Подмастерье

Таким образом, внезапная выплата дивидендов явилась славным сюрпризом. Совесть проснулась, решил Филь, которого жулик-император не первый раз обводил вокруг пальца. Они с Ирением сегодня получили тридцатую часть от вложенного в Газовую гильдию, что составило по пятьдесят империалов на брата, плюс около сотни золотых, спрятанных в амбаре в Меноне, – этого должно было хватить на несколько лет, даже учитывая скорую свадьбу Габриэль с Яном Хозеком.

Остальное золото тоже было недолго ждать, судя по хватке императора, решившего после освещения столичного замка заняться самым прибыльным местом – переулком Пассифон, где располагались бордели и дома свиданий. Спешно проложив туда трубу и установив газовые рожки, Флав запретил обитателям переулка пользоваться свечным и масляным освещением «в связи с пожароопасностью», о чём Габриэль и Эша, хохоча, поведали Филю.

Не имея ничего против прогулки по городу, Филь сказал двадцативосьмилетнему другу, который выглядел как шестидесятивосьмилетний:

– В самом деле, дедушка Вайларк, пойдём! А то вернулись мы глухой ночью, я уезжаю завтра рано утром и пока видел только пару улиц и императорский замок, а все говорят, что тут за последний год понастроили красот.

Ирений нахмурился.

– Как ты меня назвал?

– А тебя никто не заставлял таскать в себе полгода ту велару, – рассмеялся Филь. – Извини, больше не буду!

Ирений с Эшей поднялись, и тут в дом ворвалась Габриэль со степенно ступающей следом матерью. Румяная девушка выглядела счастливой как никогда. Она заметила на столе мешки с золотом и резво повернулась к Филю:

– Это твои?

Он показал на свой и сказал:

– Только один.

Госпожа Фе тепло улыбнулась ему:

– Ты иногда напоминаешь мне фокусника, дорогой! Едва я начинаю волноваться, что нам не на что будет жить, как ты появляешься на пороге с мешком денег.

Габриэль состроила виноватую физиономию:

– Ты и впрямь вовремя нарисовался, дорогой братец, а то мы сегодня потратили последние деньги на мои свадебные наряды!

– Тогда уж «дорогая сестрица», – хмыкнул Филь, стараясь не выказать недовольства пустыми, по его мнению, тратами. – Я завтра отправляюсь в Менону, пусть мне приготовят коня, – попросил он госпожу Фе.

– Я распоряжусь, – ответила она.

– А что ты сам не сбегаешь на конюшню? – поинтересовалась у него Габриэль.

Конюшни Почтовой гильдии, где Филь держал своего коня по кличке Ветер, находились в пяти минутах ходьбы от дома.

– А мы хотим успеть до заката показать Филю город, – протараторила Эша, беря брата под руку и торопясь к выходу. – Его здесь не было полтора года!

Насчёт заката она погорячилась: когда они вышли на улицу, там начинало темнеть и после посещения первой встреченной ими таверны стемнело окончательно.

– Мне много нельзя, я потом ничего не помню, – предостерёг Филь, чокаясь с глиняной кружкой Ирения.

– Не волнуйся, я знаю об этом, – хихикнула разрумянившаяся Эша. – Габриэль нам рассказала о вашей пьянке в Алексе. Ну, за победу над нергалом!

После следующей таверны Филь обратил внимание, что Эша здорово похорошела на свежем воздухе. Её большие серые глаза, глядевшие на него из-под капюшона, сияли. Как и фонари на ближайшей улице, где Ирений вдруг провалился куда-то будто сквозь землю, а Эша потащила Филя за собой, схватив его за руку, желая что-то показать.

Обнимаясь и хохоча, они прошли по освещенному переулку, затем Эша тоже куда-то исчезла, а Филь обнаружил себя в большой, богато оформленной комнате, где к нему подошла девушка невиданной красоты с алой шёлковой лентой в волосах, одетая не хуже, чем была одета Эша, когда спасала их из Бейнака, и мягко взяла его за руку.

– Курносый блондинчик, если у тебя найдётся один золотой, ты можешь остаться здесь хоть на всю ночь, – проворковала она.

3

Погоня за уникальностью при недостатке адекватности зачастую превращает близких в свидетелей результирующей неудовлетворённости, то есть, я бы даже сказал, неудовлетворяемости…

    Янус Хозек, из манускрипта «Биография предательства», библиотека Катаоки

Входная дверь с грохотом захлопнулась за Филем.

– Отправляйся и исправляй, что ещё можно исправить! – расслышал он из-за неё напутствие разъярённой госпожи Фе.

Юноша застыл на крыльце, дрожа от холода. На улице был сильный мороз. Глубоко вздохнув, он закашлялся, натянул на рот шарф, надвинул поглубже шапку и зашагал по скрипучему снегу к конюшням Почтовой гильдии.

Он не понимал, что произошло. Возвращаться же и выяснять у госпожи Фе, в чём причина, ему не хотелось. Когда он под утро добрался до дома, то упал, не раздеваясь, на кровать. А уже через час его чуть не пинками выгнали в Менону.

«Ладно, поедем! Там узнаю, в чём дело», – решил он.

Последняя неделя декабря в Кейплиге выдалась такой же холодной, какой бывала обычно в Алексе. Филь шагал по освещенным фонарями улицам, чувствуя, как его руки леденеют в перчатках, и думал, что придётся позаимствовать в конюшне тёплые рукавицы. Его конь Ветер должен пережить эту поездку, а вот самому ему как бы не пришлось ампутировать пальцы.

Малолетний круглолицый конюх, разбуженный в неурочный час, выругался, но выбрался из своей каморки и отправился запрягать коня.

– Куда тебя несёт-то ни свет ни заря? – угрюмо поинтересовался он.

– В Менону, – ответил Филь, здороваясь с Ветром и гладя его по довольной морде.

Здоровенный жеребец Почтовых кровей фыркнул и сунулся носом в ладонь. Филь, которого вышвырнули из дома, не накормив даже завтраком, пожалел, что не успел захватить с собой хотя бы морковку.

– Нету у меня ничего для тебя, – сумрачно проговорил он. – В Меноне получишь какое-нибудь лакомство.

Конюх с сомнением глянул на него, но Филь был одет как надо для дальней дороги: в сапоги мехом внутрь, такой же плащ и тёплую шапку.

– Ты хоть не гони его, пусть едет как хочет, а то застудит грудь и потом его только на мясо, – предостерёг мальчишка.

Филь кивнул в знак согласия, забрал повод и взобрался в седло. Выехав за ворота, он дал коню шенкеля, нимало не беспокоясь о своём обещании, считая, что если ему суждено замёрзнуть в дороге, то пусть и его верный конь упадёт рядом. В конце концов в Империи ещё не слыхали, чтобы Почтовая лошадь замёрзла: эти создания были в два раза крупнее любой другой лошади и в пять раз выносливее. Их растили для нужд Почтовой гильдии, и Филь лишь случайно сделался владельцем Ветра после трагедии в Алексе.

Жеребец шёл размашистой рысью, той самой, которая обеспечила этим лошадям их славу. Филя душил морозный ветер, сухой и колючий, но два часа до Меноны можно было потерпеть. Рассвет застал его у поместья Хозеков.

Сгоревшие двумя годами ранее кусты чилики, подожжённые господином Хозеком, дабы спасти своё поместье от разграбления французскими бандитами, успели вырасти лишь до груди. За ними Филь увидел важного юношу в соболиной шапке, который прогуливал своего коня. Дыхание обоих клубилось в чистом морозном воздухе. Следом за ними ехала девушка, при взгляде на которую Филь ощутил, как сердце на мгновение остановилось. Кровь бросилась ему в голову. Он чуть не взвыл от досады, что не может заключить свою невесту в объятия прямо сейчас.

Заметив старого друга, Ян повернул коня к воротам поместья. Мета же, напротив, остановилась. Она никак не выразила своей радости, даже не помахала рукой, только не отводила от Филя взгляда.

– Ты с ума сошёл скакать сюда в такой мороз? – воскликнул Ян, подъехав ближе. – Слышал, в Кейплиге у людей в подвалах уже замерзает вино! И здесь сейчас ненамного теплее.

– Как будто у меня был выбор, – ответил Филь, улыбаясь другу, которого видел последний раз полгода назад. – Меня выкинули из дома, чтобы я скакал сюда, а почему – не сказали. Глаза мне не откроешь?

Он смахнул иней с ресниц, чтобы лучше видеть Мету, которая спешилась и направилась к ним, ведя лошадь в поводу. Ян быстро оглянулся на сестру.

– Тебе следует знать, что с момента твоего возвращения в Новый Свет на Менону посыпались полузамёрзшие почтовые голуби от Руфины, Габриэль, Лентолы и твоей матушки, – торопливо проговорил он. – Как ты выглядишь, как себя чувствуешь, что собираешься делать, со всеми подробностями. И твои вчерашние граничащие с инцестом похождения с Эшей по Пассифону тоже не остались секретом. Готовься к буре!