Свобода от воспитания

И в случае с детьми нам проще объявить причины расстройств несущественными. Подумаешь, игрушку не купили! Или не дали доиграть. А ведь причина обиды – штука суперсубъективная: как о ней спорить, как оценить ее значимость?

Я бы предложил вместо того, чтобы привычно искать манипулятивные способы прекращения неприятных нам проявлений близких, отнестись к ним по-человечески.

Думаю, что в первую очередь человека в истерике жаль. Это нормально – жалеть того, кому плохо, не так ли? Вот и давайте сообщим ему об этом. Ведь так важно услышать, что тебя жалеют. Понимаю, что я сейчас отторгаю группу читателей, находящихся внутри подростково-военного комплекса – уверенности, что жалость унижает (впрочем, про это, боюсь, невозможно говорить всерьез без клинического психотерапевта, поэтому предлагаю эту тему отложить до лучших времен). Однако очень важно просто сообщить человеку, что мы его ВИДИМ, что заметили его огорчение. Да-да – просто сообщить, желательно спокойно, обняв, так, чтобы он нас услышал.

Далее. Предлагайте помощь. Спрашивайте в первую очередь о том, что нужно человеку, чтобы справиться с этим тяжелым состоянием. Принесите стакан воды, отведите умыться. Не уставайте помогать. Если помощь отвергнута, просто отойдите – пусть он побудет наедине с собой. Предоставьте ему возможность проверить собственные механизмы перехода в другое состояние.

Третье. Стоит объяснить нашу позицию. В частности, что мы не умеем, не готовы общаться сейчас и таким образом (что чаще всего является правдой). Это может звучать примерно так: «Честное слово, мне очень тебя жаль, я с радостью помогу тебе, чем могу, но разговаривать в такой форме не стану, поскольку не умею (мне это неприятно, мы ничего не достигнем, я нервничаю и т. п.)».

Разговор по существу сейчас невозможен, не злитесь – злиться просто не на что! Ведь истерика в 90 % случаев не имеет отношения к ее изначальному предмету. И поверьте: ребенок способен это понять. Важно разделить – и для самих себя тоже – состояние и предмет разговора. И позиция наша должна быть твердой.

Если же мы чувствуем, как сами впадаем в пограничное состояние, пришло время заняться собой: тот же стакан воды, глубокий вздох, наблюдение за собственным физическим состоянием нам наверняка помогут (см. об этом подробнее в главе «Тело как педагогический инструмент»). Если и мы окажемся «там же», ничего хорошего не выйдет, мы попросту не сможем помочь человеку и защитить его. Поэтому, если мы действительно хотим быть опорой для ребенка в этой непростой для него ситуации, нам следует заниматься собой. Здесь и сейчас.

О предмете истерики можно и нужно говорить только через некоторое (достаточно значительное) время после того, как человек успокоится. Ведь внутри процесса он ничего не услышит, так как будет переполнен горечью и жалостью к себе (справедливой жалостью).

Чтобы добиться когнитивной фиксации, то есть осознания человеком какого-то факта (на улице холодно; мы торопимся; я не согласен с тем, что ты льешь воду на пол; не хочу и не могу слышать, как ты кричишь; у меня нет денег на игрушку), необходимо вести беседу, когда все ее участники спокойны и когда им комфортно. В противном случае мы только распаляем и обижаем и собеседника, и себя.

Я беру на себя смелость гарантировать, что при соблюдении этих простых человеческих правил постепенно от истерик не останется и следа. Проверено и исследовано. Неоднократно.

Тот факт, что у ребенка не хватает опыта для изменения своего состояния, делает его не плохо воспитанным, распущенным, избалованным, а лишь более уязвимым. А это значит, что пора привычно вспомнить о нашей родительской роли. И предложить защиту и помощь.