Новый день

– Не стоит, я скоро вернусь, – и Гермес тотчас исчез лёгким дуновением ветра.

– Я поражён твоим подвигом, этой великой жертвой, – раздался знакомый голос позади Харона.

Это был Парменион – единственная тень, оставшаяся по эту сторону Стикса после возведения моста.

– Почему ты не ушёл вместе с остальными?

– После того, что я увидел, мне незачем идти дальше: то, для чего я жил и умер, случилось здесь. И теперь всё, чего бы я хотел, это стать хоть немного сопричастным произошедшему на этом берегу.

– Хорошо. Оставайся здесь. Тебе всегда будет чем заняться. Встречай тени, говори с ними, убедись, что они готовы. А если случилось так, что тень не готова идти дальше, возвращай душу обратно на землю, пусть доживает своё.

– А что же теперь будет с тобой?

– В моей работе больше нет нужды, я ухожу на покой.

Как всегда неожиданно появившийся Гермес протянул Харону свёрток с говядиной.

– Держи скорее, а я полетел – у олимпийцев назревают какие-то проблемы, может, ещё успею им помочь.

– Прощай, Гермес!

– Ещё увидимся.

– Вряд ли…

Харон устало побрёл по мосту среди других теней, на ходу снимая своё рубище, пропитанное водами многовековых горестей человечества. Выбросив изорванное тряпьё в Стикс, Харон направился к тому, кто, как и он, был столь же долго жесток не по своей воле.

– Пойдём, больше мы здесь не нужны, – сказал Харон, угощая Цербера мясом и уводя вслед за собой к прозрачному истоку Леты.

Чистая вода подарила двум неусыпным стражам долгожданный покой. Они забрались поглубже в заросли асфодели, и Харон задремал, уткнувшись в мохнатый бок уснувшего Цербера.

Память Мира

Солнце щедро палило навесы прилавков, переполненных разнообразными товарами. Люди жались по краям широких торговых рядов, пытаясь ухватить помимо чего-нибудь по дешёвке ещё и кусочек прохладной тени в придачу.

Дару уверенно шёл между пёстрыми колоннами ищущих выгоды людей. Лёгкая льняная накидка и шапка тёмных кучерявых волос надежно защищали его от палящего солнца. Товары на прилавках его не прельщали. Не в силах избавится от давней привычки, Дару по-прежнему интересовался исключительно человеческими судьбами. Украдкой всматриваясь в лица прохожих, он без труда угадывал истории их жизней в изгибах губ, складках морщин, суетливых встречных взглядах.

Те немногие, кому удавалось вырваться из водоворота будничной суеты, находили внешний вид Дару весьма интересным. Его массивные, местами грубые черты лица и смуглая кожа выдавали в нём чужеземца. Особое же внимание местных привлекали странные украшения незнакомца. Несколько связок из различных по размеру и цвету бусин, по форме напоминавших зубы каких-то животных, обвивали запястье его левой руки. Ещё пара нитей выполненных в том же стиле бус выглядывали в широкий разрез накидки.

– Не проходите мимо! – окликнул Дару приветливый голос одного из торговцев. – Я вижу, вы знаете толк в необычных украшениях, у меня вы сможете найти самые лучшие работы здешних мастеров и не только.

Редко кто в этих местах решался так непринуждённо заговорить с чужеземцем, и потому Дару не стал отказывать столь любезному лавочнику.

– Заходите скорее сюда! Да не стесняйтесь, прямо ко мне за прилавок. Иначе вас просто сметут в этом нескончаемом потоке. Меня зовут Айхари, и таких украшений как у меня вы нигде не сыщете. Вот этот перстень, например, мне достался от бродячего торговца из Чёрных Земель.

Дару сделал примирительный жест руками, пытаясь остановить торговца и вставить хоть слово.

– А, понимаю-понимаю, вам нужно что-то поинтереснее, – не унимался Айхари.

Жизнь струилась в каждом движении этого молодого обаятельного лавочника. Та самая первородная жизнь, дарованная каждому при рождении и так быстро сгорающая в безжалостном огне тысяч мелких несознаваемых действий.

Дару печально улыбнулся, наблюдая за пылающим внутри Айхари пламенем и сравнивая его со своей грудой тихо тлеющих углей.

– Как насчёт набайского ожерелья? Думаю, оно будет хорошей заменой вашим бусам.

Не переставая улыбаться, Дару отрицательно покачал головой:

– Я пока не готов с ними расстаться.

– Да, конечно, это ожерелье не идёт ни в какое сравнение с вашим комплектом. Позвольте узнать, где изготавливают такие причудливые украшения?

– Это не совсем украшение… – задумчиво протянул Дару.

– Тогда что же? – Айхари пристально рассматривал разнообразие бусин в одной из связок. – Знак отличия? Память?

– Память? Пожалуй, что так.

Дару устало облокотился о прилавок и, бережно перебирая бусины на запястье, начал свой рассказ:

– В былые времена люди жили небольшими общинами под управлением вождей. В одних племенах их выбирали, у других правление передавалось по наследству в порядке старшинства. Но так или иначе людям всегда хотелось, чтобы власть была справедливой, а новый вождь не повторял в своих решениях ошибок предшественников.

Поэтому многие годы жрецы из разных племён бились над решением, казалось бы, непосильной задачи: как передать многообразие накопленного вождями опыта их будущим преемникам. И вот однажды капризная природа уступила им одну из своих бесчисленных загадок: зуб мудрости вбирал в себя знания на протяжении всей человеческой жизни.

Тогда жрецы смогли создать особый ритуал, во время которого весь прожитый опыт, заключённый в зубе погибшего вождя, переходил к новому правителю общины.

Вскоре ритуал прочно укоренился в культурах множества племён. Все были уверены, что такая преемственность принесёт только процветание и укрепление мира соседствующих общин.

Однако люди есть люди. Нередко случалось, что воинственные племена, вознамерившись поработить общину, обезглавливали их предводителя и уносили с собой его голову, тем самым разрывая многовековую цепь передачи опыта. Редкие племена выдерживали такой удар. Ведь как можно полагаться на нового лидера, если он лишён знаний предков. Междоусобицы съедали обезглавленные общины, и их земли растаскивали более сильные соседи.

Но не только племена теряли своих предводителей…

Однажды вождь одной из общин отправился на переговоры с соседями. Они успешно обсудили совместные планы, и ничего не предвещало беды, когда он возвращался домой.

Увы, родные земли встретили его страшным горем, не знавшим предела. Горное племя вознамерилось убить вождя лежащих у подножия земель, но, не найдя правителя в его жилище, нападавшие разгромили и сожгли всё вокруг. Мирное поселение было полностью разграблено, а соплеменники жестоко убиты.

Видя обезображенные тела родных ему людей и догорающие остовы их хижин, вождь решился на единственное, что могло хоть немного унять переполнявшую его невыносимую боль.

Погибшее племя лишилось будущего, но его прошлое ещё можно было спасти.

Обескровленный правитель, омывая лица убитых своими слезами, забрал у каждого по зубу и воспользовался ритуалом предков, чтобы создать бусы памяти, наполнившее его всеми радостями и страданиями соплеменников. Унося в себе всё многообразие красок прошлого, он отправился странствовать в бесцветное, не имеющее смысла и цели будущее.

Шли годы… десятки лет… Вождь по-прежнему скитался по свету, а время, словно пытаясь загладить вину за страшные события давно минувших дней, совсем не старило его.

Он часто размышлял об этой странной милости, дарованной ему неумолимым, безразличным ко всему временем. Иногда вождю казалось, что это проклятие, которое он навлёк на себя, злоупотребив священным ритуалом, и теперь он обречён на вечную жизнь в раскаянии за свою дерзость.

Бесконечные потоки мыслей, крутые берега сомнений… истина всплывает внезапно, главное – не отчаяться и не закрыть глаза.

Потребовалось много лет, чтобы постигнуть неведомую никому прежде сторону ритуала. Помимо нажитого опыта, с зубами убитых соплеменников к нему перешли и годы, которые они не успели прожить. Это открытие помогло вождю обрести новый смысл жизни.