Небеса подождут

Небеса подождут
Дмитрий Кудрец

Как жить после того, когда твоя душа по какой-то прихоти оказывается в теле другого человека, в чужом и непонятном мире? Как смириться с прошлым, которое не дает покоя? Как принять настоящее, если тебя с ним ничего не связывает? И как разрешить вопросы, на которые просто нет ответа?

Небеса подождут

Дмитрий Кудрец

© Дмитрий Кудрец, 2022

ISBN 978-5-0056-6859-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

***

Ну что вылупились? Никогда что ли человека не видели? Я смутно различаю лица, наклонившиеся надо мной и лопочущие что-то на непонятном мне языке. Какая-то густая пелена отделяет меня от них, растворяя тонкую грань между вымыслом и реальностью. Я закрываю глаза, пытаясь избавиться от назойливого наваждения. Открываю и всё повторяется снова. Пелена перед глазами. Незнакомые лица. Невнятная речь.

Ну чего зубы скалите? Я вам что – клоун? Уставились и не отходят ни на шаг! Вам что заняться нечем? Шли бы по своим делам, вместо того, чтобы без толку пялиться! Смотрите шеи не выверните! Эй! Я к вам обращаюсь!

Бесполезно. Не понимают, только смеются. И откуда они только свалились на мою голову? Неужели не нашлось кого-нибудь другого – более адекватного? Да уж! Повезло так повезло! И где Аня? Где Маруська? Почему я должен терпеть эти наглые и противные рожи? Ни слова по-русски…

Я пытаюсь повернуться на бок. Лежать на спине мне надоело, но у меня ничего не получается. Тело не слушается, словно чужое. Пытаюсь почесать нос, но не могу высвободить руку. Я весь скован, спеленат, обмотан с ног до головы какими-то тряпками. Свободна только голова. Пытаюсь повернуть голову, но так же безрезультатно. Моё тело напрочь отказывается мне служить. Единственное, что я могу – это открывать и закрывать глаза. Что ж, спасибо и на этом…

Я снова закрываю глаза. Раз, два, три… Считаю до десяти. Открываю. Одно лицо исчезло. Работает… Закрываю глаза, считаю до десяти, открываю… Нет, не работает. Их снова два.

Всё! Хватит! Цирк уехал! Представление окончено! Я снова закрываю глаза и не открываю до тех пор, пока надо мной не прекратились эти доставучие жужжание и возня. Всё стихло, но я не тороплюсь открывать глаза. Спать. До чего же хочется спать. Я зеваю и проваливаюсь в бездонную и липкую темноту.

***

Я торопился. Мне нужно было забрать Маруську из детского сада, но как назло начальнику в конце дня вздумалось провести внеплановое заседание. Говорили долго, нудно и как обычно ни о чём. Я нервно посматривал на часы, что не ускользнуло от пристального взгляда начальника.

– Яковлев, вы куда-то торопитесь? – язвительно спросил начальник, когда я в очередной раз посмотрел на часы.

– Вообще-то да.

– Ну, в таком случае, – протянул начальник, ошеломленный таким ответом, – можете быть свободным…

Договорить он не успел.

– Спасибо, – я выскочил из кабинета. – До свидания…

И только выскочив на улицу, я сообразил, что я наделал. Представляю, какие эпитеты и слова возмущения последовали в мой адрес, но меня это уже мало заботило. Я опаздывал в детский сад. Мне итак постоянно выговаривали, что я забираю ребёнка самым последним, что у воспитателей тоже есть своя личная жизнь и они не обязаны тратить своё личное время на чужих детей, что в следующий раз они просто будут оставлять ребёнка сторожу. Я соглашался с претензиями, какое-то время старался забрать Маруську вовремя, а потом снова задерживался и снова выслушивал недовольные высказывания.

Претензий же со стороны начальства я не боялся. Пошумят, пожурят и успокоятся. Начальники приходят и уходят, а простые работяги, такие как я, остаются. Им начальникам не дано понять, что не мы зависим от них, а они от нас.

Я спешил в детский сад. Чтобы ускорить время, я побежал напрямую дворами и подворотнями. Смотрел на часы, перепрыгивал лужи и на ходу сочинял оправдательную речь. Проскочив очередную подворотню, я оказался напротив детского сада. От входных ворот меня отделала узкая полоска проезжей части. Ещё минута и я буду на месте. Почти вовремя. Почти не опоздал. Я остановился перевёсти дух. Ворота распахнулись и на тротуаре появились Маруся и Аня.

– Папа! Папа! – Маруська, завидев меня, приветственно замахала рукой. Аня предусмотрительно схватила дочку за шиворот, чтобы та ненароком не выскочила на дорогу.

– Привет! – я махнул рукой, посмотрел налево, направо – нет ли поблизости машин, и решительно шагнул вперёд.

– Костя! – раздался истошный крик Ани.

В первый момент я даже не понял, что произошло. Визг тормозов. Звон разбитого стекла. Внезапный удар. Я теряю равновесие. Падаю, больно ударяясь головой об асфальт. Резкая боль пронзает моё тело. Я чувствую, что подо мной растекается что-то липкое и тёплое. Я закрываю глаза и проваливаюсь в какую-то темную пустоту. И всё. И больше ничего. Ни боли, ни неприятных ощущений, ни обострившихся чувств. Темнота и покой. Блаженство и умиротворение. Словно сон. Сон без сновидений, сон без возможности проснуться.

***

Я медленно открываю глаза. Какой странный сон. Странный и нелепый. Я пытаюсь подняться, но всё моё тело обмотано простынями, словно саваном. Или это бинты? Если это бинты, то это был не сон. Значит, меня действительно сбила машина. Я пытаюсь приподнять голову, чтобы осмотреться, но шея не слушается. Голова безжизненно падает на подушку. Сказываются последствия аварии.

Я пытаюсь сосредоточиться и оценить своё нынешнее положение. Скорее всего я нахожусь в больнице, а те вчерашние скорее всего врачи. Хотя почему они разговаривали не по-русски? Наверное, это были студенты-практиканты. Какие-нибудь арабы или туркмены. Ну да бог с ними! Главное, что я жив, что всё обошлось…

Обошлось ли? Я прислушался к биению сердца. Так! Бьется, значит, жив. Голова не болит – это хорошо. Боли и неприятных ощущений я тоже не чувствую. Тоже неплохо. Хотя меня вполне могли накачать обезболивающим или наркотиками. Руки-ноги? Вроде на месте. Вроде целы.

Я пытаюсь пошевелиться. Тугие повязки сковывают меня. Значит, мои дела не так уж и хороши. Перелом и, возможно, не один. А если позвоночник? Это же неподвижность до конца жизни. Нет. Не хочу об этом думать. Всё хорошо. Всё будет хорошо. Должно… Обязано…

Я прислушался. Тишина угнетала. Почему ко мне никто не приходит? Почему нет Ани с Марусей? Наверное, ещё рано, ещё не приёмные часы… Или всё-таки авария была страшной и я теперь в реанимации весь в гипсе. Но тогда где врачи и санитары? Или ещё не настало время для обхода? Интересно, сколько сейчас времени? Какой день? Утро или вечер? А впрочем какая разница. В моём положении остаётся одно – ждать. Ждать и надеяться на лучшее.

Я зеваю. Глаза слипаются. Наверное, сказывается действие лекарств. Я зеваю снова, закрываю глаза и засыпаю.

***

Спал без снов. Безмятежным и беззаботным сном младенца.

Открываю глаза и снова вижу над собой эти незнакомые рожи. Я пытаюсь их разглядеть, но перед глазами висит сизая пелена, словно густой туман обволакивающая всё вокруг. И сквозь неё смутно проступают неясные очертания людей и предметов. Только этого не хватало! К переломам ещё и потеря зрения! А может это тоже последствия аварии и со временем всё восстановится? Со временем… Как надоело ждать!

Я прислушиваюсь к монотонному бормотанию. Что за язык? Не русский – это точно. Арабский? Китайский? Нет, не похоже. Немецкий? Тоже нет. Похож на английский, но не разобрать ни слова. Какое-то бульканье вместо слов. Словно рот набит ватой. Что они там говорят? Дарлинг, бэби… Точно английский. Но причём тут бэби? Или они так друг друга называют? Хотя какое мне дело. Как хотят так пусть друг друга и называют, лишь бы поскорее меня выпустили отсюда или сняли эти осточертевшие повязки.

Я снова пытаюсь пошевелиться или повернуться на бок. Лежать на спине мне надоело, но мои попытки вновь оказались безуспешными. Наблюдая за моими тщетными потугами, английские практиканты заулыбались.

«А что б вас! Только и знаете, что улыбаться. Могли бы и помочь! Спинку, к примеру, почесать, а то я до неё не достаю…» – беспомощность выводила меня из равновесия.

Мои мольбы были услышаны. Я почувствовал, как мне в рот начали совать детскую бутылочку. Фу! Молоко! Я пытаюсь выплюнуть, но настырные руки снова суют мне ненавистную бутылку. Я недовольно верчу головой. Это срабатывает. Бутылочку убрали. На смену ей ко мне потянулись руки. Огромные руки. Что это? Оптическая иллюзия? Или после аварии я утратил возможность нормально воспринимать окружающий мир?

Непомерно большие руки подхватывают меня и приподнимают над кроватью. Забавно! И как они это делают? Никаких подъёмников, никаких канатов. Левитация? Нет, это из области фантастики. А здесь реальный мир. Не такой, к которому я привык, но вполне реальный.

Я удивлённо хлопаю глазами. Как высоко! Оглядываюсь по сторонам. Белый потолок, обои в цветочек… Стоп! Какие обои в больнице? Или это не больница? Тогда где я? Неужели это сон? Нелепый и чудной сон. Но я ведь не сплю. Точно не сплю. Тогда откуда это странное ощущение, словно я снова стал маленьким, уменьшился в несколько раз.

Я ощущаю толчок, затем ещё. Да не трясите так! Ещё уроните! Я безвольно мотаю головой, замечаю в углу зеркало, а в нём женщину с ребёнком на руках. Что это? Наваждение, мираж или явь? И когда это всё кончится? Как же мне всё это осточертело! Это беспомощное состояние, эти непонятные ощущения, эти неправдоподобные видения. Я вновь пытаюсь пошевелиться, высвободиться и вдруг осознаю, что этот ребёнок на руках и есть я. Я – Константин Яковлев, неизвестно какими силами, внешними или потусторонними, уменьшенный до неимоверных размеров, превращенный в новорожденного ребёнка, начавший своё существование заново.

Но как? Как такое могло случиться? Что за дурацкий фокус? Что за идиотское превращение? Или на самом деле существует переселение душ? И после смерти душа переселяется в тело другого человека? Но почему я тогда всё помню? Помню своё имя. Помню, что я был женат и что у меня была дочь Маруська. Помню, как я попал под машину. Всё помню. А ведь такого не может быть. Или небесная канцелярия ошиблась, дала сбой и моя память при переходе не очистилась, а сохранила прежние воспоминания? Нет, это бессмысленно и глупо, этого просто не может быть! Это всё сон. Дурацкий, нелепый сон! Всё! Хватит! Пора просыпаться!

Я пытаюсь закричать, но из горла вырывается только писклявый детский плач. Женщина трясет меня сильнее.

– Don’t cry, honey!

Я умолкаю. Женщина перестаёт меня трясти и опускает обратно в кроватку.

– Sleep, darling!