Новый день

– Нёс людям учение о справедливом устройстве Аида, в котором достойно жившим на земле не стоит бояться тёмных глубин Тартара, ибо им уготовано место в безмятежном Элизиуме.

– Хмм… Элизиум… и слово-то какое интересное. Будем надеяться, что его ожидает то, во что он верил.

– Так, вы трое, – Харон торопливо указал веслом на группку теней, стоявших поодаль от берега, – Приготовьте монеты и залезайте в лодку.

Те поспешили к перевозчику, протягивая ему тускло поблёскивающие серебряники.

– Парменион! – прикрикнул Харон на внимательно наблюдавшего за робкой процессией философа, – ты здесь собираешься остаться? Давай обол и садись скорее в лодку, мы и так задержались.

Парменион беспомощно развёл руками и, ища заступления, умоляюще посмотрел на стоящего подле Гермеса.

– Что?! Нет обола?! – рассвирепел Харон. – Хорошо же ты изучил устройство подземного мира! Счёл себя таким великим, что решил, будто явишься сюда и сможешь наплевать на вековые обычаи?!

В гневе он замахнулся веслом на дрожащую в страхе тень, но Гермес жестом остановил его.

– Успокойся, Харон. Мы же давно знаем друг друга. Парменион был хорошим человеком, поверь мне. Давай сделаем исключения для его доброй души.

– Нет! Без обола он останется на этом берегу!

– Зачем тебе эти бесполезные монеты, безумец?! – выйдя из себя, воскликнул Гермес. – Ты даже не сможешь их потратить!

– Не мною это было заведено… – устало бросил Харон, отплывая от берега.

***

Харон причалил и небрежно указал теням на дремавшего неподалёку Цербера:

– Спокойно проходите мимо, он вам не навредит, а там вас будут ждать.

Сам же он сошёл на берег и торопливо спустился по крутому склону в каменистый овраг, где за угловатым валуном хранил свои скорбные сокровища. С трудом сдвинув тяжёлый камень, Харон, озираясь, ссыпал несколько серебряных поверх других монет, наполнявших широкую трещину в горных породах.

И вдруг овраг наполнился жутким смехом налетевших со всех сторон эриний.

– Разбогател на несчастных душах и доволен!

– Неужто решил купить новую лодку или жадность всё ещё не позволяет?!

– Нет, этот жалкий старикашка хочет себе трон как у самого Аида!

– Смейтесь, ненавистницы, – лишь бросил привыкший к издевательствам эриний Харон, – скоро это утратит для меня всякое значение.

***

– Гермес! Гермес! – кричал окружённый недоумевающими тенями лодочник.

Едва уловимый ветерок пронёсся в извечно неподвижном и тяжёлом воздухе Аида, и Гермес впорхнул под тёмные своды подземного царства.

– Что случилось?! Что-то важное? Или ты опять решил отчитать меня за какую-нибудь нерадивую душу, явившуюся к тебе без обола?

– Нет, мне нужна твоя помощь.

– Да? Говори же скорее.

– Ты вестник богов и знаешь их лучше любого. Упроси Гефеста изготовить для меня мост через Стикс?

– Ты обезумел! Где взять ему столько крепкого металла, что выдержит бурные потоки Стикса? И как переправить опоры с Олимпа сюда? Прости, но…

– Послушай, у меня вдоволь драгоценного металла. На том берегу весь овраг заполнен серебряными монетами, которые я собирал с теней всё это время, их можно переплавить в опоры для моста.

– Ха, ты всё продумал! И я бы с радостью тебе помог. Но даже спусти Гефест части моста ко входу в Аид, никто бы не решился заносить их сюда и уж тем более ставить опоры, стоя в печальных водах Стикса. Боги страшатся здешних мест не меньше смертных, и ты это прекрасно знаешь. Мне же не под силу возводить конструкции, что создал бог-кузнец. Я не могу тебе помочь.

– Гермес…

Но олимпийский вестник улетел, оставив лодочника посреди его печали и скорби тех, кому не суждено было покинуть этот берег.

Тогда разгневанный Харон отправился в пустой лодке к своим сокровищам в горных разломах. Он вытащил лодку на берег и, не жалея, поволок по острым валунам в овраг. Там жилистыми руками он загребал горсти монет и доверху наполнял жертвами живых своё потрёпанное судно, больше не желая оставаться в долгу у мёртвых.

Он возвращался к берегу, толкая лодку, полную оболов, впереди себя, и высыпал монеты в Стикс, сужая раз за разом её русло, пока до берега с тенями не осталось всего пары шагов. Как ни пытался лодочник, но эту узкую прореху в серебряной плотине, что шла наперекор водам унынья и печали, засыпать он не мог. Стикс собирался в поток невероятной силы и размывал любые преграды на своём пути.

Харон стал подзывать тени умерших, чтоб те прыжком перебирались на плотину и шли по ней туда, где так давно мечтали оказаться. Но страх быть смытыми свирепыми потоками реки вынуждал тени остановиться и сквозь слёзы смотреть в лицо бессильного Харона.

Берег кишел несчастными тенями, все они жаждали скорее узнать свою загробную судьбу, что ждёт их за рекой. И переправой для них стал сам Харон.

Он закопался по колено в серебро и уцепился пальцами за скалистый берег, вытянув в струну своё худое жилистое тело. И толпы теней тут же устремились по костям Харона на груды отданных их предшественниками жертв.

Под тысячами ног тело Харона прогнулось, и голова, не выдержав, склонилась в воды Стикса.

И стало ему так горько и нестерпимо пусто, что от отчаяния утратил он сознание, но даже будучи в беспамятстве ещё сильнее стиснул край скалы.

Столь долго томившиеся в ожидании души теперь бежали нескончаемым потоком, и только Парменион, не зная, как помочь Харону, стоял поодаль на берегу, с ужасом взирая на его мученья.

Заметив жуткие страдания Харона, которые тот ничем не заслужил, эринии, всё знавшие о замысле с мостом, может, впервые за своё существование, сжалились и возопили к вестнику богов:

– Гермес! Скажи Гефесту, пусть куёт опоры – в сокровищницах лодочника ещё полно монет. Как только части переправы будут у преддверия Аида, мы сами заберём их и воздвигнем мост.

***

Когда Харон очнулся, подле него уже сияло олимпийским блеском детище Гефеста, эринии кружили над серебряным мостом, Гермес же, стоя рядом, наблюдал, как тени, не задерживаясь, покидают берег.

– Ты сделал великое дело, Харон.

– В этом нет моей заслуги, я лишь следовал Его замыслу. Он знал, что всё закончится именно так, ещё когда обязал меня брать плату за переправу. А я … сделал то, что было мне предуготовано.

Гермес, не мог бы ты помочь мне ещё один, последний, раз?

– Слушаю.

– Принеси мне сверху девять кусков отборной говядины. У меня должно быть припрятано ещё немного монет.