На этом моё мытье закончилась. Мисс Милли сникла, как-то отрешённо и потерянно посмотрела на меня, затем на своё отражение в зеркале, тяжело вздохнула.
– Я, кажется, немного перетрудилась… – старушка отнесла меня в комнату, одела в чистое и аккуратно опустила в кроватку. Сама приземлилась в стоящее рядом кресло и так до самого вечера, до прихода Джилиан просидела, не шевелясь и не произнося ни одного слова. Возможно, старушку повергло в шок то, что ребёнок, который по её понятию не может разговаривать, заговорил, да ещё на русском языке. Возможно, она была не готова к тому, что ей случайно, против её воли придётся вспомнить язык, который она когда-то знала и на котором давно разучилась говорить.
Когда пришла Джилиан мисс Милли, не объясняя причин, сообщила ей о своем уходе. Джилиан не стала противиться. Такое ей доводилось слушать слишком часто.
– Придётся опять искать новую няню, – без сожаления произнесла Джилиан. Уход одной няни и поиски другой она воспринимала как что-то обыденное. Отдать меня в детский сад ей даже не приходило в голову. Она готова была бросить работу, заниматься ребёнком сама, платить бешеные деньги непонятным особам, но о детском саде вопрос никогда не поднимался.
***
Детский сад, детский сад… Как я ходил в детский сад, не помню. А вот как водил Марусю, помню ясно и отчётливо.
Каждое утро начиналось с того, что меня будила Анюта. Она вставала раньше всех и уходила раньше всех, оставляя Марусю целиком на моё попечение. Сквозь сон я слышал её тихий голос:
– Кофе на плите… Завяжи Маруське банты. Я их положила на тумбочке. И не забудь отдать воспитательнице деньги на ремонт… Они лежат рядом с бантами…
– Угу, – я ощущал на щеке нежное прикосновение Анютиных губ, слышал, как хлопала входная дверь.
– Можно полежать ещё пять минут, – я блаженно переворачивался на другой бок.
– Папа… Папа вставай… В садик опоздаем…
Я нехотя открывал глаза. У моей постели стояла Маруся.
– Сколько времени? – я смотрел на часы, охал, вскакивал, и начиналась ежедневная битва со временем. Я забрасывал Марусю в ванную, а сам, как угорелый, носился по квартире в поисках рубашки или носков, вливая в себя сваренный Анютой кофе.
– Маруся! – я лихорадочно стучал в ванную. – Ты там не уснула? Давай скорее, копуша. Мы опаздываем…
– Сам копуша, – из ванной появлялась вымытая мордашка Маруси, пахнувшая мятной зубной пастой и моим лосьоном после бритья. – Это ты всегда опаздываешь…
– Это потому, – спешил я сделать замечание дочери, – кто-то слишком долго возится…
– Это потому, – возмущалась мне Маруся, – что кто-то любит подольше поваляться в постели…
– Возражать будешь после, а теперь давай, одевайся скорее…
Я бросал взгляд на часы, бежал в прихожую, рассовывал по карманам ключи, деньги, телефон.
– Ну? – Маруся задерживала весь процесс. – Что еще?
– Банты… Мама обещала мне, что я сегодня пойду в сад красивая…
– Некогда… – я небрежно совал банты в карман. – Воспитательницу попросишь, она завяжет…
Маруся удручённо вздыхала. Так было почти каждый раз.
Добегали до сада. У калитки я совал Марусе банты, деньги на ремонт, целовал в щёку.
– Между прочим, – отчитывала меня Маруся, – воспитателям не нравится, что ты меня всё время бросаешь у калитки, а не заводишь в группу, как все родители…
– Между прочим, – в тон дочери отвечал я, – мне тоже много чего не нравится, но я на это не обращаю внимания. Всё! До вечера. Сегодня тебя забирать будет мама…
Я махал Марусе рукой, она махала мне в ответ и не торопясь шла по асфальтированной дорожке к своей группе. Воспитатели следили из окна, о чём-то переговариваясь и указывая на меня пальцами.
И так пять дней в неделю. Я просыпал, я опаздывал, я оставлял Марусю у калитки, полностью доверяя её самостоятельности. Маруся так привыкла к такому темпу жизни, что даже в субботу не оставляла мне и Анюте шанса поспать подольше.
– Папа… Папа вставай…
– Ну что ещё? – я нехотя открывал глаза. У постели стояла одетая Маруська.
– Вставай, в садик опоздаем…
– Какой садик? Сегодня же суббота… – я засовывал голову под подушку. – Дай поспать…
– Мам… – Маруся начинала атаковать другой край постели. – Папа меня в садик не хочет вести…
– Маруся, – сквозь сон бормотала жена, – сегодня суббота. А в субботу садик не работает…
– Вам просто лень меня вести, – обиженно ворчала Маруся, выходя из спальни.
– Костя, – всё ещё сквозь сон просила Анюта, – сходи, посмотри, а то она и впрямь в садик пойдет.
– Она замок не откроет, – противился я.
– Всё равно сходи, – Анюта натягивала одеяло на голову, прячась от утренних лучей солнца, нагло пробиравшихся сквозь неплотно завешенные шторы.
Ничего не оставалось делать, как вставать, идти в детскую и в очередной раз разъяснять Марусе, что по субботам детский сад не работает. Что у воспитателей тоже должен быть выходной. Что все нормальные дети ещё спят и дают поспать своим родителям.
– Ладно, – Маруся нехотя соглашалась с моими доводами, – спите себе дальше. Хоть до завтра. А завтра мы пойдем туда, куда ты обещал…
– А что я тебе обещал? – спросонья я не понимал, на что намекает Маруся.
– Ты уже не помнишь? – возмущённо восклицала Маруся.
– Цирк? Зоопарк? – я пытался припомнить данное обещание. – Кино?
– Нет, нет и нет…
– Сдаюсь! Я забыл… Хотя нет. Я вспомнил. Я обещал тебе, что мы пойдём в парк кататься на аттракционах…
Маруся облегчённо вздохнула.
– А маму мы с собой возьмём, – я вопросительно смотрел на дочь.
– Конечно, возьмем, – давала добро Маруся. – Как же без мамы?
***
Без мамы… Джилиан хоть и являлась мне матерью, но таковой по существу не была. Я рос в окружении постоянно меняющихся нянек. Рос сам по себе. Понемногу, день за днём, месяц за месяцем, год за годом. Рос и злился. Злился на вездесущую и доставучую Джилиан, молчаливого и безвольного Фреда. Злился на судьбу, беспощадно преподнёсшую мне такой подарок. Зачем? Для чего? Почему именно я? Я постоянно изводил себя этими вопросами.