вид.

Снегирёв, подошедший к Уткину из передней части автобуса, держал Лисичкину под руку, чтобы та не споткнулась, когда автобус станет проезжать выбоины на дороге. Женщина смешливо ухмылялась, наблюдая за поражением своего младшего коллеги, теперь смущенно и бесцельно глядевшего в окно, из которого совершенно ничего не было видно, но отчего-то Павлу стыдно было совершить хоть какое-то движение: ему хотелось остаться незамеченным девушкой, сидящей так близко к нему, что рукава их курток соприкасались, но теперь эта близость была ему даже неприятна, как если бы отвлеченная музыкой и своими заботами девушка пропускала сквозь него электрические разряды. Бывают такие люди, с которыми ты даже не знаком, но все равно почему-то они приводят тебя в искреннее бешенство. Оскорбленный своей неудачей, Уткин сам прекрасно осознавал нелепость своих чувств, раздраженно бурлящих где-то в районе сердца, если таковое у него, конечно, имелось, в чем он иногда сомневался, но мысленно разбрасываться колкими фразами, касающимися произошедшего с ним конфуза, перестать не мог.