Семь

– Я, Петр Евгеньевич, тут работаю и живу, а вот ваше появление было несколько неожиданным и весьма оригинальным!

– Ну да, аки дух бесплотный…

Рыжий окончательно развеселился, аж по колену себя хлопнул.

– Именно, Петр Евгеньевич, именно!

Потом посерьезнел и доброжелательно глянул умными глазами.

– Не волнуйтесь, и не гадайте, Петр Евгеньевич, вы в здравом уме, и мы на этом свете. И я во плоти, и вы.

– В таком случае, где мы, кто вы и откуда знаете мое имя?

– Ну, имя узнать было не сложно – оно на вашем скафандре написано. Потом мы дали запрос в информационную сеть и узнали ваше отчество, а заодно и биографию геройски погибшего участника подготовки второй марсианской экспедиции. Кстати, ваше тело так и не было найдено. Надеюсь, что сейчас вижу именно его, и вы не сотворенный чуждым и враждебным разумом двойник, заброшенный к нам с целью поработить и уничтожить несчастное человечество.

– Я тоже надеюсь… А к нам – это куда?

– Относительно недалеко от Солнечной, семь с небольшим сотен световых лет, более точный адрес вам будет пока непонятен. Локальнее – на космическую исследовательскую станцию «Эпсилон-бета-семь», можно просто Станцию как имя собственное, с экипажем в четыре человека. Один из них – перед вами, ваш покорный слуга. Я местный врач, и меня зовут Дан. Просто Дан, отчества у нас не приняты. Предвосхищая ваш вопрос, скажу, что год сейчас 2237-й от рождества Христова.

– Славненько… А я, выходит, беседую сейчас с оживившим меня благодарным потомком?

– Ну, оживлять вас мне, к счастью, не пришлось, – Дан опять заулыбался, – хотя как сказать, это было бы случаем беспрецедентным и мое имя точно вошло бы в историю медицины… Ну, что вы, батенька, заволновались! Не проявляйте излишнего нетерпения, Петр Евгеньевич, все в свое время! Я вот сейчас вас опять усыплю, а как проснетесь – следующую порцию информации обязательно выдам! Приятных снов!

* * *

– Ну, ты даешь, Дан! Прямо добрый доктор Вишневский! Я тебя таким обходительным эскулапом и представить не мог!

– А ты меня, звездный ас, в работе никогда и не видел. Я ж с вами, лбами здоровыми, всю квалификацию скоро утрачу. Только как психологу и удается попрактиковаться, и то изредка.

– Пращур молодец, хорошо держится. О нем расскажешь?

– Человек как человек, только организм слегка замусоренный. Что для его времени, видимо, было нормой. Если он копия или клон какой, то все очень правдоподобно.

– Тим, а ты-то что поведать можешь? Хватит отмалчиваться! Наука скажет, откуда он взялся?

– Науке это доподлинно неизвестно… Вот то, что Объект таким образом активизировался – а что это его проделки, надеюсь, никто не сомневается, – действительно очень интересно. Но и настораживает тоже очень, не скрою. Особенно то, что капсула рядом с нашим скитальцем оказалась не захваченной им, а точной копией тридцать девятой… Эх, если б мы хоть что-то об Объекте знали!

– Вот теперь и начнешь узнавать… Кстати, а почему твои коллеги до сих пор толпой не набежали? Ведь уже сутки прошли! И в новостях молчок, как и не было ничего.

– Это тоже настораживает, но не так сильно. Коллеги мои и Дана прям таки перегрызлись на Земле, стремясь войти в престижный консилиум, прибытие которого перенесено на завтра. А информация о наше находке впервые за много лет подверглась цензуре.

– Даже так?!

– Да.

* * *

Интересно у них тут все устроено! Станция здоровенная, человек сто разместиться с комфортом может. Снаружи выглядит как огромное, светло-зеленое осиное гнездо, обернутое тремя более темными колбасками. Внешний вид скорее биологический, чем техногенный. Но она и есть какая-то псевдо-живая. Только вот в чем живая, а в чем нет – пока досконально не разобрался.

На первый взгляд, вроде почти обычно все – c поправкой на эпоху, конечно: коридорчики плавно извивающиеся, каждый своего уникального, но обязательно веселенького цвета; шахта с забавными лохматыми эскалаторами, ворсинки которых и передвигают тебя – непривычно, но вполне комфортно; в самой большой колбаске – причалы с малыми и средними летательными аппаратами, на одном из которых меня сюда и притащили; здоровенная многоуровневая оранжерея с растениями из различных земных поясов (инопланетных не заметил пока). Чистенькое все, аккуратненькое и какое-то неуловимо дружелюбное. Но вот чуть ближе начинаешь со всем местным хозяйством знакомится – сюрпризы возникают буквально на каждом шагу.

Выхожу тут из коридора, косяк неловко задел плечом – а он не заделся. Отодвинулся вежливенько, а потом на место встал. Эскалаторы – те сами знают, куда ехать собрался, туда и везут. Оранжерея – это вообще отдельная тема…

Но самое интересное все же, конечно – некая разумность полиморфного окружения. Вот, например, стол передо мной. На вид – обычный стол, только будто с полом одно целое составляет. Столешница полупрозрачная, толстая ножка – серая. А вот шлепнем по нему ладонью посильнее… Оп, втянул краешек, ладонь пропустил! И опять – как прежде, ровный, гладкий. Похлопать по нему слегка – твердый, чуть прохладный. А если со всей дури залепить? Попробуем… Хоп! Не убрался, а стал вдруг киселем затвердевшим, руку в себя поймав, подержал полсекунды и вниз протолкнул. Ладонь теперь под столешницей. И эдакую терпеливость излучает, зараза…

– Развлекаешься? – в медблок неслышно вошел улыбающийся Дан.

– Нет. Антураж осваиваю.

– Ну и правильно. Осваивай. Вот Лео у нас тоже любитель с антуражем поиграть… Пойдем-ка, Петр, я тебя в твои личные апартаменты отведу, хватит тут прохлаждаться…

– Пойдем.

Вышли из медблока и не торопясь направились в сторону жилых модулей.

– Слушай, Дан, а что ты имел в ввиду, говоря, что Лео тоже любит с антуражем играть?

– Да он вечно со Станцией развлекается – то шлепнется неожиданно, то в шахту к эскалаторам прыгнет. Не удивляйся – он же пилот. В пилоты только таких вот челленджеров и берут.

– Понятно. Все правильно. В наше время тоже таких в пилоты брали – правда, проявлялась эта лихость по-другому.

– Как?

– Ну, не знаю… например, с моста прыгнуть… или за штурвал пьяным сесть… морду набить кому-нибудь, в конце концов!

– Хм… Трудно понять вас, предков.

– Да уж, такие дикари мы были, такие дикари!

– Ладно, не обижайся. Скажи лучше, как тебе грядущее? Самое главное впечатление – какое оно? В двух словах можешь сформулировать?

– Попробую… Что ж, изволь – легкомысленность и несерьезность на фоне далеко шагнувшей технологии.

– Вот те раз! Интересно! А легкомысленность и несерьезность в чем?

– Ну, как же – на Станции вас всего четверо. На опасный вылет тебя за штурвал посадили. Меня не в карантине держите и без опаски везде пускаете. Сам же говорил – а вдруг я монстр какой? Мои соотечественники не только бы за семью замками такого гостя держали, но и по комиссиям всяким затаскали бы, до умопомрачения! А тут члены консилиума вашего не то что меня на заседания не вызывают, а даже при встрече случайной только здороваются, улыбаются и про здоровье спрашивают… И вообще – стены у вас как в детском саду!

– В смысле?

– В смысле – цветов легкомысленных. В мое время завхоза за такую раскраску враз бы уволили, потому как серьезному научному объекту не пристало иметь вид учреждения детского или развлекательного!

– А, понятно. Ну, времена меняются… Но насчет несерьезности – это ты зря. Я, чтоб ты знал, по резерву-один пилотом числюсь.

– По резерву-один – это как?

– Вторая специальность в порядке замещения. Тим – пилот по резерву-два, Лео – медик по резерву-один. Четверо всего потому, что желающих на Базу и вообще в космос сейчас – днем с огнем… А насчет тебя – просто вежливость и уважение к личности нельзя смешивать с защитой от опасности.

– То-есть? Поясните пожалуйста!