Черныш

– Стоянка пятнадцать минут! – экскурсовод Элегия покидает туалет, на ходу брызгаясь из флакона, растирая между грудей несколько капель «Лакосты» с айвой и водяной лилией. – Через пятнадцать минут мы продолжим путешествие по исторической части города.

Подтянутая и прихорошенная, Элегия возвращается в автобус. Синей замасленной бейсболки в водительском закутке нет, видимо, Бориска тоже вышел побродить. Гид Волошина усаживается в замшевое кресло, ещё хранящее жар её тела и отпечаток тучных ягодиц, перечёркнутых трусиками. Подтыкает кожаную юбку, оглаживает руками тесную капроновую медь коленок, смахивает с ботильона прилипшую травинку. На всякий случай проверяет заряд батареи у «Orator», регулирует громкость. Можно ехать дальше.

Старички вразнобой тянутся в автобус, гусары Георгий Модестович и Иван Клементьевич вновь помогают бабушкам занять свои места, заносят ходунки самой маломобильной бабульки Натальи Матвеевны. Элегия считает пассажиров по головам: ага, все в сборе. Впереди хлопает водительская дверца, мелькает синяя бейсболка Бори. Пассажирская дверь, кажется, тоже хлопнула. Наверное, Боря проверил замок.

– Вроде никого не забыли, – объявляет Волошина. – Поехали, Боря. Теперь в сторону водохранилища.

«Пежо» дёргается с места как-то непривычно зло и резко. Старичков встряхивает, ходунки бренчат о заднюю аварийную дверь. Зазевавшийся Иван Клементьевич в интеллигентской шляпе едва успевает придержать плохо подогнанную вставную челюсть. Обычно Борис водит машину плавно, поставь ему на капот стакан воды – не расплещет. Куда он заторопился?

– Извините, господа экскурсанты, – быстро говорит Элегия в микрофон. – Уважаемый водитель, пожалуйста, можно везти нас потише? Если вам нетрудно, спасибо. Итак, друзья, справа от нас открывается вид на … что такое, Борис? Куда вы летите?

Не разбирая дороги, «Пежо» с пожилой экскурсией несётся в какие-то переулки, совершенно не входящие в стандартный маршрут. Колёса подпрыгивают на бордюрах, выворачивают лужи наизнанку, ветки хлещут автобус по бортам. Старички пока ничего не понимают, должно быть, приняли гонку за часть сценария. Перепуганная Элегия Витальевна долбит толстым локтем в переборку, но синяя кепка за рулём не реагирует на стук.

– Борис! Борис Андреевич, что с вами приключилось? Вы напились, что ли? Прекратите самоуправство! Я немедленно звоню директору, чтобы вас сняли с рейса!

Приподнявшись на полусогнутых, Элегия неловко заглядывает в водительский отсек. Шофёр поворачивает голову – и ругательства застывают у неё на языке. За рулём вовсе не Борис! Это какой-то мерзкий и неприятный тип в синей кепке Бориса. Сальные волосы, бледная кожа, под глазами – отечные водянистые круги наркомана.

Наркоман ухмыляется экскурсоводу, продолжая давить на газ. Зубы у него гнилые, жёлтые, один верхний клык слишком крупный и растёт криво, будто кто-то отодвинул планку в заборе и забыл вернуть на место. Рядом с шофёром обнаруживается ещё один безбилетный чужак – бритоголовый, морщинистый гоблин в бурой обтерханной джинсовке. Вот почему хлопала пассажирская дверца! В чуткий нос Элегии бьёт запах табака, перегара и стоптанных носков. При аккуратном Борисе здесь никогда так не воняло.

Прежде чем экскурсовод успевает что-то сказать, джинсовый гоблин небрежно отталкивает её лицо пятернёй.

– Тихо, колобок! Мы с Зубом покатаемся немного.

«Пежо» подбрасывает на выбоине, Элегия Витальевна грузно падает обратно на сиденье. Обводит своих старичков беспомощным взглядом. Хватается за ручку, пытается отжать дверь на ходу – бесполезно, замок заблокирован.

«Рецидивистов каких-то по городу ловят, – вспоминаются слова вахтёрши Зины. – Нинке зять по секрету шепнул».

– Что-то не так? – участливо спрашивает Иван Клементьевич. – У нас сменился шофёр?

Лысый буро-джинсовый гоблин уже не скрывается. Ловко, по-змеиному, он  просачивается к ним в салон через амбразуру водительского отсека. На Элегию Витальевну вновь напахивает вонючей одеждой и перегоревшим спиртом. Почему-то бандит кажется ей смутно знакомым, хотя она определённо никогда его раньше не видела. Плешивая голова, лишённое выражения лицо, смуглый загар, сутулая спина… Кого он ей напоминает?

Бандит вторгается в салон не с пустыми руками. В руке у него кривой самодельный тесак – жуткая копия армейского ножа. Этот нож наставлен прямо в пышную бежевую грудь Элегии Витальевны. Крепкая, здоровая и самая молодая, в автобусе она по сути единственная, кто способен оказать сколько-нибудь серьёзное сопротивление.

– Спокойно! У нас с собой взрывчатка, сиди молча.

В подтверждение своих слов джинсовый бандит бросает на свободное сиденье рядом с Георгием Модестовичем зачуханную спортивную торбу, в которой что-то гремит. Судя по всему, сумка очень тяжёлая. Одышливый Георгий Модестович пытается возразить, но бандит упреждающе взмахивает лезвием у него перед носом – пенсионер благоразумно замолкает.

– С новым гидом, старпёры! – объявляет гость, облокотясь на переборку. – А теперь – ша! Автобус едет дальше. Форточки не открывать, в окна никому не орать! Не высовываться, сидеть смирно! Мобильники – сдать сюда! За попытку звонка – сразу перо в глаз!

– Я не поняла, – бабушка в коричневом берете блаженно таращится то в окно, то на нового экскурсовода. – А мимо Вятско-Петровской часовни мы разве не поедем?

– Боюсь, что нет, – Георгий Модестович старается отодвинуться подальше от взрывоопасной сумки.

– Блин, тут половина глухих, што ли? – догадывается бандит с ножом. – Вот, сука, кладбище на выезде! Эй, лекторша! Ну-ка, дай свой матюгальник!

Автобус несётся переулками и закоулками, словно спасаясь от погони. Элегия Витальевна послушно отцепляет от пояса «Orator», снимает с серо-сизой причёски гарнитуру. Не опуская тесака, бандит криво напяливает наушники, плюётся в микрофон щербатым ртом.

– Включи его, живо!

– Он включен, – экскурсовод Волошина оглядывается на синюю кепку. – Куда вы нас везёте, тут же одни старики? Что вы сделали с Борисом, сволочи?

– Твой водила отдыхает в кустах за музеем. Мы с Зубом его малость причесали.

– Но что за …

– Бункер завали, колобок, пока ухо не отчекрыжил! Или сиську. Хочешь?

Держась одной рукой за поручень, бандит прижимает лезвие к монументальной груди гида Волошиной. Прижимает до того резко, что на бежевом свитере женщины лопаются узелки пряжи – тесак отлично наточен. Элегия вдруг понимает, что если автобус снова тряхнёт на колдобине, нож запросто отсечёт ей правую грудь. В лифчике нарастает неприятная мокрота.

Убедившись, что послание принято, джинсовый безбилетник отнимает оружие, но далеко не убирает.

– Короче, старичьё, тачка меняет маршрут! – объявляет он в микрофон. – С новым гидом вас, гы-гы-гы! Расклад такой: нам с друганом Зубом надо без палева свалить из города, но нас пасут злые менты. Поэтому мы едем с вами.

Старички в недоумении. Элегия Витальевна вцепилась в свою сумочку на коленях, жалея, что не может спрятаться за ней. Во рту у неё опять пересохло, хочется съесть ещё одну мятную пастилку. Или даже целую горсть.

– Я так думаю, вы с другом бежали из «шестёрки»? – флегматично предполагает Георгий Модестович.

Экскурсовод Элегия Волошина знает родной город лучше, чем собственные трусики. СИЗО номер шесть (известный в городе как «шестёрка») стоит в одном районе с музеем. Изолятор располагается в угрюмом здании бывших скобяных складов купца Бочагина. Девятнадцатый век, стиль кирпичный историзм, колючая проволока, собачий лай, стоящие на приколе «Газели»-автозаки. Никакой архитектурной ценности СИЗО не имеет, поэтому стоит в стороне от экскурсионных маршрутов.

Джинсовый гоблин щурится на старичка в галстуке, тесак по-блатному вертится у него меж пальцев, словно пропеллер.

– Люблю понятливых! Короче, старичьё! Мы с Зубом… как бы это самое… типа гуманные и всё такое. Без дела никого не обидим, вы и так тут все одной ногой на райской шконке чалитесь. Нам лишнего мочилова не надо, верно, Зуб? Выедем за город подальше – бросим вас и уйдём своей дорогой.

Бандит пинает башмаком спортивную сумку. Слышится всё тот же звяк и бренчание.

– Будете залупаться – сначала кишки выпущу, потом взорву эту калошу на хрен! В торбе – тротил, нам терять нечего… Эй ты, чудо в шляпе! – оклик адресован Ивану Клементьевичу. – Бегом пробежался и собрал у всех мобилы! Свою тоже отдать не забудь. Слышали? Граждане туристы-онанисты, все мобильные телефоны сдаём вот этому перхотю в шляпе! Увижу, что кто-то куда-то  звонит – сделаю больно!

Иван Клементьевич глупо хлопает выцветшими глазами. Элегия побаивается, как бы старого гусара не накрыл обширный инфаркт. Нерасторопность пенсионера злит бандита:

– Особого приглашения ждёшь? Иди собирай телефоны, кому сказано!

– Позвольте мне? – вызывается более храбрый и сообразительный Георгий Модестович.

– Заткнись, дятел! Я сказал – за телефонами идёт «шляпа»!

Утратив весь гусарский лоск, Иван Клементьевич послушно крадётся по проходу в конец автобуса и обратно, подставляя спутникам свою интеллигентскую шляпу. Он похож на нищего артиста, обходящего вагон первого класса. Избавившись от оцепенения, бабушки кидают ему сотовые телефоны. В основном дешёвые кнопочники, перешедшие по наследству от детей и внуков.

Каждый раз, когда в шляпу падает телефон, растерянный старик бормочет «спасибо». Завершив круг, Иван Клементьевич возвращается к бандиту, тот сам выхватывает мобильник из сумочки сидящей перед ним Элегии Витальевны и отправляет в общий котёл. Трубка экскурсовода – самая приличная из всех, марки «Самсунг-50», её помогал выбирать продвинутый сын Данилка.

– Посчитай, сколь насобирал, дед? Наклони свою каску и повороши, чтоб я видел! Раз, два, три… оп-па, косяк! Должно быть минимум девять штук. Почему только восемь? Кто трубу заныкал, старпёры?

Георгий Модестович примиряюще поднимает руки, кивает на бабульку с ходунками:

– Товарищ… не знаю как вас величать. Телефоны сдали все, у Натальи Матвеевны вообще нет мобильного. Не пользуется, не привыкла.

Лысый джинсовый гоблин недоверчиво изучает худосочную бабульку с артритными ногами, затем перекидывает шляпу с телефонами в водительский отсек – под охрану напарника.

– Ладно, старпёр, пока поверю. А теперь запоминаем хорошенько! Если кто затеет бузить – буду тут же резать … его соседа! Поняли?