Восстание

Кирилл и Антон нехотя достали свои телефоны и положили их на змеиную кожу столика, рядом с золотыми новинками. Зрелище было, конечно, то ещё. Их обшарпанные мобилы в таком окружении смотрелись, как бомжи в музее. Зверев быстро сгрёб нарушавшие идиллию девайсы.

– Вот так, товарищи. Начинается новая жизнь.

***

После финта коммунистов с проведением в Думу похитителей тела Ленина всем стало очевидно, что история с воскрешением не утка и не мистификация. На своём сайте новоявленные очень молодые, как оказалось, депутаты-учёные выступили вместе с оживлённым Лениным. Все мировые каналы, все сайты взорвались новостями, крутили ролик и день и ночь, так что даже самые аполитичные и апатичные граждане прониклись величием момента.

И по федеральным каналам показали новость про коммунистических депутатов. Как-то упустили этот момент, а зря. В глубинке, кроме двух каналов, ничего не видели, только слухами земля полнилась, и тут – на тебе официальное подтверждение, считай.

И без того зыбкий контроль уплывал прямо из рук.

Беспорядки в Москве усилились. Все близлежащие регионы и даже Питер были оставлены практически без прикрытия. Полицию и внутренние войска стягивали в столицу, всё больше обнажая другие потенциально «больные» участки. Волнения начались в Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Волгограде… А усмирять их там было некому.

Похоже, пора было вводить армейские части. Но внезапно упёрлось руководство Минобороны. Дескать, обстановка поменялась, и командирский состав и солдаты категорически против, неизвестно, чем это ещё обернётся в итоге, не повернут ли оружие против власти.

Пришлось в разгар событий снять и министра, и начальника Генштаба. Причины для отставок и так были, и они это чувствовали, оттого, наверное, и заупрямились. Уже более месяца назад поступила информация, что они меж собой вошли в сговор, списали две вполне приличные подлодки на лом и собирались этот «лом» своим ходом отправить в Китай. Пахло государственной изменой, но не было веских доказательств, да и ситуация политическая не была ясна. Генералов взяли под домашний арест. Вообще, так быстро не планировали их смещать, пока до конца разработку не доведут. Потому и не подготовились толком: ни замены адекватной, ни мнения в войсках не сформировали нужного, так вот вышло.

Обезглавленная армия приказы пока ещё слушала, по крайней мере, обласканные вниманием властей гвардейские Кантемировская и Таманская дивизии уже готовились к маршу на Москву. Но в целом военные вели себя неадекватно и непредсказуемо. Сказывалась тут, конечно же, и чехарда с этими проверками по письмам и домашними арестами. Очень многие себя чувствовали загнанными в тупик, даже те, кто ни о каких письмах и не подумывал – проверки пошли масштабно, армию целиком заподозрили во фронде и шерстили вдоль и поперёк. Получилось, за что боролись, на то и напоролись.

Питерский штаб Западного военного округа стал практически недоступен, пропадал на каких-то бесконечных совещаниях. Кремль нервничал. И, как оказалось, совсем не зря. В итоге, когда им был отдан приказ взять под контроль Санкт-Петербург, поскольку город остался беспризорным, пришло прискорбное известие. Командующий войсками округа подал добровольное заявление об отставке и, не дожидаясь никакой реакции от временно исполняющего обязанности министра, которого в армии никто ни во что не ставил, укатил на дачу, тут же взятую под охрану двумя ротами. Командование на себя самовольно принял начальник штаба.

В центр от самозванца пришла депеша с сообщением об отказе выполнять преступные приказы и осуждением ввода гвардейских дивизий в Москву. Фактически это означало бунт и полный отказ от подчинения почти 400 тысяч солдат и офицеров. И хоть действий никаких мятежники не предпринимали, власть чувствовала себя находящейся в окружении. Лучшие умы теперь нужно было отряжать не на борьбу с беспорядками, а на переговоры с командирами на местах.

Постепенно вирус неповиновения расползался по России от Москвы и далее. И, что интересно, распространялась эта умственная зараза именно как вирус: при личном контакте, через взгляд, через рукопожатие. Потому что никак иначе не объяснить было, почему в век Интернета и телевидения смута не происходила одновременно во всех городах. Это же не 1917 год, когда телеграф ну никак не мог передать глубины происходящего, и верили только посыльным, участникам событий, которых нужно было потрогать, в глаза заглянуть, водки вместе выпить. Сейчас новости были всем доступны одинаковые, абсолютно идентичным объёмом информации обладал и житель Бутово, спешащий в центр поучаствовать в «священной борьбе» и, по возможности, разжиться трофеями, и какой-нибудь новосибирец, пока тихонько попивающий пиво перед телевизором. И уровень жизни у них был примерно одинаков, и уровень несправедливости вокруг. И мотивы, соответственно: ненависть классовая и желание хотя бы внешнего соблюдения приличий, чтобы воровали скрытно, а наворованное прятали, а не кичились им, будто плюя в лицо и в душу.

В регионах причём видали и не такое беззаконие, как в кипящей Москве, там крали и паскудничали, вовсе не стесняясь. Испокон веков, можно сказать, традиция была относиться к народу с презрением и как будто специально его изводить, проверяя на долготерпимость.

Но нет, волна шла именно как по законам физики. От Москвы, где два молодых человека бросили камень, до самых дальних городков Сибири и Дальнего Востока. Постепенно, поднимая регион за регионом, вздыбливаясь неконтролируемым протестом, которому сами же протестующие подчас были не рады. До Сибири, к примеру, политическая ересь шла около месяца. Это было необъяснимо, но в первую очередь потому, что никто разбираться в особенности явления и не думал, всё было похоже на массовое буйное помешательство. Нужен был врач всем одновременно.

***

Кирилл сидел, забравшись с ногами на диван, в своей огромной, уставленной белой кожаной мебелью гостиной в стиле хай-тек. Делать было абсолютно нечего. Интернет им никак не подключали. Кирилл подозревал, что вполне осознанно отрубили их от внешнего мира.

По телику в западных новостях привычно уже показывали его, Антона и, конечно, Царёва-Ленина, перемежая картинку видами побоищ толпы с полицией и пожаров. Кирилл не смотрел и не слушал, в одной руке он держал банку пива, в другой вертел бесполезный новый золотой телефон, а его рассеянный взгляд был обращён в пустоту.

Послышался тихий звук шагов. Кирилл обернулся в сторону причудливо изогнутой арки входа, увидел, как по лестнице сверху спускается уборщица в белом переднике с моющим пылесосом в руках.

Он вскочил, поставил на столик недопитую банку пива, бросил мобильник и кинулся к уборщице. Пошептался с нею, сунул несколько мятых, при нынешнем положении бессчётных купюр.

Женщина понимающе кивнула, спрятала деньги себе в нагрудный кармашек, а взамен оттуда же извлекла и отдала парню старенький телефон.

Разошлись они чрезвычайно довольные сделкой.

Кирилл вернулся в гостиную, держа в руках телефон, словно палку колбасы в голодном детстве. Осмотрел потолок, стены. Сел было обратно на диван, приготовившись набирать номер, но маленький параноик внутри него запротестовал. Кирилл встал на четвереньки, заглянул под стол и даже ощупал столешницу. Вроде всё было чисто, но он решил не рисковать. Пару секунд поколебавшись, бросился к выходу из комнаты.

Закрывшись в просторной гардеробной, он для большей звукоизоляции встал между висевшими костюмами, практически ими накрывшись, и набрал номер.

Гудки шли неимоверно, непростительно долго, у парня от напряжения задрожали колени, телефон едва не выскользнул из не просто влажной, мокрой ладони. Наконец, соединение.

– Алё, Кать, это я, Кирилл.

Мобильник был отвратительный, да и толстые стены, видимо, гасили сигнал. Удивлённый Катин голос прорывался через какие-то шумы и хрипы, как будто по рации.

– Кирилл?

– Кать, я давно хотел тебе позвонить, но не было возможности. Мы тут, как в золотой клетке, под охраной, всё прослушивается наверняка, телефоны забрали.

– Кирилл! Что происходит? Я с ума схожу, не могу до тебя дозвониться, а тут… по телевизору… постоянно только вас с Антоном и этого вашего актёришку крутят. Что случилось? Вы с ума сошли? Это какой-то сюр! – она тараторила так быстро и взволнованно, что, во-первых, Кириллу стало лестно, что красавица за него так переживает, а, во-вторых, понятно, что вряд ли толком слушала.

Он попытался перебить:

– Кать…

Но девушку было не остановить.

– Вы же мне обещали! Вы же вот только обещали… – голос сорвался, пошли рыдания. Она пыталась что-то сказать, но звуки выходили нечленораздельные.

– Катя, Катечка, послушай меня! – Кирилл не сдавался, тем более что не знал, сколько было у уборщицы денег на балансе. – Кать, успокойся, пожалуйста! Я сейчас всё, насколько смогу, объясню.

Но маленький параноик вновь посетил кирилловский мозг и заставил передумать.

– Вообще-то по телефону я не смогу. Я эту трубку у горничной купил. Не факт, что их тоже не слушают. Я сейчас приеду, такси вызову и приеду.

– Такси не приедет… – сквозь всхлипы проговорила Катя. – В городе погромы, беспорядки, никто никуда не ездит, все боятся.

Кирилл задумался, прикусив губу.

– Извини, а ты не сможешь ко мне подъехать? Я же не могу на служебной машине.

– У меня машину сожгли, – будничным тоном поведала Катя.

– Как… сожгли?

– Анархисты. Ворвались во двор и всё сожгли, что стояло. Тут же элитный дом, они думают, что все жильцы – чиновники, воры… – плач возобновился. – А я сама купила, я заработала, я три года копила!

Кирилл в этот раз слушал терпеливо и с состраданием на лице. Даже, кажется, у самого глаза на мокром месте были.

– И дедушка ещё куда-то делся. Позвонил раз только, в самом начале, сказал из города уезжать, и сам пропал. Хотя… подожди. Уезжать… – отведя душу, Катя собралась. – У меня же ключи от его гаража есть, тут недалеко. Машина у него старая, но должна быть на ходу, он на ней почти не ездил: выдали ещё в советское время, а он стеснялся привилегий. Я постараюсь, диктуй адрес.

– А я не знаю точно, мы ночью ехали, где-то по Рублёво-Успенскому шоссе, коттеджный городок, часа три по пробкам добирались.

– Дааа… там их миллион, этих городков.

– Кать, ты езжай, а я на шоссе просто выйду. Будешь подъезжать – позвони на этот номер, там найдёмся. Что за машина-то?

– «Волга» старая, с круглыми фарами.

– О’кей! – Кирилл сбросил вызов.