Восстание

Но глаза партийного босса, обычно пустые и прозрачные, сейчас так возбуждённо блестели, что, похоже, дело и правда было не в количестве выпитого и желании выпить ещё.

– Ну, давайте, за революцию! – Зверев выпил налитые полстакана одним махом, как водку. Занюхал рукавом. Никакой окружающий шик не мог изменить его привычек. – Дела складываются, ребята! Уже точно не на пустое место едем. Уже и флот… часть, по крайней мере, Балтийского флота – за нас! – он продолжал разливать, спеша, видимо, довести молодых людей до той же кондиции, которой достиг сам.

– А у вас разговор какой-то к нам есть? – уже чуть заплетавшимся языком спросил в лоб Кирилл. Лошадиные дозы, наливаемые Зверевым, быстро сказались.

– Есть, есть, а как же? – радостно отозвался Юрий Алексеевич. – Я ведь говорил на собрании, что наш аналитический центр не терял времени зря. Так вот, добрались и до зарубежных писем. И тут мысль у меня одна появилась. Сейчас только с товарищем Лениным, – он кивнул на начавшего похрапывать, упившегося в стельку Царёва, – обсуждали мы перспективы воссоздания мирового интернационала, возможности мировой революции.

– Мде, – скривившись, пробормотал Антон, – и какого же он мнения?

– А что за скепсис? – Зверев ещё и слов умных нахватался за последнее время, никак начал много читать, готовясь к публичной революционной деятельности. – Что за недоверие на ваших лицах я вижу, ребята?! Давайте-ка ещё накатим, дорога длинная.

Пили парни охотно, переживаний было у каждого предостаточно.

– Так вот, говорю же, наши ребята из компьютерного отдела дошли до зарубежных писем. Особенно там активны китайские товарищи, они буквально долбят нас обращениями! Представляете, – Зверев ещё более оживился, едва не подпрыгивал в кресле из-за распиравших его изнутри перспектив, – они там создали своё революционное коммунистическое подполье! Сильно недовольны многие капиталистическим по факту развитием страны, забвением учения великого Мао! Они нам… ну, вам, вернее, писать начали почти сразу после первых известий о начале работы по воскрешению Ильича.

Он перевёл дух, докончив остатки виски в стакане. Грустно вздохнул.

– Так времени не было ни у кого. Вы им не отвечали, а потом и мы были погружены в работу с письмами российских активистов. Китайские товарищи даже разобиделись поначалу. Но потом наши специалисты, наконец, хоть коротко, но ответили им. Дескать, всё под контролем, о вас помним, как только тут немного разберёмся, сразу с вами свяжемся. Они приумолкли на время, а в последние дни опять долбят, ежедневно пишут, мол, созрела ситуация, давайте уже, не будем упускать момент!

– А что хотят-то они? – не выходя из состояния прострации, почти пропел пьяненький Кирилл.

– Да как что? – Зверев буквально заорал, возмущённый пассивностью ленинских воскресителей. – Понятно же, что! Мао воскресить просят! Он же тоже забальзамирован был, как и Ленин! У них уже и команда готова, чтобы выкрасть тело Мао из Мавзолея! Они там даже заручились подрядом на ремонт площади Тяньаньмэнь, оттягивают начало работ, нашей отмашки только ждут, чтобы под шумок тело вывезти!

Антон заёрзал. Идея Юрия Алексеевича стала ему, наконец, понятна и своя роль в новой масштабной игре тоже. Но было очень страшно. Пьяные мысли никак не связывались в линию поведения. «Это ведь международная авантюра. И специалисты китайские нужны, где актёра брать? Велик риск быть раскрытыми, без помощи Зверева ничего не сделать. Так что ему теперь всю правду о Царёве придётся раскрыть?».

Кирилл отрешённо смотрел в окно. Его мозг был уже не в состоянии объять всю полноту того болота, в которое он вляпался. Да и втянул Катю, всю Россию и, возможно, Китай.

– Вань, ну-ка останови, – ткнул водителя в плечо Зверев, – давай ещё нам бутылочку достань. Кириллу, правда, наливать пока не будем, – засмеялся революционер своим противным, с похрюкиванием, смехом, – а то он у нас что-то слабенький. – Зампред Ревсовета панибратски хлопнул Кирилла по коленке, одновременно подмигнув Антону.

– Ну и я что подумал, – продолжил он, когда движение возобновилось, а в стаканах опять плескался напиток, – надо браться за это дело, а? Вы, ребята, перейдёте на другой уровень, станете создателями нового Интернационала! Я тут покопался в Интернете, когда мне об этой переписке с китайцами доложили. И вот смотрите: ещё забальзамированы Ким Ир Сен, Хо Ши Мин, Чойбалсан! Хотя монголы его похоронили в две тысячи пятом, но, думаю, вы справитесь, времени не так много прошло. Да мы всю Азию запросто подымем! Исправим ошибки прошлого, когда понадеялись на созревший, как казалось, пролетариат на Западе. Из Азии пойдём, так вернее! И это уже будет полмира! А ещё Латинская Америка, там и живых лидеров достаточно, не надо будет никого и воскрешать, хотя жаль, конечно, что с телом Чавеса не смогли управиться… – Зверев горестно вздохнул, словно поминая старого друга, выпил. – А Африка? Про Африку даже говорить нечего, там и забальзамированные лидеры есть. Да и так, Китай на них сейчас такое влияние имеет, скажет: «Надо!», Африка ответит: «Есть!» Лишим Запад колоний фактических, подпитки ресурсами, рынков сбыта, удушим гниду в её логове постепенно, не надо будет никакой ядерной войны! Ну разве что пугнуть разок.

Юрий Алексеевич говорил ещё много, долго и горячо. До Питера было далеко. Политическая карта мира постепенно окрашивалась в розовый цвет, лицо Зверева – в насыщенный красный. Кирилл, обессиленный, засыпал. Антона слегка подташнивало от выпитого и от мыслей, становившихся всё путаней и мрачней. Царёв измазал слюной уже всю обшивку двери.

Глава XiIi

За последующие несколько месяцев ничего экстраординарного в России не произошло. Обычный хаос, только теперь ничем не маскируемый, не облагороженный и с жертвами.

1 мая, после транслировавшегося по всем центральным каналам обращения Лжеленина к народу, бунты произошли одновременно в нескольких городах и воинских частях, даже на флоте. Причём через несколько дней выяснилось, что военные между собой враждовать не намерены. Они разделились почти сразу на три части: на «нейтралов», на тех, кто за легитимную власть и тех, кто за восставших. После чего ограничились небольшими манёврами, призванными продемонстрировать боеспособность и решительность на случай, описываемый загадочным словосочетанием «если что».

Народ, конечно же, назвал правительственные силы «белыми», а революционные – «красными». Нейтралов, коих, на удивление, оказалось большинство, называли просто, как и раньше, армией. Да и нейтралами они были странными: с центром продолжали общаться и обмениваться информацией, приличия соблюдали, просто отказывались выполнять «преступные» приказы, к которым после начала активных беспорядков относили практически все.

В государстве даже порядок соблюдался более-менее усилиями «нейтралов». Они к тому же от греха подальше практически все части ракетных войск стратегического назначения, сохранившие верность присяге (революционеры, впрочем, пока на них и не покушались, решив для начала обрести полноту власти), взяли в кольцо и охраняли. Также, во избежание неприятностей, все лодки-ракетоносцы загрузились провиантом под завязку и ушли в дальние походы до особых указаний.

Страна на военных картах противостоящих сторон была, как лоскутное одеяло: случалось, что в одной области районы через один были то белые, то красные, то зелёные. Но в целом основное противостояние пришлось на путь между Москвой и Санкт-Петербургом, переименованным захватившими его революционерами в очередной раз в Ленинград.

По частям Западного военного округа, обезглавленного самоустранившимся командующим, разъезжали эмиссары и «белых», и «красных», пытавшиеся переломить ситуацию. Но в итоге часть войск прикрыла Питер, часть – Москву, часть, как и везде, решила подождать. Возникло крайне неприятное и чреватое затяжным конфликтом равновесие сил, хотя и устроившее всех на время. Ведь, казалось, что не было явных победителей и проигравших.

Но проигравшие, конечно, были. Тихие и незаметные, они пополняли самые бедные кладбища и переполненные региональные больницы. Беженцы, которым некуда было бежать, трупы, которые некому было считать, раненые и больные, которых некому было лечить. Потерянные для статистики люди, они бы её только испортили.

Главную проблему для властей, как всегда, представлял народ. Вернее, так называемое «народное ополчение», куда вошли и некоторые редкие, но зато возглавляемые особо сумасшедшими командирами воинские части. А также региональные, заезженные донельзя властями и обделённые коррупционной подпиткой подразделения ОМОНа и даже спецчасти внутренних войск. Ну и, разумеется, всевозможные ветеранские союзы, на беду оказавшиеся прекрасно осведомлёнными о расположении складов с оружием и баз хранения военной техники.

Сначала первое русское ополчение, созванное неугомонным отставным подполковником Васильевым, выдвинулось из мелкой, не заметной на карте Мегидовки и, петляя по стране, по пути собрало под красные знамёна около двадцати тысяч действующих военнослужащих и отставников. Потом оно же за Уралом захватило базу хранения танков и армадой до тысячи бронированных, хоть и старых, машин двинулось к Москве.

«Белые» разгромили ополченцев с лёгкостью прыщавого старшеклассника, самоутверждающегося на салагах. Васильевская армия потеряла за неделю боёв восемьдесят процентов техники и столько же примерно личного состава, частью погибшего и раненого, частью пленённого, а в основном разбежавшегося. Они не были трусами, просто внезапно им стала отчетливо ясна та пропасть, что лежала между старой техникой, законсервированной, видимо, на случай войны с какой-нибудь африканской державой, и той, что стояла на вооружении гвардейских дивизий. Плюс авиация, наотрез отказывавшаяся участвовать в разгорающейся гражданской войне, тут своим принципам изменила и решила не допускать танковую колонну к Москве. Уж больно ассоциации были неприятные, да и вообще у многих в первопрестольной родственники… Вдобавок афганский и кавказский боевой опыт ополченцев ни к чёрту не годился на российских полях да против кадровых.

Тем не менее полной и окончательной победы над первым и потому самым знаменитым ополчением не получилось. Остатки добровольческой армии спешно рванули к Питеру под защиту «нейтралов», пригревших революционный штаб. Там Васильев пришёлся ко двору и за заслуги свои, и за известность, уже пахнувшую легендарностью, и, что немаловажно, за знакомство с одним из ленинских воскресителей. Хотя неприметного Кирюшу он и в упор бы не узнал, если бы не телевидение с Интернетом, сколько таких перед ним прошло за годы школьной работы. Однако, он насочинял про детские годы Фомина кучу баек и безостановочно их травил, превознося с юных лет раскрывшиеся в парне мудрость, пытливый ум и сверхчеловеческие моральные качества.

Васильева поставили курировать процесс создания ополчений в городах и весях. У него получалось. Ополчения множились день ото дня. Наиболее активно сработали, разумеется, «братки» и действующие, и затаившиеся на разных государственных и бизнес постах бывшие. Воевать после горького васильевского опыта они не особо стремились. А вот погромов и разбоев было не счесть.

Полиция, видимо, тоже сохраняла «нейтралитет». А если честно, просто страшно было стражам порядка и не хотелось выползать из дома.

Но Россия постепенно саморегулировалась по исторической привычке. Где-то одни бандиты, поправильнее, других громили, понеправильнее, где-то одуревшие от безысходности мужики громили и братков, и попрятавшуюся полицию, а где-то, особо обнаглевших, «нейтральные» военные убивали без суда и следствия.

Народ в общем и целом жил как обычно: всех боялся, власть любую уважал.

Домов много освободилось хороших: хозяева исчезли в миг. В основном госслужащие да менеджеры нацкомпаний. Кто говорил, в отпуске, кто – уволился, а кто просто так пропал. На международные рейсы билетов на два месяца вперёд не было. Уезжали на машинах.

И тут как раз случилось событие, должное по идее вернуть всё обратно. Но это происшествие осталось никем почти в стране не замечено, зато перевернуло отношение всего остального мира сначала к описываемым событиям, а затем и к России в целом.

Иностранцы сошлись во мнении, что русские окончательно сошли с ума, и логика их непредсказуема. Хотя где Россия и где логика?

***

Спустя неделю после треклятого первомая и начала восстания, в кабинете секретаря Совета безопасности Прокуророва зазвонил давно уже не тревоживший его телефон, обычный городской. Номер был известен крайне узкому кругу лиц, потому по иерархии на столе среди ещё шести аппаратов он занимал почётное второе место, после телефона прямой связи с президентом.

Алексей Владимирович задумчиво чистил пистолет, делал это он после первомая ежедневно, коротая минуты между совещаниями и чтением сводок. Зачем – сам не знал, но как-то успокаивало. Телефонную трубку он, однако, схватил почти мгновенно, с первой же трелью, нечаянно смахнув при этом рукавом расставленные на столе пузатые патроны.

– Алё? – откашливаясь, торопливо, но настороженно он именно спросил, а не дежурно начал разговор.

– Здравствуй, любезный Алексей Владимирович, – прогрохотал приятный бас из трубки, не причинив при этом никаких страданий уху: голос звучал мелодично, почти по-церковному, – как поживаешь, как наша печень?

– Спасибо, Илья Иванович, сам-то не очень, в связи с последними событиями, а вот печень, вашими.. кхм… молитвами, лучше всех поживает, – Прокуроров расплылся в столь необходимой ему сейчас улыбке.

– А я-то как раз по событиям и звоню.

Секретарь Совбеза ответом был огорошен. Ну каким образом пусть гениальный, но очень далёкий от всей этой грязи политической академик Подиров мог помочь в нынешней ситуации?

– Что же вы, уважаемый Илья Иванович, судя по вашей специализации, придумали, как затолкать этого Ленина обратно в Мавзолей?

– Почти, – Подиров выдержал паузу, словно стараясь по дыханию старого приятеля и пациента понять, готов ли он его слушать дальше. – А ты что же, веришь, что этот Ленин настоящий?

– Я вообще уже ничего по этому поводу не думаю! – несмотря на бескрайнее уважение к учёному, Прокуроров таки раздражённо сорвался. – Хотя, смотря на наш народ, я уже сам начинаю сомневаться.

– А ты не сомневайся. Я его разоблачу.

– Да как? – потеряв над собой контроль, вскрикнул Алексей Владимирович, вскочил с кресла, переключил резким ударом по кнопке телефон на громкую связь, схватил зачем-то не до конца собранный пистолет, посмотрел на него, бросил обратно на стол, отчего детали со звоном разлетелись. – Мы даже тело его не нашли и этих выродков не поймали малолетних, как мы этим… этому народу объясним, что они пошли за хрен знает кем? Они же молятся на него натурально, Илья Иваныч, они молятся. Мне трофеи показывали: некоторые повстанцы иконки с его ликом на груди носят. Представляете, какая хрень-то в головах?

– Вот так дела. А я думал, что они атеисты.