Портал домой

Придержав дверь, отец взглядом дал понять, чтобы сестры не медлили. Когда Юка входила, их с отцом взгляды пересеклись; отец мотнул головой, немного скривившись.

– Не стоит, – прошептал он, качнув головой, задумчиво и плавно отведя взгляд в сторону.

Юка подошла к сестре, усевшейся за стол в своей комнате, та заполняла дневник под названием «Очерки несостоявшейся дочери». Она тихо стала позади нее. Выключив свет, Маря резко прикрыла дневник, застыв в темноте.

– Я просто хотела сказать… Тебе бы уже ложиться, – сказала Юка.

Маря отъехала на стуле назад и, резко встав, направилась к выходу; полы ее халата распахнулись от воздушного потока, придавая ей образ темной повелительницы.

Юка закрыла дверь и задвинула шторы, – пришло время стать собой. Забравшись на широкий подоконник, она откинула голову на раму, уставившись на луну, которая должна была расти, – недоставало лишь сигары в зубах.

Вскоре она лежала на кровати, чинно уложив руки на груди, прикрывая уставшие глаза. Проснулась она, когда весь дом был объят сном, – этого она и ждала. Включив шаровую советскую гирлянду, повешенную в углу над кроватью, она уселась по центру, «включаясь в процесс». Поднявшись, она достала с навесного книжного шкафа свечи, стоявшие в ряд; зажгла и расставила их в произвольном порядке по комнате. Юка считала, что созданная ею атмосфера делает ее таинство особенным.

В ее голове крутились воспоминания и идеи, связанные с Маей, но все это оставалось в ней, никак не проявляясь внешне. Каждый звонок от Маи был праздником наподобие Нового года; атмосферным возмущением посреди ясного дня.

Вскоре на улице зашипела и засвистела, забив в окна, метель. В комнате раздался сильный треск. Крыши домов вскоре укрыло розовым взбитым одеялом. Окна задребезжали. Метель, казалось, вот-вот взнесет дом в кружащемся, танцующем вихре.

Маре не спалось; встав выпить воды, она решила заглянуть к Юке. Приблизившись к двери, она подглядывала за ней одним глазком. Юка вздохнула, стоя к ней спиной.

– Маря, – Юка резко обернулась, – ты должна спать!..

– Но ты же сказала, что это шутка!..

– А это и есть шутка!.. Просто мне не спится, – заявила Юка.

Маря мягко притворила дверь:

– Ну и ладно!..

Юка еще раз вздохнула – но уже с горечью, – вспомнив о предстоящем, беря себя в руки. Она понимала причину, по которой Маря испытывала интерес к необъяснимому: все рациональные действия, которыми она пыталась восстановить связь с матерью, не приносили результатов – оставались действия необъяснимого плана, – во что Юке запрещалось ее вмешивать по предписанию клуба. Посидев на кровати, испытывая чувство вины, Юка взглянула на настенные часы: оставалось пять минут до «контакта».

Забравшись на подоконник, она уселась в позу лотоса. На стекле отражалось мерцание гирлянды, а за окном – были видны разыгравшаяся метель и пушистые подушки снега в розовом свете, отраженном от неба. Ощутив холод расстояния между собой и подругой, закрывая глаза, предаваясь состоянию отчуждения от окружающего, она медленно обросла инеем. Тело застыло в анабиозе, превратившись в ледяную статую. Метель поредела до пороши, осыпаясь без ветра. Сеть из инея поглотила комнату; температура пошла на спад.

Точка отсчета

26.12.24 00:00

Нащупав связь, Юка так же медленно оттаяла. Комната наполнилась фруктово-сладким ароматом чайной розы. «Ничто не может быть лучше, – подумала она, розовея, – чем проснуться, объятой этим ароматом».

В комнате началось невообразимое: разыгравшаяся метель, причудливо кружась, стала выписывать в воздухе очертания объектов – лепестками чайной розы. Первыми объявились очертания полуразрушенного здания, которое Юка тотчас узнала. Затем лепестки, прошмыгнув между Юкиных ног, подлетели к настенным часам, принявшись о них биться. Очень скоро они напали на саму Юку, подталкивая ее к выходу. На ходу схватив одежду, она стала бегло ее надевать, пока не дошла до порога. Она помнила, что пришло время наведаться в клуб, телепатически одобряя Маину затею, – лепестки испарились. Мая ждала ее там.

Она вышла без куртки в ледяной туман, образовавшийся от ударившего мороза; деревья украшал иней. Температура тела Юки сравнялась с окружающей; она ступала по снегу босиком, не ощущая холода. В темноте деревья осветились синевой и казались вырезанными из картона. Идти было недалеко: через два дома – прямо по улице. Прежде всего Юке не терпелось увидеться с подругой, клуб был лишь предлогом.

Социально-просветительский институт был открыт в 1925 году. В постсоветский период его здание перешло к местной дискотеке; позднее на углу встроили небольшой магазин. Уже в начале 2000-х клуб признали аварийным – с опасностью обрушения – и вскоре закрыли.

С этих пор в здании, рушившемся с крыши, начали происходить странные аномалии: все, кто там оказывались, возвращались иными; многие теряли смысл жизни, кончая жизнь самоубийством. Людей, какое-то время находившихся поблизости, посещали необычные слуховые галлюцинации и видения, – многих они преследовали до сих пор.

Эспланада перед клубом представляла собой маленькую заброшенную аллею, снесенный памятник и нерабочие фонари. С захолустной проселочной улочки, отходящей от основной дороги и ведущей к зданию миграционной службы, неслась разбегающимися струйками низовая метель, вспыхивая снегом у левого торца клуба. Здание, точно накрытое на ночь бурой вуалью, казалось, прикидывалось спящим и непрерывно наблюдало за Юкой.

Решительно проследовав мимо заколоченной двери, она влезла в разбитое окно и взбежала по полуразрушенной лестнице. С улицы раздался лай, заглушаемый завыванием метели.

Мая дожидалась ее наверху, у двери на плоскую кровлю, аккуратно вытирая нос платком; ее лицо горело румянцем. Она взглянула на Юку и тихо шмыгнула носом, слегка приподняв бровь; на мгновение отведя глаза, она уставилась на нее неподвижным взглядом, застенчиво улыбнувшись. Встретив серьезный взгляд сестры, Мая зашлась смехом, и Юка прыснула в ответ. Вскоре троюродные сестры упали в объятия друг друга, захваченные весельем. Смех Юки прекратился, только ее взгляд упал на сшитые лоскутья на плече Маи.

– Это что? – удивилась она, отпрянув в удивлении, осматривая Маю со стороны.

Мая, точно ожидавшая этой реакции, скромно замурчала:

– Оно просто лежало без дела, и я решила немного его преобразить, – невинно отвечала она.

– Одеяло? – уточнила Юка.

– Оно такое теплое. Лучше всякой шубы! – заявила Мая, довольная собой. – Ты тоже, как обычно, очень тепло оделась, – сыронизировала Мая, глядя на босые ноги сестры. Юка пожала плечами.

На Мае яркими цветными пятнами красовалось старое лоскутное одеяло, подогнанное по фигуре. Юке сравнила бы его со старым тулупом, но тем не менее она испытывала необыкновенное удовольствие, радуясь вдохновенным порывам сестры.

Внизу раздались шлепающие шаги; сестры примкнули к стенкам, став друг против друга. Через покоробленные полотна проржавевшей металлической двери, заскрипевшей и застучавшей под порывами ветра, ужасающе засвистела метель. Снизу лестницы на них неслось черное пятно. Вскоре у пятна обнаружилась голова Рокосуда – черного гуся; он благополучно приземлился перед сестрами, оценив их проницательным взглядом голубых глаз. Услышав тошнотворный скрип, они отскочили от двери, которая удерживалась нижней петлей, с громом упавшей на лестницу.

– Милейший Рокосуд, – начала Мая, скромно улыбаясь, – зачем пугаешь девушек в сей дивный час ночной?

Рокосуд проницательно взглянул на нее – его хохолок на голове вздыбился, и, казалось, сильнее обвис напыщенный клюв, он невнятно и утробно забормотал; он устремился на выход, прошлепав по отвалившейся двери, солидно виляя хвостом. Сестры последовали за ним; дверь с громом скатилась по лестнице.

Сестрам площадка на крыше виделась целой; стоя здесь, они не видели внизу обломков несущей стены и кровли. Но и сама площадка была не простая – целый аэродром, на который приземлялись не самолеты, но самый обыкновенный общественный транспорт. Короткие интервалы движения транспорта – взлетов и посадок, – заметно усиливали ветряные потоки, ощущавшиеся только членами клуба. Обычные люди, которым доводилось сюда забраться, не видели ничего, кроме руин, и вскоре стремглав уносились по лестнице, обуянные необъяснимым ужасом и паникой, пока за ними, им казалось, наблюдали невообразимые видения и даже преследовали их.

Гусь остановился, важно обернувшись на сестер:

– Ч-час пик. Наверное, п-праздники. Только с-страх у них о-один – у-успеть или не-не успеть. – Рокосуда передернуло. – Г-готовы? – спросил гусь отрешенно.

В Маиных глазах заиграл блуждающий огонь интереса; на щеках появились ямочки. Юка тяжело выдохнула, отведя взгляд:

– Конечно, всегда готовы, – сказала она иронично.

– Да ладно тебе, Ю! – воскликнула Мая. – А, по-моему, будет весело! По коням! – вскрикнула она восторженно.

Им всегда давали совместные задания, на которых действительно было очень весело: выявляешь слабости человека, наслаждаясь жизнью за его счет, – и вовремя сдаешь полученную информацию. В этой тайной деятельности их подкупало ощущение избранности. Даже неведение относительно цели работы не смущало их, как и то, что они не были официально посвящены в клуб – все срослось постепенно, само собой; сестры с детства видели то, чего нет, во всем руководствуясь чувственной интуицией, которая однажды привела их к клубу. Так же сама собой произошла их первая встреча в десятилетнем возрасте, завязавшись в дружбу, – из-за неприязни между родственниками по линии отца и по линии матери – в связи с их «некрасивым» расставанием: Юка долгое время не принималась семьей отца и почти с ней не виделась. В редкие моменты встреч с неблагосклонными родственниками она чувствовала их холод и высокомерие, часто прорывавшиеся словесной грязью в отношении ее семьи.

Мая деловито выудила телефон из самодельной вельветовой сумки, набирая номер:

– Это мой знакомый! Ночью вообще не спит. Божий одуванчик, – сказала она.

После первого гудка трубку подняли.

– Миша, выйдешь минуты через четыре на закругление? Я буду с сестрой, – обыденно проговорила она, широко открыв глаза, улыбаясь Юке невидящей улыбкой.

– Да, конечно! – и Миша куда-то отошел, не завершив звонок.

– Одуванчик… Только не обижай его!.. – попросила она Юку, что скорее являлось признаком хорошего настроения, нежели наставлением.

Вскоре подошел их трамвай, красно-белая Tatra T3, – обычное дело для Донецка. Скоростное расписание не соблюдалось, и, чтобы успеть на транспорт, следовало заблаговременно обосноваться на отправном пункте. Конечно, для сестер это не составляло большого труда: время для них автоматически замедлялось, все виделось в обычном земном ритме. Мог смутить разве что эффект «размытого движения» от приходящего и отходящего транспорта, исчезающий с задержкой.