Трансмиттер

– Ну вот и отлично! – Толик по дружески хлопнул Афанасия по плечу.

До начала смены оставалось еще 15 минут. Кто-то ушел в курилку, небольшая группа столпилась у стола, где озорно щелкали костяшками домино. Достав из большого общего шкафа несколько пакетов с землей и дренажом, Афанасий ушел в душевую, где на полу около сливной решетки начал процедуру реанимации пациента.

Большой, с высокими потолками цех гудел, как пчелиный улей. Люди сновали по проходам туда и сюда, электрокары и погрузчики развозили грузы по рабочим местам, несколько кран-балок сновали в разные стороны под бетонными сводами, раскачивая при этом массивными крючьями на длинных стальных тросах. Извлекая по очереди из деревянных ящиков, выстроенных в ровные ряды, нужные детали, Афанасий собирал коробки передач. Ему нравилась его работа. Нравилось доставать новенькие, покрытые тонким слоем смазки блестящие детали, еще несколько дней назад бывшие простыми болванками, превращенные точнейшими металлообрабатывающими станками соседнего цеха в произведения инженерной мысли. Нравилось создавать из более сорока крупных и мелких компонентов надежный, безотказный агрегат, который, быть может, даже после смерти Афанасия еще долго будет служить людям. В далеком детстве отец часто покупал ему конструкторы с металлическими планками и пластинами, гайками и болтами, резиновыми колесами и толстыми белыми нитками, имитирующими канаты. Часами он сидел на полу в комнате около отца, монтируя из имеющихся деталей не предусмотренные производителем конструкции, в то время как отец возился с ламповыми телевизорами, которые свозили на ремонт все его друзья и знакомые. В памяти отчетливо запомнился сизый дымок, поднимающийся густой струйкой к потолку от расплавленной канифоли.

В час дня цех замер, остановились кран-балки, перестали выть станки, прекратились удары молота. Рабочие потянулись в раздевалку. У многих обед был взят из дома, холостяки и такие же, как Афанасий, собрались в столовую.

Подъехавший к распашным воротам электрокар жалобно пропиликал испорченным сигналом.

– Афанасий, давай быстрее, щи стынут! – радостно закричали товарищи, уже сидевшие в открытом кузове балканкара. Афанасий быстро вытер руки ветошью и по-молодецки запрыгнул в кузов. Территория завода была большой, и можно было не успеть дойти до столовой за короткое время обеденного перерыва, поэтому рабочие наловчились использовать подручный транспорт для ускорения этого процесса.

В длинной очереди на раздаче к нему подошла Зина.

– Здравствуй, Афанасий. – поздоровалась она. – Можно с тобой постоять?

– Конечно. – ответил он и чуть шагнул в сторону, как бы предлагая влиться в очередь.

Зина была чуть младше его. В свои 35 замужем не была и детей не имела, одевалась по моде и обладала хорошо сохранившимся, привлекательным и соблазнительным телом. Она нравилась мужчинам и, зная об этом, воспринимала это как само собой разумеющееся. Женщины же, даже более молодые, завидовали тихой завистью Зининой эффектности.

Очередь двигалась быстро, умелые повара лихо разливали первое и накладывали второе, кассир с диким сосредоточенным взглядом стучал по кнопкам кассового аппарата как швейная машинка, отбивая чек за чеком, держа в голове ценники всего меню.

– Как у тебя дела? – поинтересовалась Зина, когда они сели за стол.

– Как обычно. – неопределенно ответил он, думая, стоит ли вдаваться в подробности, если это вопрос риторический. Но Зина знала о нем немножко больше других, поэтому уточнила:

– Как с женой? Ругаетесь?

– Ругаемся? – переспросил Афанасий, затем глубоко вздохнул, поболтал ложкой в супе и, бросив взгляд в окно, продолжил. – Это она со мной ругается, а я молчу.

– Почему ты не хочешь все изменить?

– Изменить? А зачем?

– Как зачем? – удивилась Зина. – Разве тебе не хочется жить лучше, чтоб не ругаться, чтоб домой хотелось идти. Быть счастливым, наконец?

– Нет, не хочется. – ответил Афанасий, затем сделал паузу. Понял, что Зина ждет от него продолжения, поэтому продолжил:

– Почему все гонятся за счастьем? Почему все хотят жить сегодня лучше, чем вчера, завтра лучше, чем сегодня?

– Но это же естественно.

Афанасий посмотрел на Зинин телефон, лежащий на краю стола.

– У тебя какая модель? – спросил он.

– Шестая.

– А я слышал, уже седьмая вышла, не хочешь себе новый?

– Я уже заказала, скоро придет. – призналась она.

– Вот! А я не хочу. Люди проживают эту жизнь, как будто в магазин ходят. Идут вдоль прилавков и смотрят вокруг. Хочу счастья, хочу здоровья, хочу то, хочу это. Это называется потребительское отношение, и вам меня не понять. Мы на разных языках говорим, разными категориями судим. Есть такая модная поговорка: «Бери от жизни все». Так вот я живу не для того, чтобы брать, а для того, чтобы отдавать.

– Ну и что толку? – ухмыльнулась Зина. – Жена тебя использует как только может, а тебе какой прок от этого? Таких мужиков, как ты, тряпками называют, а я ведь знаю, что ты не тряпка.

– Зина, ты сама себя послушай. Ты снова спрашиваешь, какой мне в этом толк. А я тебе объясняю, что мне не надо никакого толка, никакой выгоды. Пользуется мной супруга, ну и на здоровье. И вообще, давай оставим этот разговор, пока не поссорились.

– Хорошо, давай оставим. – ласковым примирительным тоном согласилась Зина. – Кстати, ты случайно не хочешь мне кое-что дать? – при этом нежно коснулась рукой его руки. Он внимательно посмотрел на нее, в зеленых, красивых, подведенных тушью глазах играли озорные огоньки.

– Афанасий. – после некоторой паузы продолжила она, – Голова что-то ужасно болит, и слабость во всем теле. Зайдем ко мне после обеда?

– Конечно. – согласился он. – Я всегда рад помочь тебе, только бы ты пореже курила и почаще высыпалась, тогда может и в моих услугах реже нуждалась.

– Перестань – игриво ответила Зина, сложила треугольничком салфетку и заправила ее в нагрудный карман рабочего халата Афанасия так, что получилось очень похоже на платок в строгом деловом костюме, не хватало только галстука. – Ты, можно подумать, святой у нас.

Афанасий подошел к висящему на стене телефонному аппарату, на вращающемся круглом диске набрал короткий номер внутренней связи, в трубке зашумело.

– Алло, Владимир Николаевич, это Петров Афанасий. – после ответа собеседника продолжал. – Меня в бухгалтерию попросили зайти помочь, я задержусь с обеда на пол часа? Да, да, хорошо, я понял.

Повесив трубку, он коротко сказал:

– Пойдем.

Они шли по длинным темным коридорам с бесконечными дверьми кабинетов, здороваясь со встречными работниками, по многочисленным переходам и лестничным пролетам, переходя из одного корпуса в следующий, и в следующий, петляя в сложном лабиринте объединенных между собой зданий.

Наконец, оказавшись в отдельном кабинете заместителя главного бухгалтера, Зина закрыла дверь на замок изнутри, положила свою дамскую сумочку на тумбочку рядом с рабочим столом, заваленным пачками бумаги, затем прошла в смежную комнату и жестом позвала за собой Афанасия. Этот кабинет был превращен в комнату отдыха, плотные шторы создавали полумрак, кожаная мягкая мебель манила к себе отдохнуть и понежиться. Зина сняла деловой жакет и небрежно бросила его в кресло, сама же, сев на диван, сняла туфли на высоком каблуке, руками размяла уставшие ступни, затем расстегнула две верхних пуговицы белоснежной блузки и по-кошачьи изящно растянулась на диване, с наслаждением потягиваясь.

Афанасий взял стоявший в углу табурет, приставил его к дивану. Сюда же подкатил журнальный столик и поставил на него снятый с подоконника горшок с пышно цветущей ярко-оранжевыми цветами кливией, затем сел рядом.

Зина сама взяла его руку. Ее тонкая кисть с изящным запястьем уютно устроилась в его руке, нежные подушечки пальцев приятно щекотали ладонь. Свободной рукой Афанасий обхватил растение, вокруг него появилось густое темно-зеленое свечение. Голова его закружилась, веки непроизвольно закрылись, все потемнело и унеслось куда-то, как сдутое ветром. Тьма быстро рассеялась, и он оказался на навесном мостике, натянутом над глубоким ущельем. На нем была одета лишь одна набедренная повязка, под тонкой бронзовой кожей, блестящей под палящим солнцем, рельефно проступали бугры мышц. В руках он держал по деревянному глубокому ведру с ручками из кокосового волокна. С одной стороны ущелья было озеро, берега его высохли и оголились, отступившая вода обнажила каменное дно, резко контрастировавшее с окружающим зеленым пейзажем. С другой стороны в каменном распадке находилась небольшая лужица с прозрачной водой, питаемая ручейком, падающим с соседних скал. Афанасий бегом бросился к этому водоемчику, зачерпнул оба ведра и так же бегом побежал на противоположную сторону по раскачивающемуся веревочному мосту. Добежав до озера, он вылил в него воду и без промедления бросился обратно.

Вскоре от напряженной работы крупинки пота выступили на плечах и груди, а затем и по всему телу. Бегая по мостику с ведрами и перенося воду, он был весь мокрый, но не от воды, которую носил хоть и быстро, но бережно, не расплескав ни капли. И даже нещадно палящее солнце не успевало высушить разгоряченного тела, струйки соленого пота, стекая по взмокшему лбу, просачивались сквозь брови и попадали в глаза, разъедая их. Во рту пересохло, глотать было уже нечем, губы высохли и растрескались, жажда мучила нещадно, но он не смел остановиться ни на мгновение, не смел прикоснуться к живительной влаге. Так, работая без отдыха, он переносил почти всю воду из маленького озера в большое. Уровень воды в большом заметно поднялся, но все равно не доходил до прежних границ, в маленьком же на дне осталось воды лишь на несколько пригоршней. Афанасий поставил на землю ведра, устало опустился на валун, поросший мелким светло-зеленым мхом. Сердце гулко билось в груди, в такт ему кровь пульсировала в висках, легкие жадно хватали воздух, потяжелевшие веки опустились, и все погрузилось во тьму.

– Афанасий! Афанасий! – позвал голос Зины.

Он открыл глаза, и устало посмотрел на довольное, счастливое Зинино лицо.

– Пить. – поперхнувшись сухим горлом, попросил он.

Зина легко спорхнула с дивана, босиком на цыпочках убежала в кабинет, забрякала там графином, затем вернулась со стаканом воды. Пока Афанасий жадно пил, она снова уютно устроилась на диване.

– Цветок будет жить? – спросила она.

– Да, будет. – ответил он, распрямляя затекшую от неудобного сидения на табуретке спину. – Я ему оставил достаточно энергии, он сильный, поправится. – Свечение вокруг растения пропало, листья, потеряв тургорное давление, опали и теперь тряпками свисали на стол. Афанасий вылил в горшок недопитую воду из стакана, предусмотрительно оставленную специально для этого.

– Цвет конечно опадет, но само растение должно выжить, я стараюсь не вычерпывать все до остатка. Не трогай его до завтра, листья легко повредить. Вечером перед уходом еще раз полей, только немного, четверть стакана, и шторы раздвинь, но на окно не ставь еще два дня.

– Знаешь, я после тебя как заново рождаюсь, столько сил и энергии, десять лет долой! – радостно делилась впечатлениями Зина. – Послушай, у меня родственница есть, у нее ишемия сердца, ты можешь ей помочь? Она хорошо отблагодарит.