Неизвестный Пири

Ни богатство, ни слава никогда не затмят в моей памяти воспоминания о том торжественном моменте, когда я, ликуя вместе со сверкающими волнами великого белого моря, радовался возвращению солнца на ледяном покрове…

Пири, Кук и Аструп провели двое суток в борьбе со смертью. Они уцелели, помогая друг другу, придерживаясь некой коллективной стратегии. Пири, наделенный большой физической силой и выносливостью, ощутил, я думаю, огромное счастье от того, что сумел помочь своим спутникам. Именно после таких испытаний люди сближаются и начинают верить друг другу.

Несмотря на два дня удивительного сближения со своими товарищами, Пири не может написать: «Мы, ликуя… радовались…» Даже теперь слово «мы» не дается лейтенанту.

И третья история. Через три дня после благополучного возвращения Кук и Аструп в сопровождении собаки по кличке Джек направились к вершине утеса в 3–4 километрах от дома, чтобы воздвигнуть там пирамиду из камней для топографических наблюдений. По крутой и скользкой поверхности, выбивая ступени задником снегоступа, Кук и Аструп карабкались вверх. Стало темнеть, и разумно было бы повернуть назад, но, как часто бывает, спуск казался более опасным, чем движение вверх. Джек, пока мог, верно сопровождал людей, но в какой-то момент его собачьей сноровки стало не хватать, и он остался один. Идти вниз пес боялся, и с этого момента над округой в воздухе повис его жалобный вой.

Вечером знакомый нам Иква, вернувшийся в Дом Красной Скалы с той стороны, куда ушли Кук и Аструп, рассказал, что обратил внимание на шум сошедшей лавины. Другие инуиты сообщили, что в том же районе слышали крик доктора Кука и лай собаки. Лейтенант встревожился и тотчас отправился с Джибсоном на поиски.

Пири:

…мы нашли следы наших товарищей, которые вели прямо по отвесному снежному склону… Идя по следам, насколько это было возможно во мраке, мы нашли 2 или 3 места, где путники оступались и скользили, затем, в момент особенно жалобного завывания Джека, я увидел на снегу лыжу доктора Кука, упавшую сюда сверху. Немного выше нее в нескольких местах в снегу были выбоины, оставленные, по-видимому, падающими обломками лавины…

Командир предположил, что Кук и Аструп сбиты снежной лавиной и что Кук, будучи еще в сознании, сумел окликнуть проходящих мимо инуитов.

Джек, со своим собачьим инстинктом несчастья, выл рядом с двумя своими друзьями, бывшими, вероятно, без чувств. Я гнал от себя мысль, что ситуация могла быть еще хуже.

Пройдя несколько шагов вперед, я убедился в совершенной бесполезности попытки взойти наверх в темноте, без веревок или топоров…

Лучше всего было поспешить домой и вернуться назад с тремя туземцами, Вергоевым, санями, спальными мешками, фонарями и всем необходимым для немедленного спасения несчастных, как только мы доберемся до них. Я бегом вернулся домой и по дороге уже решил, что именно каждый должен делать, чтобы мы могли отправиться назад менее чем через 10 минут. Я толкнул дверь, с моих губ уже было готово сорваться первое приказание, но представшая перед моими глазами картина заставила меня замолчать.

За столом сидели наши два путника и с аппетитом поглощали ужин. Часы в столовой показывали 11:45 вечера. Только те, кому довелось побывать в подобной ситуации, поймут охватившее меня чувство облегчения.

Разгадка была чрезвычайно проста. Добравшись до вершины утеса, Кук и Аструп нашли плато, которое вывело их к легкому спуску.

Пири:

Этот случай может показаться смешным. Возможно, что мрак большой ночи сделал меня слишком чувствительным, однако ко мне, словно кошмарный сон, возвращается воспоминание о том моменте, когда из темноты беззвездной ночи до меня донесся жалобный вой Джека и я, представив своих товарищей, лежащих мертвыми или искалеченными, размышлял о вероятности катастрофы. И мои страхи были небезосновательными. Шесть месяцев спустя другой член моей партии, молодой Вергоев, исчез бесследно при полном свете длинного летнего дня; это несчастье произошло в ситуации, которая казалась гораздо менее опасной, чем только что описанная.

Дошла очередь до спасения Джека. Назавтра отряд из супругов Пири и Аструпа попытался вызволить пса, но безуспешно. На следующий день к рискованной операции приступили Пири и Кук. Лейтенант рассказывает:

Бурные снежные шквалы ослепляли, не давали дышать и почти срывали нас, когда мы, прижимаясь к скале, цеплялись за узкие ступени, которые мы вырубали топорами в снегу и во льду. С чувством облегчения я, прижимая к себе воющее и дрожащее животное, наконец достиг подножия утесов: мое лицо было исколото снегом почти до крови, ноги и руки болели от постоянного напряжения при спуске.

В эту историю встраивается размолвка Пири с Вергоевым, о которой стоит упомянуть.

После очередных метеорологических наблюдений Вергоев отправился к скалам, до которых было 2 мили, чтобы увидеть солнце. Услышав лай Джека, Джон вскарабкался к псу и готов был сойти вниз вместе с собакой, но у подножия скал появилась группа спасения во главе с Пири. Взволнованный всем случившимся начальник запретил Вергоеву спускаться, что, видимо, было в самом деле не просто, и парню ничего не оставалось, как, оставив собаку на старом месте, продолжить подъем и окружным путем через 3,5 часа вернуться к дому.

Из дневниковой записи Вергоева мы узнаем о разборе происшествия: «Он сказал мне при всех, что я совершил безрассудную глупость, нарушив приказ не отходить более чем на 500 ярдов от дома; он говорил об этом около 5 минут, что было излишне. Заканчивая, мистер Пири немного сменил тон и любезно спросил меня о том, когда я вернулся. Я ответил ему, и он сказал, что я очень быстро преодолел расстояние. Вероятно, мистер Пири решил, что его выговор эффективно подействует на меня и можно прекращать, поэтому, не желая расстраивать меня, он сменил тему. Так или иначе, не было необходимости устраивать мне выволочку при всех, тем более что у меня не было злого умысла. Тем не менее я считаю, что правило о 500 ярдах призвано лишь нагонять страх».

Очевидно, Вергоев неправ. Пири трудно сдержаться, и, кроме того, у него появился отличный повод донести до ушей всех участников экспедиции постулаты безопасности. В дневнике лейтенант пометил:

Шальная выходка Вергоева, лекция, прочитанная ему мной.

Однако публичный выговор, уязвивший Вергоева, имел пагубные последствия. Брайс пишет: «Однажды вечером Вергоев признался Куку, что не хочет возвращаться назад с остальными членами экспедиции. Вергоева угнетало и раздражало отношение к нему четы Пири. Молодой человек считал, что, судя по публичному выговору, лейтенант не верит в него. Он [Вергоев] сказал, что вполне мог бы жить как эскимосы, и намекнул также, что ему по силам совершить путешествие к самой северной, недостигнутой точке Гренландии или даже попробовать достичь Северного полюса».

Пири, пытаясь загладить свою вину, подарил молодому человеку пару штанов из медвежьей шкуры и рукавицы. 30 марта Вергоев в дневнике словно пожаловался: «Я совсем не хотел [брать рукавицы], так как он [Пири] мне был неприятен, [но] я едва ли мог отказаться и взял их».

30 апреля должен был начаться поход через Гренландию, ради которого люди приплыли сюда и вынесли столько мучений.

Дневник Вергоева, 26 апреля: «Вечером, когда я один вышел на улицу, чтобы принести лед, ко мне подошел Пири и сказал, что, ввиду того что я проявил большой интерес к метеорологическим и приливным наблюдениям, он решил не отправлять меня в долгое путешествие на ледник, а дать мне возможность спокойно вести эти наблюдения. Миссис Пири и я останемся в доме вдвоем, пока через неделю или 10 дней не вернется отряд поддержки. Я поговорил с ним откровенно. Я спросил его, будут ли ограничения по дальности прогулок, он сказал, что нет. Также мы упомянули о выговоре, который я получил 20 февраля. Он извинился и сказал, что если обидел меня, то очень сожалеет и все в таком роде, что сломанная нога сделала его раздражительным. Он сказал, что результаты моих наблюдений должны быть одними из важнейших материалов путешествия».

Уимс считает, что «это, вероятно, было чем-то вроде дипломатического триумфа для Пири: ненадежный, непредсказуемый Вергоев был устранен от какой-либо роли в экспедиции, но сам он не осознавал этого и не возмущался».

Не совсем так. Согласен, Пири сделал то, что мог: одарил, приободрил, извинился. Но, сняв ограничение на дальность маршрутов, в своей деланой лояльности он зашел слишком далеко. Для Вергоева именно это разрешение Пири стало моральной компенсацией, потому он и успокоился. Полярная ночь сменилась полярным днем, но путешествия в одиночку по ледникам и при дневном свете крайне опасны. Вергоев, прося разрешение, не осознавал риска. Пири опасность, скорее всего, оценивал правильно, но отказать не решился, боясь усугубить и без того непростую ситуацию.

Наконец долгожданное путешествие началось. Кук, Джибсон, Аструп и пять инуитов подняли снаряжение по скалам на ледяное плато. Выше местные идти отказались – по их убеждению, ледяной купол был населен душами умерших.

Когда 3 мая Пири и Хенсон присоединились к передовому отряду, стряслись три беды: Кук на собачьей упряжке проехал по лыжам Пири, сломав их, из нескольких бутылей вылилось горючее, а Хенсон отморозил пятку. Пири в дневнике отметил:

Я был рад, что он сказал нам о своей проблеме сейчас, а не позже, ни в коем случае я не жалел, что ему приходится вернуться. Это будет лучше для Джо.

Джибсон проводил Хенсона до дома и 10 мая вновь присоединился к отряду, доставив новые лыжи и спирт. Движение возобновилось, но налетела невероятная буря, разметавшая лагерь и унесшая часть снаряжения вниз по склону. Вырвавшиеся собаки уничтожили изрядную долю продуктов, но самое ужасное – псы заболели пиблокто[27 - Piblockto на местном языке – бешенство.], что поставило все предприятие на грань срыва. Четыре собаки умерли. Ловя разбежавшихся животных, люди буквально сражались с ними. Одна из собак сильно покусала Пири.

Снаряжение для похода по леднику

Инуит-каюр и собаки

14 мая буря утихла, и потянулись монотонные дни.

На расстоянии 130 миль от бухты Мак-Кормик Пири обратился к спутникам с сакраментальным вопросом, кто готов идти с ним в белую неизвестность:

…Я напомнил им о том, что говорил ранней весной: …я выберу из них спутника, с которым продолжу путешествие. Они пробыли довольно долго на ледяном покрове и понимают, что это предприятие – не детская игра, что для вызвавшегося нет пути назад. Я добавил также, что многим покажется опасным, даже безумным, что два человека отправляются в эти неизвестные области, не имея другой надежды на безопасное возвращение, кроме как на свои ресурсы и здоровье. Лично я не считал это предприятие опасным, но каждый должен решить за себя. Доктор первым вызвался идти, за ним Джибсон и Аструп. В итоге я принял решение: Аструп пойдет со мной… доктор Кук по прибытии к Красной скале примет на себя обязанности начальника до моего возвращения…

В Доме Красной Скалы от руководителя зависели безопасность миссис Пири и остальных членов команды, сохранность имущества и результатов научных исследований. К тому же Пири мог и не вернуться из своего рискованного путешествия. В этом случае попытка организовать спасательные работы и возвращение экспедиции домой полностью ложились на плечи нового командира.

Если бы Хенсон не отморозил пятку, то, возможно, он был бы включен в маршрутную группу, но ясно, что ни он, ни Аструп на роль заместителя Пири во время его отсутствия не годились. Эндрю Фримен рассказывает, что накануне разговора о том, кто станет спутником Пири в санном маршруте, лейтенант конфиденциально сообщил Куку, что именно он будет главным в Доме Красной Скалы, в поход же Пири пригласит либо Джибсона, либо Аструпа. Назначение Кука, несомненно, правильное решение. На следующий день отряд разделился: Пири и Аструп с 14 собаками и двумя санями, нагруженными до предела, пошли дальше, Кук и Джибсон с двумя псами и рационами на 10 дней повернули назад.

Тем временем отношения Вергоева и миссис Пири накалились до предела. Причиной могло быть нервное истощение Джозефины, которую изводили суеверные разговоры инуитов о том, что ее муж не вернется с купола. Во время полярной ночи вся компания разделилась: семья Пири плюс Хенсон – с одной стороны, остальные – с другой. Но если Кук, Аструп и Джибсон договорились не падать духом и извлекать для себя пользу из арктической жизни, то у Вергоева неприязнь к семье Пири росла и в какой-то момент, по-видимому, затмила все остальные чувства. Попытки компаньонов отвлечь его от обид не помогали. Чтобы ослабить напряжение, по возвращении Кук и Джибсон позвали Вергоева в недельное плавание по заливу Инглфилд и бухте Боуден. Молодой человек радовался путешествию, но в верхней части бухты удивил спутников, объявив, что с этого места пойдет к Дому Красной Скалы по суше. Кук отговаривал Вергоева, ссылаясь на опасные ледниковые трещины на пути и строгое правило: длительные маршруты в одиночку запрещены. Вергоев настоял на своем и через отведенное время появился дома.

В санном походе все сложилось благополучно, можно сказать – стандартно. На ровном леднике скорость возросла до 20 миль в день. Путники страдали от нестерпимого солнца, поэтому сменили режим работы и отдыха: ночью, когда солнце било в спину, шли, а днем стояли лагерем. Они не строили иглу, ограничиваясь стенкой из снежных блоков, предохранявшей от ветра. Спальные мешки не распаковывали – меховой одежды для сна было вполне достаточно. Опасные трещины встречались, но были локализованы. Уже на восточном берегу Пири и Аструп убили несколько овцебыков – свежее мясо отлично восстановило силы людей и собак.

Оба мечтали о севере, но возникающая перед ними земля заставляла их уходить вправо, идти на восток и даже отклоняться к югу. Пири:

30 июня 1892 г. Еще меньше расположен писать, чем в предыдущие 3 или 4 дня. Не покидает чувство, что моя многолетняя мечта оборвалась… Я еще не был на 82-м меридиане. Но я сделаю все, что может сделать человек.

Аструп: «Во время нашего движения по материковому льду мы перекинулись всего несколькими словами. Обычно мы довольствовались тем, что думали, и, признаюсь, перед тем как в эти дни ложиться спать, я давал волю своим мыслям. Они летели к северу за ближайшую широту, пока не достигали 85-й параллели, где в своем воображении я представлял себе самую северную точку Гренландии. Еще неделя, и мы, похоже, будем там. “Мы должны быть там. Если только не подведет материковый лед… не остановит… Но тогда почему мы с такой скоростью устремились сегодня вниз? Не потому ли, что ‘царственная тропа’, как мистер Пири называет ее, приближается к концу?.. Действительно ли смысл нашей жизни состоит в том, чтобы проникнуть как можно дальше на север, чего никогда не делал ни один смертный?.. Приблизиться к самому Северному полюсу?.. И с таким нехитрым снаряжением… У нас хватает сил и энтузиазма… Если только проклятый ледник не сыграет с нами злую шутку!..”

Звезды и полосы на скале Флота. 4 июля 1892 года (вверху). Скала Флота. Подписи из книги Р. Пири

Но жизнь полна горьких разочарований. В тот вечер, едва мы отправились, как уже в третий раз в поле зрения появилась земля, которая преградила нам путь».

4 июля они забрались на гигантский утес, с которого осмотрели окрестности. Пири назовет это место скалой Флота[28 - Navy Cliff.].

Канал Пири

Дневник Пири:

…мое скромное открытие – лишь фьорд Гренландии, вместо моей цели многих лет – Северного мыса.