Тотчас же на столе материализовался бокал с вином. Как и у ворона, он был из отполированного серебра, гравировка на нем изображала различные подвиги Бессмертного в борьбе с Добром.
– Да, были схватки боевые, – задумчиво произнес Кощей, вращая бокал в своих костлявых длинных пальцах.
Ужин проходил как всегда в молчании. В какой-то момент Бессмертный отвлекся от еды и распорядился:
– Музыку.
– Какую изволите? – откликнулся другой, более любезный голос.
– Что-нибудь из Генделя, «Музыку на воде» или что-то в этом роде.
Тотчас раздались пленительные звуки, придавшие трапезе некую торжественность.
– Так-то лучше, – проговорил, жуя, Кощей.
Закончив ужинать, Кощей отправился в свою опочивальню, надел пижаму из черного шелка, черный же теплый ночной колпак и залез под одеяло, тоже черного цвета. Затем он дернул за шнур, свисавший у изголовья кровати, и вокруг нее, начисто блокируя лунный свет, сомкнулись черные занавеси.
А в это время Гюнтер, стараясь как можно меньше шуметь крыльями, по большей части планируя, полетел в зал, где висело волшебное Зеркало.
– Слушай, Зеркало, – проговорил ворон, – соедини меня с Киевской Русью, локализация – Дремучий Лес, избушка Бабы-Яги.
– А что я за это буду иметь? – спросило Зеркало. Голос его напоминал голоса, которыми делают объявления в аэропортах.
– Я достану тебе отличный полироль для стекла с антистатиком.
– Идет. – Зеркало засветилось всеми цветами радуги в предвкушении удовольствия. Через секунду в нем появилось изображение бревенчатого интерьера, а еще секундой позже большую часть картинки заполнило лицо немолодой женщины в широкоугольном изображении. Вопреки распространенным сказочным заблуждениям, черты ее лица были правильными. Никаких бородавок не наблюдалось, и нос был отнюдь не крючковатым, а, напротив, отличался тонкостью и абсолютной правильностью формы. Щеки у Яги были впалыми и, если что и отличало ее от других пожилых женщин, то только слегка зеленоватый цвет лица. Из глубины зеркала Гюнтера буравили глаза с серовато-алмазным оттенком. Одета колдунья была по-домашнему – в неброское серое платье и иссиня-белый кухонный передник. Было очевидно, что ворон отвлек ее от стряпни.
– Гутенабент, фрау Яга, – поздоровался Гюнтер.
– Здорово, Гюнтер. Я вообще-то не фрау, а фройляйн.
– Гутенабент, фройляйн Яга.
– Гюнтер, ты давай без экивоков. У нас здесь не абент, а темная нахт на дворе, спать хочется. Че те надо? Только не тяни.
– Вы же, фройляйн, немецкого вроде не знаете?
– Силы зла, Гюнтер, понимают друг друга без перевода, поскольку говорят на общем языке. Так че те надо?
– Видите ли, фройляйн, у моего хозяина опять суицидальные настроения…
– Ну а мне-то что?
– Он задумал некую акцию, которая может иметь негативные последствия для многих, включая вас.
– И что же это за акция?
– Он хочет, чтобы его убил богатырь Елизар. И для этого собирается украсть у него невесту, Марью-Искусницу.
– Ну, допустим, Марья мне не слишком симпатична. Если Кощей ее утащит, будет как-то поспокойней. Да и Елизар – парень опасный. Молодой и порывистый. И если бы Кощей его извел, я бы ему черную свечку поставила.
– Не собирается он его изводить. И похищение Искусницы – способ замотивировать богатыря приехать в наше Царство Холода и Мрака.
– Ну приедет он, а мне какая разница?
– Большая. Где он будет информацию добывать? Уж, наверное, фройляйн Яга, мимо вас не проедет. Сами подумайте, порча имущества, изъятие колдовской атрибутики. Опять же у вас мухоморы, поганки, травки всякие. Под статью о наркотрафике можно попасть. Возможны и тяжкие телесные повреждения, вплоть до летального исхода… И потом, убьет он Кощея, вам и за помощью, если что, обратиться будет не к кому.
– Да, об этом я как-то не подумала. И что ты хочешь, чтобы я сделала?
– Надо как-то помешать моему господину украсть Марью-Искусницу.
– И как я могу помешать?
– А вы не могли бы, например, дать ей сонное яблочко, чтобы исключить ее из уравнения на годик-другой?
– Беда у нас в этом году с яблоками, неурожай. Самой до зарезу надо, а взять негде. Представляешь, выросло у меня в этом году всего четыре яблока. Как-то решила я слетать в Муром на распродажу, колготок купить, вологодского кружевного белья, ну короче, неважно… Возвращаюсь и что вижу: лежат перед избушкой четыре гастарбайтера. Сожрали яблоки и дрыхнут. Один вообще медным тазом накрылся.
– Это как? – недоуменно спросил Гюнтер.
– Да так! Хотел спереть мой медный таз для зелья, сдать в приемный пункт цветных металлов. Сожрал яблоко, упал, а таз ему на морду. Вот и осталась без яблок.
– Дела, – вздохнул Гюнтер, – и что, до сих пор лежат?
– Да нет. Я позвала Санитара Леса. Он пасть свою воротил, отнекивался, мол, заразу можно подцепить. Ну я ему антидрых дала, антибиотиков всяких. Короче, сделал он уборку, правда потом его стошнило. Одни беды от этих гастеров.
– И не говорите, фройляйн. К нам тоже лезут, только успевай забор чинить. Возвращаясь к Марье-Искуснице… А может, превратить ее в лягушку?
– Эта позиция уже занята.
– Ну подумайте, фройляйн, это же в наших коллективных интересах!
– Ладно. Как надумаю чего, дам знать.
– Только просьба – не через Зеркало. А то хозяин увидит, беды не оберешься…
– Вот что я тебе скажу, Гюнтер… Совсем он у тебя спятил, старый дурак. Мало мне своих забот, еще Кощея спасай от самого себя. Тьфу! – Баба-Яга смачно плюнула прямо в экран. Зеркало аж посинело от негодования.
– Ладно, Гюнтер, бывай. Спокойной тебе ночи и жену непьющую, в смысле, ворону.
– Как это непьющую? – удивился ворон, – Она же умрет от дегидратации.
– От какой еще дегидратации? Не морочь мне голову. Пока.
/////////////////////////////
А в это время на Земле Русской стояло теплое летнее утро. Зеленели леса и луга. Наливались румянцем яблоки и золотились груши, расцветала развесистая клюква. В небе пел жаворонок, искусно выводя романс Алябьева. Короче, царила полная идиллия. Богатырь Елизар под руководством наставника занимался гимнастикой, а именно, отжимался на одной левой. Делал он это на траве во дворе своего терема. На его спине стоял маленький худенький старичок в белом кимоно с черным поясом.
– Пятнадцать тысяч девятьсот двадцать шесть, двадцать семь, двадцать восемь… Сколько еще отжиматься, дядя Гриша?