Склад встретил их замешанной на хвойном аромате прохладе. Из длинного центрального
прохода вправо и влево уходили короткие коридорчики с вывешенными под потолком
короткими вывесками «Ручной инструмент», «Транспортные средства», «Фонари» и прочие.
Завернув в закуток «Средства измерения», Михалыч с Ильёй сдали хмурому кладовщику, под
роспись в прошнурованной амбарной книге, теодолит с линейкой, Складской служитель быстро
проверил целостность линз и отсутствие видимых повреждений. Слегка припадая на
деревянный протез, заменяющий от середины бедра левую ногу, разместил сданное в
соответствующих стеллажных клетках и вернул терпеливо ждущим з\к хозжетоны на длинных
шейных цепочках.
– В столовую пока рано – заметил Илья, когда они вышли из другой торцевой двери, пройдя
насквозь помещение склада – я к себе пойду, хорошо?
– лады – кивнул Михалыч, направляясь в гражданскую оружейку – попозже зайду.
Отпустив студента, Сергей почти из одних дверей прошёл в другие. Впритык к
инструментальному складу располагалась малая казарма охраны. Под бдительным взором
стоящего на карауле бойца он показал личный жетон дежурному и был пропущен в пахнущую
маслом и ещё чем-то военным оружейку. Две казармы охраны были единственными зданиями
в лагпункте, сложенными из выложенного в три ряда кирпича. И вообще – единственными
каменными зданиями с крышами из профилированного кровельного железа.
Через окошко в забранном частой решёткой проёме он протянул рукояткой вперёд заранее
вынутый из кобуры ТТ и две запасных обоймы. Дежурный оружейник разрядил и проверил
оружие, убрал патроны в специальный металлический ящик, подтолкнул к Сергею
привязанную шнуром к барьеру регистрационную книгу. Расписавшись, Сергей получил
обратно личный браслет и ни слова не говоря, развернулся к выходу. Браслет, позволяющий
получить в любом пограничном лагпункте служебное оружие на время работ в поле, был
свидетельством высокого социального статуса его владельца. Такими символами лояльности
Управление не разбрасывалось. По всей системе разбросанных в радиусе тысячи километров от
столичной агломерации лагерей таких счастливчиков никогда не было больше шестисот
человек. Или особо доверенных зэков, получавших во временное пользование весомый символ
власти над остальной, осуждённой сталинскими законами массой.
– Михалыч, подожди, да! – раздался сзади знакомый голос, Шепетов слегка замедлил шаг и
не скрывая неудовольствия, оглянулся.
Он уже вышел на площадь перед зданием конторы и направлялся в расположенный напротив
казармы охраны короткий барак столовой, где с угла ещё был открыт крошечный ларёк,
отпускающий з\к под запись курево, кое-что из ширпотреба и немудрящий продуктовый
ассортимент.
От распахнутых настежь дверей конторы к нему быстро шёл весьма колоритный сын
Кавказских гор, джигит не в одном поколении, товарищ председатель секции правопорядка
Вартанов Владлен Ибрагимович, получивший имя в честь безвременно усопшего вождя
мирового пролетариата. В год смерти которого родился маленький Вова на задворках
блистательного Сухума, столицы маленькой, но весьма гордой Абхазии.
Обменявшись рукопожатием, Владлен сразу перешёл к насущным вопросам.
– На следующую декаду мы на смотр-конкурс самодеятельности заявились.
– Ну а я причём? – хмуро спросил Шепетов, уже догадываясь, о чём пойдёт речь.
– Как причём, дорогой? Ты лучше всех в нашем кусте песни поёшь! Как Шаляпин, мамой
клянусь! Актив тебя на конкурс выдвинул! Не подведи, да!
Выпалив фразу единым порывом, Владлен наткнулся на весьма скептический взгляд
кандидата в Карузо и заговорщицки подмигнув, добавил, практически не останавливаясь, но
уже вполголоса.
– Сам товарищ Кузнецов приедет смотреть, а с ним – он слегка оглянулся – концертная
бригада из Столицы, в порядке шефской помощи. Из Центрального театра! – он говорил уже