У Сэйган, от удивления расширились зрачки. А Наоэ едва не поперхнулся за потайной дверью, но успел прикрыть рот ладонью.
– Нет-нет, вы не так поняли!– запротестовал Ясуда, видя негодующий взгляд женщины.– Я не влюблён в него! Мне было поручено сопровождать его под арест, но так случилось, что за это время мы прониклись друг к другу уважением. Я не смог его убедить покориться Кагеторе-сама, но пообещал, что сделаю всё, что смогу для его освобождения. Он, разумеется, не надеется, что останется в живых и поэтому поручил мне позаботиться о его сестре и взять её в жёны.
–Так вот в чём дело?– улыбнулась Сэйган, краем уха услыхав облегчённый вздох Наоэ. – Обещания нужно исполнять Нагахидэ. Я считаю, что ни кто не встанет у тебя на пути, в осуществлении последней воли Масакаге.
–Последней.– горестно повторил Ясуда.
– Не могу обещать тебе хороший исход.– произнесла Сэйган.– Скажу лишь, что мой сын никогда не поступал неблагоразумно. У него чутьё на хороших людей, он видит их сердцем. Поэтому, любое его решение будет правильно и справедливо. Ступай Нагахидэ. Обещаю, что этот разговор, с тобой и с Дзюро, не уйдёт дальше этой комнаты.
Ясуда поблагодарил и откланялся. Наоэ сразу же появился из своего укрытия.
–Занятно!– произнёс он, поглаживая наголо выбритый подбородок.– У нас тут небольшой сговор намечается!
– Они просто хотят достичь своей цели.– парировала Сэйган.
–За спиной своего даймё!– Кагецуна недобро сощурился.
–Прошу вас, Наоэ-сан, я дала слово Нагахидэ, не делайте так, что оно оказалось пустым звуком! – взмолилась монахиня.– Я не считаю, что эта их просьба перерастёт в нечто большее.
–Только ради вас госпожа.– проникся Наоэ, мольбам женщины.– Но, мне вот интересно. Почему враги и друзья радеют о судьбе Масакаге больше, чем его семья?
– Айя уверена в своём брате больше, чем кто либо.– ответила Сэйган.– Они вместе росли на моих глазах, и мне кажется, что их связь намного крепче, чем моя с ними. Они даже понимают друг друга без слов. Хэйдзо* ощущает боль сестры на расстоянии, так же, как и она его.
–Значит, госпожа Айя знает, какой приговор вынесет наш господин?– удивлённо спросил Наоэ.
– Не думаю.– Сэйган обратила свой взгляд вверх.– Но, она точно знает, что его решение будет правильным и она примет его как должное.
1-й день месяца Нагацуки. Касугаяма.
Масакаге сидел один в просторной, практически ничем не обустроенной комнате, тускло освящённой лишь одним фонарём, стоящим у письменного столика, заваленного книгами и исписанными листами бумаги. В нише-токонома, расположился деревянный будда, которому Уэда молился по вечерам. Вот уже целый месяц, как Масакаге проводил дни
*Сэйган-ин обращается ко всем членам семьи по личным именам, так как имеет на это полное право. Кроме членов клана, по личным именам мог называть господин своих вассалов или близкие друзья друг друга. В данном случае, Хэйдзо – личное имя Нагао Кагеторы, данное ему при прохождении церемонии совершеннолетие. ( см. 1-ю книгу «Легенды Сэнгоку. Под знаком тигра.»). ( Прим. автора).
лишь с собой наедине. Никто не посещал его и даже не передавал послания. Разве что, пожилой слуга появлялся раз в день, наливал ему офуро, приносил еду и чистую одежду. Но, даже он, слуга, не произносил не единого слова, лишь кланялся и выполнял свою работу. За это время у Уэда было над чем поразмыслить и прийти к решению, что именно он скажет Кагеторе, перед тем, как он вынесет ему окончательный приговор. Он даже написал предсмертные стихи, на тот случай, если его казнят прямо на месте. Также, на столе лежало несколько посланий членам клана и жене с сыном.
Масакаге придвинулся к столику, сложил каждое письмо и скрепил собственной печатью, аккуратно разложив их по столу. Через какое-то время вошёл тот самый, пожилой слуга, что прислуживал ему целый месяц. В течение часа, служка приводил смиренного от одиночества Масакаге в порядок. Побрил, заросшее лицо, оставив тонкие усики над верхней губой и небольшую бородку, налил офуро, и хорошенько вымыв своего подопечного, помог облачиться ему чистые одежды. Тёмно-зелёное верхнее косодэ, поверх нижнего белого, синие хакама, белые носки-таби, новые соломенные сандалии-варадзи, ждали у входа, у порога энгавы.
« Странно.– подумал Масакаге.– Это обычная одежда, а не ритуальная белая. Значит, не на казнь поведут. Хотя, это всегда успеется.» Слуга же, сделав всё, что от него требовалось, удалился. « И что?– снова спросил у себя Уэда.– Я сам должен пойти навстречу своей судьбе, или всё же мне выделят проводника? Хорошо бы это был Нагахидэ.» Как бы в ответ на его мысли, у энгавы появился Ясуда. Заходить не стал, а позвал с улицы.
–Масакаге-сан! Прошу вас следовать за мной! И поторопитесь, даймё ждёт!
Масакаге вышел. Посмотрел на Нагахидэ, гордо вздернувшего подбородок и безучастно смотревшего куда-то в сторону.
– Вы сделали то, о чём я вас просил?– спокойно спросил Уэда, но в ожидании положительного ответа. Ясуда не ответил, но медленно опустил веки, в знак согласия. У Масакаге камень с души упал. Он обул варадзи и последовал за Нагахидэ. Поведение Ясуды, конечно не сулило ничего хорошего, но Уэда было уже всё ровно. Его жена и сын находились под опекой даймё, а сестра выйдет замуж за достойного человека, если уже не вышла. А ему умирать не страшно. В конце концов, путь воина рано или поздно заканчивается лишь одним исходом.
В главной зале замка, в это время, вассалы вовсю рассуждали о последствиях приговора мятежнику Масакаге. Большинство было уверено, что это будет сэппуку. Некоторые предполагали изгнание, и совсем малая толика настаивала на помиловании. Кагетора не слушал пересуды своих вассалов, лишь изредка перебрасывался парой фраз с Усами Садамицу, сидящего с ним рядом. Справа от помоста расположились Сэйган-ин и Айя. Сына с сестрой князя не было, он был попечён кормилице, да и не к чему ему было присутствовать на приговоре собственного отца. Хоть ему и было четыре года, но он многое уже понимал.
Когда в дверном проёме показался Ясуда Нагахидэ, князь приказал всем замолчать. Вассалы утихли. Жадно проводили, прошедшего мимо них мятежника, а когда тот сел перед помостом, где восседал даймё, стали ждать. Ясуда устроился позади-слева, от своего пленника и они оба поклонились Кагеторе. Масакаге был спокоен и невозмутим, выражая полное бесстрашие перед лицом правосудия. Аяй увидела по впалым щекам, как похудел её муж, и хотела поймать хоть косой его взгляд, но он на неё не смотрел. Слишком уж он был горд, чтобы подарить свой взгляд женщине, хоть и любимой, в окружении почти полусотни самураев Этиго.
– Хорошо ли с тобой обращались за этот месяц?– задал первый вопрос Кагетора. Он знал ответ, но ему было нужно услышать Масакаге. Его тон, голос и внутреннее состояние.
–Мне не на что жаловаться Кагетора-сама.– ровно, не дрогнув, ответил пленник.
– Не наскучило ли тебе одиночество? Ведь целый месяц, это достаточно долгий срок?– снова спросил даймё. Взгляд его, грозный и пронзительный, был устремлён лишь на Масакаге, словно не было никого вокруг. Тем, кто это видел, казалось, что князь убьет его, лишь посмотрев. Как это было несколько лет назад, с Куродо Хидэтадой, когда Кагетора убил его одним только взглядом. Тогда, этот случай назвали божественной карой Бисямон-тэна, но вассалы знали, что это было не так, потому и побаивались грозного взгляда своего господина.
– Это даже идёт на пользу.– спокойно ответил Уэда.– Есть время поразмыслить, подумать о совершённых поступках и прийти к выводу.
– Вот как?– Кагетора хмыкнул, но не улыбнулся.– И к какому выводу ты пришёл?
Масакаге глянул на князя Нагао, выдерживая его взгляд. Без злости и без сожаления. Просто, как человек смотрит на другого человека.
– Я приму любое наказание, которое вы посчитаете справедливым для меня.– Уэда уважительно поклонился.– Отныне, моя судьба в ваших руках.
–Это всё?– спросил даймё.
–Да.– ответил Масакаге. Он, почему-то, не чувствовал волнения, хотя оно присутствовало глубоко в сердце, когда он вошёл в зал. Сейчас же, его сердце успокоилось. Он сам, будто оказался в пустоте, и не было вокруг ни кого, ни Кагеторы, ни его вассалов. Лишь чистая, ничем не замутнённая пустота. Было ли это последствия взгляда князя Нагао, Масакаге не знал, но это, внезапно нахлынувшее блаженство было ему по душе.
Кагетора в свою очередь принял правой рукой у Усами короткий меч вакидзаси и положил его перед Масакаге. Вассалы насторожились. Кошин Кагенобу в предвкушении облизнул губы – это сэппуку. Ясуда, наблюдая из-за спины Масакаге, поймал хитрую улыбку Садамицу и перевёл взгляд на короткий меч, положенный князем и тоже улыбнулся.
– Я наказываю тебя Нагао Масакаге!– произнёс Кагетора, так, чтоб все услышали.– Возьми свой малый меч, большой ждёт тебя у выхода из залы! Отныне, ты служишь мне и некому более, до тех пор, пока достойный человек из клана Уэсуги не займёт моё место!
У всех без исключения слова застряли в горле. Такого, точно некто не ожидал. Минимум помилование, но без всяких привилегий. А тут, мятежнику вручают его собственный меч со знаками отличия клана Уэда-Нагао, что соответственно передавался по наследству. А это значит, что Масакаге не только помилован, но и восстановлен во всех своих правах, да и к тому же не как независимый кокудзин, а как непосредственный вассал князя. И самое главное, его родственник.
–К-как?– выдавливал из себя слова обескураженный Кошин Кагенобу.– Разве это наказание? Такой приговор лучше любой награды!
– Мы не согласны!– закричал Окума Томохидэ. Его сосед( как в зале, так и по владениям) Шода Садатака, поддержал. Эти двое больше всех надеялись на печальный исход для Масакаге, так как были первыми кандидатами на земли Уэда.
– Объяснитесь господин!– произнёс Хондзё Ёшихидэ, хозяин Точио. Он не был настроен против решения князя и был всегда ему лояльным, но с тем, что Масакаге во время своего восстания напал на его замок, побил людей и пожог деревни, Ёшихидэ не собирался мириться.
–Из всех, здесь присутствующих, я нахожу лишь претензии Ёшихидэ обоснованными!– громко произнёс Кагетора, недовольно оглядев вассалов.– Кагенобу!– обратился он к своему двоюродному брату.– Разве, кроме вашей давней и глупой вражды, у тебя есть, что предъявить Уэда?
–Он поднял восстание!– выкрикнул Кошин.
– Твой клан тоже, изначально был против моего отца, но был повержен, прощён и подчинён!– парировал даймё.
Несомненно, эти слова обидели Кагенобу, но, по крайней мере, заставили замолчать. Кагетора не стал больше спрашивать мнения других, а подрезал все вопросы на корню:
–Я не сомневаюсь, у других тоже найдётся масса деяний совершённых против моего отца и клана Нагао. Ведь так Окума?
Томохидэ опустил глаза, не смея смотреть на князя, да и претензии его, испарились сами собой.
–Тебе же Ёшихидэ я отвечу.– продолжал Кагетора, но уже на тон ниже.– Масакаге совершил ошибку. Большую ошибку. Но разве я не должен дать ему шанс всё исправить. Позволить ему объединиться с нами и вместе восстановить мир и порядок в Этиго. Ты, как ни кто другой знает, что оступившийся имеет одну попытку на искупление, потому как сам учил меня этому.
–Тогда почему вы называете это помилование наказанием?– снова спросил Хондзё, начиная понемногу смягчаться.
–Все вы знаете, что Уэда поклялись служить только Уэсуги и никому другому. Разве для них не наказание, нарушить свою клятву и присягнуть другому клану. Масакаге сказал, что отдаёт свою жизнь мне, значит, я волен распоряжаться ею на своё усмотрение. И, я считаю, что такое наказание для него и его клана, вполне благоразумно. – Кагетора заметил, что вассалы перестали роптать, но по-прежнему переглядывались меж собой. Объяснения их даймё не вполне их утешило, но, по крайней мере они нашли его уместным. Князь продолжил.– Что же касается Точио, то Масакаге исправит свою ошибку и поможет с его восстановлением. Ведь так?– этот вопрос уже адресовался Уэда.
– Клянусь честью!– Масакаге низко поклонился. Ему, откровенно не верилось, что Кагетора сможет вот так, превратить его наказание в самую настоящую награду. Пусть это разниться с его идеалами про вассальную преданность и нарушение клятвы, но это явный шанс на какое-то будущее. К тому же, как сказал Кагетора, это лишь временное наказание, до тех пор, пока он не восстановит клан Уэсуги. Как он это сделает, Масакаге не представлял. Но если князь верен своей клятве и будет стремиться к этому, то клан Уэда безоговорочно ему поможет, а если нет…