Маргарита и Маргарин

Было солнечно и тепло, леса вокруг колонии красиво пестрели жёлтыми и красными листьями, в воздухе неспешно летали осенние паутинки. Меня на весь день отправили в подсобное хозяйство приглядывать за тремя бесконвойниками.

В тот день на местной ферме резали телушку, и пока двое зеков починяли невдалеке бензопилу, третий подсуетился, раздобыл мясца и печёнки, добавил в кастрюлю всего, что нужно, и варил на дровяной печурке очень вкусно пахнущий суп. Рядом на сковородке шкворчало что-то мясное.

Поскольку мои надзорные функции в такой обстановке можно было выполнять, не сходя с места, я сел на пригретый солнышком пенёк, расстегнул куртку и принялся читать захваченную с собой газету. Невдалеке, по локоть в солидоле, огромным гаечным ключом ремонтировал ленивец гусеничного трактора местный колхозник и время от времени поглядывал на меня.

Время подошло к обеду. Зек, бывший сегодня за повара, спросил: «Вы в кухню пройдёте, или лучше сюда принести?» «Неси сюда», – велел ему я, и вскоре на стоящем рядом с пеньком деревянном ящике, на аккуратно подстеленной газетке уже лежал хлеб и дымилась тарелка аппетитного супа. Я взялся за ложку…

И тогда колхозник разогнулся, с отчаянием бросил оземь гаечный ключ и восхищённо произнёс: «… твою мать! Вот бы мне такую работу!!!»

Слухи на зоне

Если, уважаемый читатель, Вам когда-нибудь доведётся заглянуть в исправительное учреждение (например, в составе общественной комиссии, или попечительского совета), то первый вопрос, который Вам зададут осужденные, будет: «За амнистию ничего не слышно?» О том, что всякий з/к в глубине души надеется на амнистию, писал ещё Солженицын. И, естественно, по этому поводу в среде «спецконтингента» всегда ходят самые разнообразные перетолки.

Но самый причудливый слух я слышал в 1997 году. Вдумайтесь: согласно этому слуху, в честь 850-летия города Москвы, Патриарх Московский и Всея Руси Алексий II должен был «скинуть» всем зекам без исключения по одному году от срока! Почему Патриарх и почему в честь юбилея Москвы?! Но был этот слух настолько упорен, что переубеждать кого-либо было бесполезно. На все возражения зеки приводили «железные» факты: кто-то якобы слышал про это по телевизору, кому-то высокопоставленные знакомые знакомых по секрету в письме написали и т. д., и т. п.

Или ещё один пример, уже не об амнистии. Один из моих подопечных «мотал» довольно большой срок за изнасилование, причём за то же самое были и два предыдущих срока. И если верить другим осуждённым, дело обстояло так: жил этот мужичок в какой-то полузаброшенной отдалённой деревне, и на всю деревню была одна-единственная незамужняя баба. И якобы так и повторялось из раза в раз: выйдет этот зек на свободу, напьётся, и в очередной раз насилует эту несчастную бабу.

Чтобы убедиться, так это или нет, я поглядел в спецчасти его личное дело. Нет, слухи не подтвердились: женщины каждый раз были разные.

А однажды «тюремный телеграф» принёс весть: недавно освободившийся из отряда Олег Казанцев (сидел за нанесение побоев) снова под следствием, «шьют» ему теперь убийство, во всём уже сознался, прокурор просит четырнадцать лет, адвокат настаивает на шести. В общем, не позавидуешь.

Но, наконец, приходит этот самый Олег по этапу. И какой же, вы думаете, «привозит» срок? Полтора года! За «хулиганку».

Вот и верь после этого слухам!..

Просто зарисовка

Тёплая летняя ночь. Я в опергруппе. С дежурным и контролёрами заходим во двор третьего отряда. Фонарь над дверью в помещение горит тускло, свет с плаца и периметра в «локалку» почти не проникает…

И боже, какие же яркие звёзды висят в небе, окантованном серебрящейся в темноте колючей проволокой! Как же далеки они от Земли, от нас, от наших проблем!

Словно руины марсианского города, фосфоресцируют в центре двора волейбольная сетка и турник. И все мы – и зеки, и сотрудники – медленно растворяемся в потоке времени…

Но звучит на лестничной площадке приглушённый – время ночное – доклад дневального, и очарование летней ночи проходит. Мы в зоне, господа!

Абсолютное оружие против службы тыла

Был у нас в ИК-9 замначальника по тылу майор Константин Константинович Константинов. Очень своеобразный человек. С одной стороны, вполне здравомыслящий и не злой, с другой – мог раздуть любой скандал практически на пустом месте (я думаю, просто «из любви к искусству»). Поскольку каждый понедельник он возглавлял санитарный обход по жилой зоне, начальники отрядов просто выли от его придирчивости. Я, например, сам видел, как, найдя пыль в каком-то особо труднодоступном углу, он потом для виду касался уже запылённой ладонью совершенно чистых мест и показывал её членам комиссии с возгласом: «Смотрите! И тут у них тоже не протирали!». А мой отряд (или меня лично) одно время он почему-то просто невзлюбил.

Хотя дневальные убирали у меня не хуже, чем в других отрядах, и даже лучше, чем в некоторых, оценки за санитарное состояние становились всё ниже и ниже. Четвёрка, тройки и, наконец, двойка. А это уже повод для разбора моей персоны на оперативном совещании, которое возглавлял начальник колонии, а присутствовали все офицеры.

На совещании меня подняли, выслушали объяснения, записали что-то в протокол и назначили срок для исправления ситуации. Но возможно ли это сделать при таком-то зампотылу?! Было от чего впасть в уныние.

И тут мне в голову пришла блестящая идея. Когда начальник спросил: «Есть у кого-нибудь ещё вопросы или предложения?», – я поднялся с места и сказал:

– Вызывает тревогу состояние уличного туалета возле штаба…

В то время в помещении штаба колонии ещё не сделали тёплого туалета с водопроводом и канализацией, и все сотрудники пользовались классическим деревянным домиком на две кабинки. И если, уважаемый читатель, Вы живёте в России, то прекрасно представляете, каково было санитарное состояние этих кабин. И самое главное, данное сооружение целиком и полностью проходило по ведомству службы тыла!

После первой же моей фразы в зале раздался сдержанный смех. Многие сотрудники уже поняли, куда я клоню.

– Нет, товарищ полковник, в самом деле! – возмутился я. – Двери покосились, внутри не убрано, стены в экскрементах (тут я немного сгустил краски), а пол, того и гляди, провалится! Такое впечатление, что за объект никто не отвечает!

К этому моменту в зале стоял уже такой хохот, что сквозь него едва удалось расслышать слова начальника:

– Константинов! Достал ты меня с этим сортиром! – и секретарю, – Пишите в протокол: почистить, отремонтировать, покрасить. Срок – две недели, ответственный – Константинов!

С тех пор я уже не волновался за оценки по санитарному состоянию отряда, потому что в моих руках было абсолютное оружие! И в ответ на любой наезд со стороны службы тыла можно было подняться с места и сказать: «Хотелось бы заострить внимание на туалете…»

Но воспользоваться этим методом так и не пришлось – в журнале санитарного обхода напротив моего отряда стояли теперь только «4» и «5».

Немного о «профессиональной деформации»

Я работал в зоне второй год, и как-то по весне, когда в нашем городе зазеленели деревья и газоны, заметил, что эти первые листочки и травинки мне чем-то неприятны. Стал анализировать, и, в конце концов, нашёл ответ: в колонии все заборы снаружи и внутри были покрашены в зелёный цвет. Первая зелень напомнила мне мою работу…

***

Хочу спросить жену, когда начинается смена в пионерском лагере. И едва успеваю удержаться, чтобы вместо «Когда заезд?» не произнести привычное «Когда этап?»

***

В нашем городе я – не местный, отсюда моя жена. Сразу же после приезда поступил на службу в исправительную колонию (другой работы в городе на тот момент просто не было). И первое время было так: идём с супругой в выходной по городскому рынку. Кто-то со мной поздоровался.

– Кто это? – спрашивает жена.

– Да этот у нас в колонии работает.

Через несколько минут опять здороваюсь.

– А это кто?

– А этот у нас сидел.

Какая работа – такие и знакомства.

***

Выхожу вечером с работы. На улице недалеко от двери стоит женщина с большими сумками.

Первая мысль: «К кому-то на свиданку приехала».

Вторая мысль: «Господи, я ведь уже три года в колонии не работаю! Это на склад соседнего магазина товар привезли…»

***

Не работаю в колонии уже несколько лет. Новые коллеги всегда с интересом слушают мои рассказы о работе прежней. И как-то раз один из них, решив меня подколоть, утром с порога спрашивает:

– Ну как, порядок в камере?