Я захватываю замок

Роуз и Топаз сейчас осматривают кусты, выискивая, из чего можно соорудить букеты. Если ничего не найдут, то поставят в кувшины голые ветви и, как сказала мачеха, привяжут к ним что-нибудь забавное. Меня это, правда, ни капли не забавляет: оставили бы ветки как есть – Топаз ведь сама ценительница наготы.

Все мы делаем вид, будто повторного визита Коттонов в ближайшее время не ждем, хотя в глубине души безумно надеемся на скорую встречу. Да, под стенами замка увязли Коттоны из Скоутни! Они накануне приехали в Англию и спешили в поместье. Как я сразу не догадалась? Ведь знала же, что наследник – американец.

В начале двадцатого века младший из сыновей старого мистера Коттона уплыл в Штаты (после грандиозного семейного скандала, полагаю) и принял американское гражданство. Шансов заполучить Скоутни у него, казалось, не было… Однако жизнь непредсказуема: два старших брата погибли на войне, а третий, уже с собственным сыном, двенадцать лет назад разбился на машине. Тогда сын-американец попытался помириться с отцом; в ответ старый джентльмен потребовал, чтобы тот вернул себе британское подданство, иначе видеть его не желает. Сын на условие не согласился, а год назад умер; в Скоутни приехали его сыновья.

Бородач Саймон только-только уговорил дедушку принять его, как тот скончался. Бедный одинокий старик! Так грустно…

Второго зовут Нейл. Говор у братьев разный потому, что старший, Саймон, жил с матерью в Бостоне и Нью-Йорке, а младший рос в Калифорнии на ранчо у отца. (Видимо, родители развелись. Миссис Коттон сейчас в Лондоне, но скоро приедет в Скоутни.)

Отец утверждает, будто у Саймона тоже американский акцент – просто в Америке диалектов еще больше, чем в Англии; его британский английский хорош, но несколько устарел. Голос у старшего брата изумительный! И все-таки мне нравится Нейл.

Какая жалость, что наследник Саймон! Роуз с первого взгляда возненавидела его бороду. Может, удастся ее сбрить?

Неужели я всерьез считаю, будто моя сестра выйдет замуж за мужчину, которого видела раз в жизни да еще противного внешне? Хм… Пожалуй, отчасти всерьез, отчасти фантазирую. Наверное, в такую игру играют все девушки, встретив подходящих молодых людей. Тем более братья такие… чудесные!

Да, без чудес нашей семье не обойтись. Особенно Роуз. Интересно, нужно ли такое чудо мне? Заглянув себе в душу, поняла: не нужно. Лучше умереть, чем выйти замуж за одного из славных Коттонов.

Чепуха! Разумеется, лучше выйти замуж за обоих, чем умереть.

Кстати, до чего ужасно мыслят девушки: мечтают о браке, не успев даже влюбиться. Причем большинство не осознает, что такое супружество. Хотя я ведь сужу в основном по книжным героиням – кого я знаю в жизни, кроме Роуз и Топаз? Но персонажи романов очень правдоподобны. Взять, к примеру, Джейн Остен. Пять дочерей Беннетов из «Гордости и предубеждения» с начала книги только и ждут, как бы заловить холостяков из Незерфилд-парка, но ни одна не размышляет о сущности брака. Неужели Роуз такая же?

Надо бы заставить ее всерьез над этим подумать, пока она не наделала глупостей. К счастью, я разбираюсь в подобных вещах – с такой мачехой, как Топаз, чего только не узнаешь! Словом, мне известно обо всех сторонах супружеской жизни. Но меня они не очень-то занимают.

* * *

Итак, на вершине лестницы, ошеломляюще прекрасная, появилась Роуз. Вылитая Беатриса в «Эсмонде»! Только Беатриса не спотыкалась о подол юбки и не хваталась за перила зелеными пальчиками.

Впрочем, все сложилось как нельзя лучше. Сестра явно решила произвести на Коттонов впечатление и двинулась вниз грациозной, но немного жеманной походкой. А потом на третьей от конца ступеньке чуть не упала. К счастью, ее подхватил Нейл. После этого все вдруг расслабились: разом заговорили, засмеялись… В том числе сестра, от ее манерности не осталось и следа.

Пока я торопливо натягивала одежду за простынями, Коттоны представились и объяснили, что в Англию прибыли несколько дней назад.

Интересно, каково это – ехать ночью в незнакомое место, в особняк вроде Скоутни? Собственный особняк! На секунду я увидела окружающий мир глазами Саймона: английская глушь, полузатопленная равнина, неожиданно вырастающий впереди удивительный замок, озаренное светом окно… Готова спорить, перед тем как вернуться сюда без брата, он заглянул в кухонное окно над раковиной. Картинку я будто взяла прямиком из его головы, потому что в тот же миг Саймон произнес:

– Я не поверил глазам: неужели кухня настоящая? Точь-в-точь ксилография из старых сказок!

Надеюсь, Роуз напомнила ему сказочную принцессу. Да она и выглядела как принцесса: очаровательная, непосредственная, улыбчивая. Ее смех звенел, точно серебряный колокольчик. Волшебная перемена! Ничего общего с мрачной, отчаявшейся девушкой, какой сестра была всего полчаса назад. Я вспомнила о желании, загаданном на дьяволе-ангеле. И тут произошло нечто странное…

Саймон Коттон смотрел то на Роуз, то на кухню с равным восторгом. Его внимание привлекла каменная голова над очагом (я уже оделась). Он достал фонарь, посветил вверх, а затем отошел к узкому окну в самом темном углу комнаты. Фонарь вдруг погас. Саймон повернул его к себе, чтобы проверить лампу, и он снова вспыхнул. На стене выросла черная тень – Саймонов профиль с удлиненной остроконечной бородкой. Один в один дьявольский лик!

Роуз тоже это заметила и тихо охнула. Старший Коттон быстро поднял на нее глаза, но тут всех отвлек жуткий грохот: из-под зеленых простыней, опрокинув сушильные рамы, выскочил Абеляр. В последний момент с укоризненным возгласом: «Аб!» – я успела их подхватить. Гостям же послышалось «ад». Пришлось объяснять, что преисподняя ни при чем, Аб – сокращенно от Абеляра.

Зловещая тень не шла у меня из головы. Чепуха, разумеется! Глаза у Саймона добрые, добрее не встречала. Однако Роуз суеверна. Интересно, как с деньгами у младшего брата? Он тоже был с сестрой очень обходителен… И довольно мил со мной.

Наконец – о ужас! – Саймон спросил, наш ли это замок?

– Нет. Ваш! – ответила я и торопливо добавила, что аренда у нас еще лет на тридцать.

Только действителен ли договор, если арендатор не платит?.. Разумеется, о деньгах я упоминать не стала: это было бы не к месту.

Мы болтали уже минут двадцать, когда спустилась Топаз, в старом твидовом пиджаке и юбке. Твидовый костюм она надевает редко даже днем, а вечером – никогда. Он ее мертвит, превращает интересную бледность в бесцветность. Словом, наряд мачехи меня удивил. А ведь Топаз наверняка слышала через приоткрытую дверь, кто у нас в гостях. Зачем она так себя изуродовала? Конечно, я ничего не сказала. Может, она надеялась, что твид придаст нашему семейству аристократичности?

Братья представились; Топаз немного с ними побеседовала, но как-то очень сдержанно. И что с ней стряслось? С чего такая подавленность?

Мачеха начала готовить какао – большего мы предложить не могли, разве только воду; остатки чая, скорее напоминавшие порошок, я заварила на ужин Томасу.

Подобные пиршества мы, разумеется, обычно не устраиваем. По крайней мере, без повода. Какао достаем, если кто-то, например, болеет или по случаю примирения после ссоры. Мне стало грустно: похоже, Томасу и Стивену вкусного напитка не перепадет – они ушли на ферму за лошадьми. И отца нет. А тут столь редкая возможность лишний раз перекусить! Звать бесполезно, знакомиться с гостями он не пожелает. Даже если б спустился за печеньем, то, услышав голоса, еще в спальне повернул бы обратно.

Дверь неожиданно распахнулась. Вошел отец. Ясное дело, под дождем от караульни к дому проще пробежать через двор, чем осторожно пробираться по стене. Наброшенный на голову плед закрывал отцу обзор, и отец, не стесняясь, бранил погоду и задымившую керосинку… Коттонов он заметил, лишь столкнувшись с ними нос к носу.

Топаз, сразу оставив какао, громко с гордостью произнесла:

– А это мой муж, Джеймс Мортмейн.

И произошло чудо! Саймон Коттон обрадованно воскликнул:

– Но как… Нет, не могу поверить! Это же вы написали «Борьбу Иакова»?

В глазах отца плеснулось странное выражение. Прямо отчаянное. Будто нежданные гости загнали его в угол.

– Ну я… – настороженно ответил он.

По заинтересованным ноткам в его голосе я вдруг поняла: отцу невероятно приятно, просто не верится в реальность происходящего. Так, наверное, выглядит потерпевший кораблекрушение, заметив на горизонте судно.

Саймон пожал ему руку и, представив брата, спросил:

– Нейл, ты ведь помнишь «Борьбу Иакова»?

– Конечно, – отозвался он. – Такой яркий персонаж!

Нейл, видимо, решил, будто Иаковом зовут героя книги, хотя подразумевался библейский Иаков, боровшийся с ангелом. Зато Саймон рассуждал о романе так, словно вот-вот перевернул последнюю страницу. Постепенно выяснилось, что изучал он его в колледже несколько лет назад.

Отец сначала нервничал, неловко кутался в плед, но по ходу беседы расслабился, разговорился – старший Коттон едва успевал вставлять в его монолог короткие замечания. Наконец, отбросив мокрый плед, будто досадную помеху, отец шагнул к столу и потребовал какао.

О какао! Чудеснейший в мире напиток! По крайней мере, на мой вкус.

За столом беседа стала общей. Отец подшучивал над нашими зелеными руками, а Нейл Коттон хохотал до упаду над блюдом в ванне. Роуз, само очарование и кротость, улыбалась гостям пленительнее и пленительнее, а затем села у огня, взяв на руки золотистого, как ее кудри, Абеляра. Коттоны то и дело подходили его погладить. Их восхищало абсолютно все. Например, когда Элоиза забралась спать на крышку медного котла, Нейл объявил, что более смышленой собачки в жизни не видел. Разговор в основном поддерживали гости и отец; я изредка вставляла реплику-другую – и каждую Коттоны находили забавной.

Беседа лилась гладко; я все время молилась, чтобы Саймон не задал самый кошмарный вопрос. И он его задал:

– Так когда ожидать новый шедевр – продолжение «Борьбы Иакова»?

Боже, что делать? Опрокинуть какао? Но уж очень хочется его выпить…

Пока я боролась с жадностью, отец коротко, без злости, без горечи, обронил:

– Никогда.

Просто выдохнул одно слово. И будто сжался: голова поникла, плечи ссутулились. Вряд ли остальные заметили эту перемену.