Путь Смолы

Неожиданно задушевная беседа была прервана душераздерающим воплем, донесшимся с улицы. Гости подскочили со своих мест, Колян от испуга, Шпала – приготовившись к отражению полчищ врагов. Ираклий, облокотившись локтем на стол, так и остался сидеть в задумчивой позе.

– Что это?! – Шпала, а следом и Колян выскочили из дома.

Взъерошенный Була, весь в грязи, держал в одной руке брыкающегося петуха, другой рукой схватился за глаз, истошно орал и матерился. Завидев друзей, он попытался придать себе мужественный вид. Петух прокукарекал. Була убрал руку с лица – его левый глаз был окровавлен.

– Сука, прямо в глаз клюнул, – уведомил о причинах своего крика молодой человек.

– Безумству храбрых поем мы песню, – захлебнулся в смехе Шпала. – Реальный пацан жизнь свою без боя не отдаст, даже если силы противника имеют явное превосходство.

– Он, козел, был согласен на бульон, но не согласен на разлуку с курицей, – сквозь гримасу раздражения улыбнулся Була.

– А че ты хотел, секс-гигант, петух производитель, ему баба дороже жизни.

– Ща я этого гиганта импотентом навсегда сделаю.

Петух возмущенно кукарекнул.

– Че, падла, сказал…, – Була приподнял петуха и повернул головой к себе. – Че ты там еще вякаешь?!

Петух извернулся и вновь клюнул Булу в лицо. Шпала изошелся в смехе, согнувшись пополам, указывал пальцем то ли на петуха, то ли на товарища, пытался что-то сказать, но не мог, а только нечленораздельно булькал. Колян глупо улыбался.

Була рассвирепел. Глаза налились кровью. Он опустил руку с петухом, отвел ее в сторону для размаха и со всей силы ударил птицу об остатки забора. Деревяшки хрустнули. Васька закатил глаза и попытался было еще раз возмущенно прокукарекать, но лишь молчаливо приоткрыл клюв и выплеснул струйку крови. Куры сочувственно, со страхом выглядывали из щелей сарая, переживая за последние секунды жизни казановы.

Булу было не остановить, он совсем не глядя на петуха, продолжал долбить уже безжизненное тело об забор. В разные стороны полетели щепки, выпученные глаза, кровь. Постепенно секс-гигант превращался в одно сплошное кровавое месиво. На плахах расплылись мозги и кишки. Молодчик продолжал неиствовать.

– Васька!!! – прервал фейерию жалобный крик отчаяния. – Что они с тобой сделали!!!…

Шпала и Колян обернулись на голос. Перед ними на коленях стоял Ираклий, протянув руки к небу. Рыдая, захлебываясь слезами, он голосил по убиенному.

Крик деда заставил Булу остановиться. Размахнувшись, он в последний раз ударил уже превратившегося в рваное мясо петуха об забор. Забор завалился. Була откинул труп в сторону.

– Готов, – тихо сказал он и направился ко входу в дом.

Ираклий подполз к погибшему секс-гиганту, склонился над ним, роняя слюни и слезы, промычал:

– У, стервецы, загубили невинную душу, искромсали могучее тело…

– Слышь, Ираклий, брось ты, – перебил причитавшего Шпала, – знал, на что шел. Да и не был твой Васька невинным, скольких кур обесчестил. И могучим он только в смысле потенции был, а так дохляк дохляком. Пошли лучше почести ему воздадим…

– Нет, – сквозь слезы прмычал дед, – похоронить сперва надо, потом и помянуть можно.

– Да уж, – мрачно разглядывая искромсанное тело, согласился Шпала, – в суп он теперь явно не годится. Перестарался Була. Не стоит быть таким агрессивным, пусть теперь голодным сидит… Помню одного комерса прессовали, тож перестарались, издох от перенапряга, сердчишко не выдержало, вследствии чего мы на бобах остались… Ну так собакам отдать его только осталось.

– Я тебе отдам, еретик, – возмутился Ираклий, – хоронить будем… Блаженный, – обратился он к Коляну, – неси лопату.

Ираклий поднялся с колен, подобрал остатки петуха и понес на вытянутых руках к курятнику.

– Его надо похоронить там, где прошла вся его жизнь, где он прославил свое имя подвигами.

Колян, мало понимая происходящее, взял стоявшую у входа в дом лопату и пошел к единственному целому сараю, что и был курятником. Несколько раз копнул землю в указанном дедом месте и вопрошающе уставился на Шпалу.

– Ираклий, иди посмотри, хватит или нет, – переадресовал вопрос хозяину Шпала.

Дед подошел к ямке, кивнул головой, утер вновь выступившую слезу и сказал:

– Беги за водкой, хоронить будем…

Шпала крикнул в открытую дверь дома:

– Була, тащи водяру, обмывать будем.

На пороге показался Була, с водкой и четырьмя стаканами. Он остановился возле Коляна, и, глядя на его отрешенный взгляд, сказал:

– Видишь, Колян, как оно в жизни бывает, врубайся быстрее в суть вещей, а то так же, как и петуха в курятнике похоронят.

– Вы блаженного не обижайте, – сказал дед. – Иди, Колян, сюда, читать отходную будешь, мы для этого грязны душой.

Колян с готовностью склонился над могилкой.

– Что читать-то? – спросил он, совсем потерявшись в непонимании новой действительности.

– Ну там, отче наш…, – подсказал Шпала.

– Я не знаю.

– Говори, че знаешь.

– Я ничего не знаю, – грустно сказал Колян.

– Говори, что в голову придет, – поддержал Ираклий, – блаженному правильные слова сами собой прийти должны.

Колян тяжело вздохнул и тихим скорбным голосом стал напевать.

– Отче наш, прости грешную петушиную душу, раба твоего Василия. Дай ему успокоение и вознеси на небо…

Смола затих, больше ничего в голову не приходило, да и тому, что пришло, Колян был сильно удивлен. Дальше требовалась импровизация. Но импровизировать потерявшему память человеку чрезвычайно трудно, тем более когда не понимаешь суть происходящего.