Грузия. Перекресток империй. История длиной в три тысячи лет

Липарит понял свою ошибку и порвал с Маликом: мстительные сельджуки разорили прежде всего территорию Багвашей, а потом уж остальную Грузию. У Гиорги II пока был один союзник, кахетинский царь Агсартан, и осенью 1075 года они отбили атаку сельджуков в битве при Парцхиси[57 - Met’reveli R., Samushia J. Op. cit. P. 75–82 (заново датирует битву при Парцхиси, которую историки раньше относили к 1074 году).] (на реке Алгети, на юго-востоке от Тбилиси). Подбодренный успехом, Гиорги повернул на запад, чтобы занять без боев грузинские земли, раньше отнятые византийцами; в Абхазии он захватил Анакопию и еще несколько крепостей, а на юге широкую полосу от Кларджети до Джавахети. Византия уже не претендовала на закавказскую территорию: Грузия была ей нужна больше всего как союзник против сельджуков: император провозгласил Гиорги II цесарем и подарил ему Карс, который византийцы покинули, оставив город в руках своего доместика Григолу Бакуриани (Григория Пакурианоса), грузина по происхождению. Гиорги подарил Карс мощному феодальному племени Шавшели.

Грузины два года одерживали победы. Однако в 1077 году Малик-шах убедился, что Византия уже не в состоянии помогать Грузии, и сокрушил сначала Тбилиси, потом Эрзурум и Олтиси, крайний аванпост страны. 24 июня 1080 года сельджуки заняли замок Квели в Северной Тао: они захватили государственную казну и арсенал и чуть не схватили царя. Некоторые феодалы даже связали свою судьбу с турецким генералом эмиром Ахмадом: Гиорги загнали на север в Абхазию, чуть не в Черное море. Турки тоже добрались до берега моря, но им важнее было ограбить Кутаиси и Артануджи, превратив и новую, и старую столицы Багратидов в необитаемые развалины. Такая кампания стала обычаем для Малик-шаха: он зимовал к югу от гор, а весной возвращался, чтобы истреблять и порабощать грузинских крестьян, в то время как новый сельджукский султанат расширял свои границы по всей Анатолии до Черного, Средиземного и Эгейского морей. Сельджуки приходили вместе с табунами и со скотом, заселяли землю и портили пашни и виноградники. Из-за перебоев в сельском хозяйстве голод распространялся даже на горные места, куда турецкие войска не дошли. Три года подряд повторялось катастрофическое нашествие: летопись царя Давита Строителя, наследника Гиорги II, гласит: «Запустела страна и превратилась в лес, и вместо людей зверь и дичь полевая поселились в ней. И было бедствие нестерпимое над всеми жителями страны, несравненное и превосходящее когда-либо бывшие и прошедшие опустошения. Ибо святые церкви сотворили домом коням своим, алтари же Божии местом мерзости своей. И священники некоторые при самом принесении священной жертвы там же мечом принесены были в жертву, и кровь их смешалась с Господнею. И некоторые в горькое отданы были рабство, старцы не были пощажены, девы же поруганы, юноши избиты, младенцы расхищены». Как в Грузии, так и в Армении наступило полное отчаяние.

В 1083 году анонимный монах кончает свою рукопись колофоном: «Я – ученик во времена горя и тоски, преследования и рабства, разорения и смерти, когда вся Самцхе полностью разрушена… и остатки ее крепостей внушают только жалость и волнение»[58 - Met’reveli R., Samushia J. Op. cit. P. 111.]. Ни Гиорги, ни его царство не были в состоянии дольше терпеть; они не могли даже созвать армию, чтобы отбиваться от захватчиков. Гиорги посовещался со своими министрами: было решено предложить Малик-шаху дань. В Исфахан поехал сам Гиорги: его принял сельджукский двор и обещал прекратить нашествия на Грузию в обмен на крупную ежегодную дань и на отбывание военной службы. (На такую же унизительную капитуляцию в 1086 году пошли Филарет Варажнун, армянский правитель Киликии, и Фарибурз, правитель Ширвана.) Летописец Давита IV, который противопоставлял гениальность сына безалаберности отца, описывает, как униженного Гиорги II встретил Малик-шах, по словам летописца «несравненный, образом сладости и благости возвышенный над всяким человеком, о котором много есть и других бесчисленных известий – правосудия, милости, любви к христианам». В самом деле под влиянием своего мудрого персидского визиря Низама ул-Мулка Малик-шах умел вести себя не только как кровожадный кочевник, но и как благодетельный монарх.

Тюркские нашествия и грабеж, однако, не прекращались. Гиорги II еще раз походатайствовал перед Малик-шахом. На этот раз, по чьему наущению – мы не знаем, Малик-шах придумал новые условия: он признает Гиорги II царем Кахетии, если Гиорги присоединится к сельджукскому вторжению в Кахетию. Даже по макиавеллиевским обычаям Закавказья такая смена вех показалась неслыханно циничным поворотом. В октябре 1084 года сельджуки и картлийцы вместе осаждали крепость Веджини в Южной Кахетии. Коварная атака стала просто нелепой комедией после того, как тяжелые снегопады свели на нет тактику осаждающих. Гиорги II вдруг стало скучно, и он уехал, чтобы охотиться в близлежащих лесах[59 - Met’reveli R. Saist’orio nark’vevebi. Tbilisi, 2009. P. 202–203 (дает более положительную оценку крутого политического поворота Гиорги II).], а сельджуки проводили время, грабя долину Иори. Затем Малих-шах и царь Агсартан вдруг сговорились. Кахетинец еще раз подтвердил, что принял мусульманство, и вместе с сельджуками набросился на Картли, преследуя армию Гиорги вплоть до перевалов через Лихи. К кахетинцам присоединились и некоторые картлийские феодалы: Дзаган Абулетисдзе передал Агсартану замок Мухрани и пограничную крепость Зедазени.

Двор в Кутаиси мог простить Гиорги коварство, но полная его некомпетентность была невыносима. Грузинское царство быстро сократилось: осталась практически только Абхазия-Эгриси: Картли и Тао вырождались из-за зверской жестокости сельджуков. Это ужасное десятилетие стало известно, как уже упоминалось, «Великим турецким игом». Напрасно Гиорги пытался умиротворить свою знать, жалуя им землю, деньги, привилегии. 1089 год начался страшными землетрясениями, которые всем показались знамениями гнева небесного. В Сирии город Пальмира был уничтожен, и Грузия оказалась на пороге полного краха. Министры Гиорги, по инициативе его главного советника епископа Чкондиди, заставили царя отречься от престола и уступить власть своему шестнадцатилетнему сыну Давиту, уже проявлявшему удивительные политические и военные способности. Не исключено, что Давит сам сыграл роль в свержении отца, но, в отличие от своих предшественников, в собственной семье новый царь Давит был лишен мудрых и опытных советников. Жена Гиорги II Елена, о которой ничего не известно, уже умерла. Рядом с новым царем стоял только его учитель и первый министр, Гиорги, епископ Чкондиди, коему Давит был обязан своим не по годам развитым умом.

6

Давит Строитель

Ни один правитель Грузии не достиг таких успехов, как Давит IV Агмашенебели («Строитель» или «Восстановитель»). За его царствование с 1089 по 1125 год он заново объединил царство и изгнал всех захватчиков, создал процветающее гражданское управление, воскресил армию, правовой порядок, преобразовал церковь и феодальную иерархию и вдохновил светскую культуру, превратив Грузию на сто лет во всеми признанную мощную державу. Давит был незаурядного ума лингвистом и ученым, но в то же время решительным военным, способным на самокритику, с творческим прозрением, которое помогало ему уловить в политике или в войне редкие, но всё решающие моменты. Он смог оживить разрубленное, смертельно больное государство, которое унаследовал[60 - Met’reveli R. Davit Aghmashenebeli. Tbilisi, 1990, до сих пор стандартная биография; см.: Дзидзигури Ш.В. Летопись Картли. Тбилиси, 1982.]. Давита Строителя вообще считают IV, считая его предшественниками Давита III Тао-кларджетского (930–1000/1), Давита II, титулованного царя Картлийского (ц. 923–937) и Давита I Куропалата (ц. 876–881). Отец Давита IV, Гиорги II, изображенный на атенских стенных росписях монахом-царем, за которого молились еще в 1103 году, называя его «царь царей» и «цезарь», отошел на задний план: он дожил, может быть, до 1112 года[61 - Met’reveli R. Saist’orio nark’vevebi. Tbilisi, 2009. P. 211–212; Zhordania T. Kronik’ebi I. Tbilisi, 1893. P. 239.].

В 1089 году царь Грузии владел только западной частью страны: когда Давит в первый раз охотился на востоке от горы Лихи, пришлось выслать разведчиков на тот случай, если сельджукские мародеры подстерегут царя. Летописец вспоминает, что тогда «в городах и поселках ни души не было видно». В 1190-х годах Давит еще откупался от сельджуков, но Малик-шах прекратил свои грабежи в Грузии. Крестьяне, которые скрывались в лесах и в горах, начали возвращаться домой, чтобы пахать в долинах и строить в городах. В 1092 году кто-то убил мудрого сельджукского визиря Низама ул-Мулка, и сам Малик-шах умер при загадочных обстоятельствах. Среди сельджуков завелась смута: шла борьба за престол, крестьянство бунтовало, новые секты, среди них исмаилиты, соперничали друг с другом. Давит IV сбросил чужеземное ярмо. Он отрекся и от своих византийских титулов, даже перестав быть иперсевастом («верховным правителем»). Уже не тревожащийся из-за соседей, Давит решил обуздать своих мятежных феодалов: в 1093 году он обвинил в заговоре Липарита Багваша, правителя Клдекари и, таким образом, почти всей Триалети. Липарит признался и получил прощение. Через два года Давит арестовал его за предательство и в 1097 году сослал в Константинополь. Такими мерами Давит дал понять знати, что вся земля принадлежит царю и что они могут владеть своими уделами только при условии, что честно будут служить государю. Самые коварные феодалы выражали раскаяние преувеличенной набожностью: не один Багваш заказывал переводы святого Иоанна Златоуста на грузинский или жертвовал крупные суммы монастырю Шио-Мгвиме.

Чтобы предупредить дальнейшее предательство, Давит создал службу безопасности, мстоварни («доносчики»), которые подчинялись мандатуртухуцеси («главный полицейский», или «министр внутренних дел»). Мстоварни разоблачали заговоры феодалов и давали царю полную картину того, что происходило и в армии, и в церкви. Благодаря мудрым советам епископа Гиорги Чкондиди Давит уничтожал вредные планы в зародыше. Его летописец признает: «Во-первых, о лицемерии и лукавстве и какой-нибудь измене никто из великих или малых не дерзал и вспомнить, не то что высказать кому-нибудь, хоть бы супруге и сожительнице своей, или ближнему своему, или отрокам своим. Поскольку твердо ведал всякий человек, что при самом исходе из уст слов царю неизменно сделается известно. И многие были наказаны и обличены за таковые. Потому-то никогда никто и не помыслил измены во дни его, но от всех имел почтение и боязнь». Виновных карали выкалыванием глаз, оскоплением или казнью.

Неожиданно, впервые почти за тысячу лет, для Грузии открылось окно в Западную Европу. В 1095 году объявили Первый крестовый поход против мусульман, захвативших Святую землю, и к 1097 году крестоносцы вторглись через Западную Анатолию, захватив Дамаск в 1098-м и Иерусалим в 1099 году. Европейское нашествие объединило всех мусульман Ближнего Востока – турок, арабов, курдов, – защищавших сельджукских султанов. Война на двух фронтах была бы губительна; поэтому мусульманские враги Грузии оставили Закавказье в покое, чтобы спасти Сирию и Палестину. В 1099 году Давит перестал платить сельджукам[62 - Met’reveli R. Saist’orio nark’vevebi. P. 206–208; Davit Aghmashenebeli. Tbilisi, 1990. P. 82–86.]: сбереженное Давит тратил на восстановление разваленных городов и разложившейся армии. Сначала пришлось обеспечить верность армии не феодалам, а царю, а потом начинать хорошо продуманные кампании. В 1103 году Давит смог захватить Кахетию, сразу вернув себе пограничный замок Зедазени[63 - Met’reveli R. Ibid. P. 208–209 (в те времена западной границей Кахетии считали реку Ксани).], который мятежный картлиец Дзаган Абулетисдзе отдал кахетинцам. Давит лишил Дзагана его владений (он уже наказал брата Дзагана, архиерея Модиста, противостоявшего церковным реформам). Дзаган попросил убежища в монастыре Шио-Мгвиме, но игумен его передал в руки Давита, за что монастырь получил фонды на постройку новой церкви. В том же году умер Рати, сын Липарита Багваша, и Давит конфисковал все наследство, включая замок Клдекари и провинцию Триалети. Падение крупных феодалов Абулетисдзе и Багвашей отрезвило честолюбивую картлийскую знать.

Царская армия вошла в Кахетию без сопротивления. Кахетинский царь Квирикэ IV умер в 1102 году, и его неопытный сын Агсартан II был захвачен кахетинскими и эретскими аристократами, которые, не видя проку в сопротивлении, сдали несчастного Агсартана Давиту. (С тех пор об Агсартане II ничего не известно.) Одна группа кахетинских феодалов попросила поддержки у мусульманского атабага в Гяндже, но армия Давита блестяще выиграла битву в Эрцухи (в Западном Азербайджане) и разгромила войска Гянджи и Кахетии. К 1105 году все провинции Грузии объединились. Кахетия обогатила Грузию: благодаря мирному договору между Агсартаном I и сельджуками Кахетию миновало разорение; ее неисчерпаемые сельскохозяйственные и человеческие ресурсы воскресят экономику всей Грузии. К тому же завоевание Эрети дало Давиту доступ к прибыльным пастушьим тропам, по которым зимой из Дагестана ходили бараны и возвращались обратно летом.

Эрцухская битва придала Давиту почти божественный ореол: царь сам вел войска в бой, под ним пало три боевых коня, а когда он вернулся в штаб и снял пояс, кровь хлынула потоком, приведя его придворных в ужас, пока они не поняли, что кровь – от разрубленных Давитом кахетинцев и гянджан. Все его царствование беспокойный и бесстрашный Давит рисковал жизнью, будь то в бою или на охоте: раз он упал с лошади и три дня находился на грани жизни и смерти.

Даже до того, как он отвоевал Кахетию, Давит начал коренным образом переделывать и государство, и церковь. Одной из первых решительных мер, о которой свидетельствуют источники, был созыв церковного собора в Руисской церкви и монастыре Урбниси в 1104 году[64 - Met’reveli R. Davit Aghmashenebeli. P. 121–124.]. Давит сам присутствовал на всех обсуждениях, будто бы скромным мирянином, но в действительности был режиссером собора. Цель собора заключалась в том, чтобы навсегда покончить со злоупотреблениями, которые, несмотря на реформы, проведенные Гиорги Мтацминдели в 1060-х годах, теперь превратили церковь в «притон грабителей». Рукописные протоколы собора показывают, что Давит хотел помешать феодалам накапливать через церковь богатства и власть: знатные люди назначали своих безграмотных недорослей епископами, которые, в свою очередь, возводили в священнический сан за взятки невежд священников, а те венчали единокровников, занимались мужеложством и т. д. Собор запретил такие злоупотребления и указал минимальный возраст и образовательный ценз для венчания несовершеннолетних, возведения в сан священников, помазания епископов, чем «огорчил» многие монастыри, которые давно привыкли вести себя как развратные республики. Собор также установил канон литургических книг и признанных святых и утвердил строгую иерархию епископов под властью католикоса и главного министра Давита, епископа Чкондиди. Арсен Монах (позже игумен академии Икалто и ближайший соратник Давита) отредактировал заключения собора в трактате, который состоял из введения и девятнадцати статей. Восемнадцатая статья, самая длинная, осудила мужеложство как самый мерзкий грех, который «низвел к уровню диких зверей высокое царствование персов и вечное царствование римлян».

В 1104 году Давит объединил епархию Чкондиди (которую создал в 920-х гг. абхазский царь Гиорги) с постом главного секретаря (мцигнобартухуцеси), впервые назначенного Багратом IV. На самом деле мцигнобартухуцеси стал и премьер-министром, и прокурором Священного синода. Первым таким министром-епископом стал Гиорги, уже бывший главным советником царя и остававшийся на посту до самой смерти в 1118 году. После Гиорги главой правительства стал Свимон, который тоже долго держал бразды правления (до 1141 г.). Давит не только обеспечил стабильность режима: ему удалось подчинить церковь государству еще более тесно, чем Вахтангу Горгасали или Баграту IV. Так же тесно он связал восток с западом, объединив картлийские епархии Ацкури и Самтависи с мингрельской Чкондиди и подчинив западную епархию Хони центральной архиепархии Мцхета.

Чтобы одновременно поднять престиж церкви и добавить ей обязанностей перед государством, в 1106 году Давит основал академию-монастырь Гелати вблизи Кутаиси. За тридцать лет Гелати стал интеллектуальным центром христианского Закавказья. Монастырь был и царским мавзолеем, и университетом, который обменивался учеными и учащимися с Константинополем и заманивал домой из болгарских, греческих, иерусалимских, кипрских, антиохийских монастырей грузинских монахов, среди которых был знаменитый богослов и переводчик Иоанэ Петрици. Эрудиция и красноречие Петрици способствовали дотоле невиданному развитию синтаксиса грузинского языка и философии. Монастырь Петрицони, где Петрици учился, был основан в 1083 году в Болгарии недалеко от Пловдива таоским грузином Григолом Бакуриани: сначала монастырь служил мавзолеем для брата и сына Григола, но вскоре приобрел больницу, три гостиницы, рыболовное озеро и большую территорию; тогда он начал готовить грузинских мальчиков к принятию духовного сана. Именно Петрицони вдохновил Давита на создание Гелати. Поэт Иоанэ Шавтели называл Гелати «новым Римом, Элладой, где покоятся мощи святых». В Кахетии появился близнец Гелати, монастырь-академия Икалто, где советник царя, Арсен, преподавал по византийской программе геометрию, арифметику, музыку, риторику, грамматику, философию и астрономию. И в Гелати, и в Икалто приходили грузины, получившие первую степень в Магнаура Пандидактерион, университете Константинополя.

Нашествие крестоносцев и в самом деле гнало грузинских ученых и монахов домой. В начале XII века латинские короли Иерусалима начали вымогать налоги у православных монастырей, а иногда даже конфисковали и грабили их: сам Петрицони был разорен крестоносцами во время Третьего Крестового похода в 1189 году.

Постоянные военные действия Давита IV, оказалось, плохо сочетались со старыми традициями царского двора, где было принято встречаться с царем и с министрами в одном и том же месте, по расписанию. Поэтому Давит организовал более современное министерское правительство в Кутаиси: там был апелляционный суд (сааджо кари), который слушал серьезные уголовные и гражданские дела, раньше находившиеся в царском ведении. По понедельникам мцигнобартухуцеси слушал вдов, сирот и нищих. По другим дням другие министры, особенно мандатуртухуцеси (министр внутренних дел) слушал петиции граждан.

С 1100 года Давит постоянно повышал эффективность армии, которая все меньше зависела от солдат, поставляемых феодалами, и сосредоточивался на 5-тысячной царской гвардии, мона спа (служебная рать), на которую он мог положиться. Первым заданием армии было очистить Картли от последних тюркских гарнизонов и поселенцев. Гарнизон Самшвилде на юге от Тбилиси захватили войска, под предводительством Тевдоре, племянника епископа Гиорги Чкондиди, и верного кахетинца Абулети: они уже разоружили бо2льшую часть гарнизонов около Тбилиси. Тюрки, которые зимой пасли лошадей и рогатый скот в долине Куры от Тбилиси до Бардави в Кавказской Албании, были изгнаны: их пастбища опять стали пашнями. Христианская власть еще десять лет наступала на восток, захватывая крепость за крепостью и замок за замком: в мусульманских руках пока оставался только город Тбилиси (в 1116 г. тбилисцам пришлось платить Давиту ежегодный налог в 100000 денариев, и Давит ввел в город символический гарнизон из всего десяти человек под номинальным губернатором). В 1115 году пал город Рустави, в двух часах езды на лошади от Тбилиси; в 1117 году – главная крепость Эрети, Гиши. В следующем году грузинские войска повернули на юг и захватили Лоре, армянскую пограничную территорию. Тюрки собрали армию на берегах Аракса, но их атаку отбили.

Захватив огромную территорию и ограбив богатые города, раньше порабощенные турками, Грузия обогатила свою казну. В те времена весь Ближний Восток страдал от дефицита серебра: несмотря на добычу, которая влила целый поток византийских драхм и арабских дирхамов в денежный оборот Грузии, Давиту пришлось уменьшить свои собственные драхмы от трех до одного грамма или меньше и чеканить медные монеты с номинальной стоимостью серебра. Обесценение не уменьшало, однако, самоуверенности казны: монеты все еще провозглашают Давита «царем кахетинцев, абхазов, кавказских албанцев», и только на решке написано по-арабски предупреждение хусам ал-масих (меч Мессии).

В то же время Давит упрочивал политические союзы посредством разводов, новых браков и стратегической выдачи замуж своих дочерей. Около 1106 года он обеспечил безопасность восточных границ с Ширваном (Ширванское государство, тюркское по языку, иранское по культуре, выросло на почве разваленной Кавказской Албании), выдав старшую дочь Тамар за наследника ширванского престола, будущего Манучехра III (тот придет к власти в 1120 году и прославится как основатель города Баку). В 1113 году Давит добился еще более блестящего альянса, отправив младшую дочь Кату в Константинополь (где она приняла имя Ирина) и стала женой Исаака Комнина, второго сына императора. Давит мог теперь хвастаться тем, что он – родня в византийском императорском доме.

К 1109 году у Давита была постоянная армия с 40000 верных царю войск, с элитной, хорошо обученной конной гвардией в 5000 человек, отрядами особого назначения для гранизонов в только что захваченных городах, не говоря уж о традиционных батальонах феодальной знати и группах наемников (часто из крестоносцев, сбежавших из мусульманского плена или не стремившихся вернуться домой). Армия, всего двадцать лет назад истощенная и разложившаяся, была заново снаряжена, приведена в порядок и ободрена: храбрых награждали, на трусов надевали женскую одежду. Запрещали ругань, драки и «бесовские» песни. Дисциплина была строгая. Армия уже не жила грабежом: солдатам давали жалованье и хорошо кормили. Служба безопасности, мстоварни, занималась и военной разведкой. Над армией надзирал мандатуртухуцеси. Пост занимал сначала Варданисдзе, а потом феодалы из семьи Орбели, которых обыкновенно назначали и амирспасалари (главнокомандующим). В 1110 году эта новая армия оправдала заботы и расходы царя, отобрав у турок Самшвилде, крепко укрепленный город огромного символического значения, и целиком освободив долины Куры и Иори. Сельджукский султан собрал 100-тысячную армию, которая была разогнана в течение одной ночи сравнительно маленькой армией Давита, к удивлению самого царя. В 1115 году епископ Гиорги Чкондиди не только захватил Рустави, тем самым отрезав Тбилисский эмират от моря, но и овладел всем торговым путем от Каспийского до Черного моря. Зимой 1116 года, скорее хитростью и обманами, чем подавляющей силой, Давит одержал победу над турками в Тао. Два следующих года отмечены смелыми захватами в Джавахети и в Лоре. И все-таки, несмотря на большую подвижность, огромное число телег, вьючных лошадей и ишаков, хорошие осадные орудия, грузинская армия была несравненно меньше мусульманских, которым оставалось только объединиться, чтобы ее одолеть. Чем сильнее становилась Грузия, тем неизбежнее было нападение мусульманской коалиции.

Европейские Крестовые походы отвлекли сельджуков и дали Давиту передохнуть. Еще более широкие возможности открыл для Грузии великий князь Киевской Руси Владимир Мономах: в 1103 году шаткий союз русских князей загнал за Дон кипчаков (или половцев), тюркских кочевников, которые угрожали русским княжествам, а теперь собирались в северокавказском предгорье, борясь с местными осетинами за пастбища. В 1118 году Давит повел до главного перевала через Кавказ достаточно войск, чтобы покорить осетин; затем он при помощи ловкого дипломатического хода помирил кипчаков с осетинами и сделал кипчакам предложение, от которого они не были в состоянии отказаться. В Грузии было расселено 40000 кипчакских семей, которым были пожалованы участки и пастбища, летние и зимние; в обмен каждый кипчакский очаг обязывался поставлять царской армии по одному мужчине с лошадью.

Кипчаки уже были известны как наемные солдаты: даже русские князья иногда пользовались их услугами в своих междоусобных войнах, а арабские правители ценили кипчаков так высоко, что офицеры халифата учили кипчакский язык; позже кипчаки будут служить в венгерских и в египетских армиях и сольются с местным населением. Кипчаки, которые переехали в Грузию, отправлялись в те места, где Давит предполагал возникновение конфликта, – на юг и на восток, чтобы напугать мусульманские эмираты, или во Внутреннюю Картли, чтобы обуздать ропщущих феодалов. Без сомнения, потребовалась дипломатическая тонкость, чтобы убедить великого князя Владимира Мономаха, что Давит не приютил, а устранил самого страшного врага Киевской Руси. Вряд ли Давит когда-либо встречался с Владимиром, но Грузия не могла не посылать своих уполномоченных в Киев, чтобы согласовать переселение кипчаков. Русские летописи утверждают, что именно великий князь Киевский открыл «железные ворота» (из Дарьяльского ущелья на перевал) и через них прогнал кипчаков. Арабский историк Павел из Алепа, который в XVIII веке осматривал русские документы, с тех пор исчезнувшие, заключил, что русские солдаты помогли Давиту IV переселить кипчаков[65 - Метревели Р.В. Внешняя политика Грузии в средние века: XII век. Тбилиси, 1995.].

Чтобы увековечить свои связи с кипчаками, Давит развелся с царицей Русудан, армянской матерью своих детей, и женился на Гурандухт, дочери кипчакского вождя Отрока (или Атраки). Новый альянс еще сильнее укрепился, когда Давит сосватал свою дочь Русудан (тезку матери) за Джадарона, наследника Осетинского царства, и таким образом обеспечил грузинский суверенитет на Северном Кавказе[66 - Golden P.B. The Case of Pre-Chingisid Rus’ and Georgia’ / Eds. A. Khazanov, A. Wink // Nomads in the Sedentary World. Richmond, U. K., 2001.]. Бывшая царица Русудан отправилась со своими придворными и подарками в Иерусалим, в монастырь Креста, где она получила протекцию иерусалимского короля Бодуэна I. Отверженная царица ввела крестоносцев в заблуждение, убедив их, что она не брошенная жена, а вдова царя Давита; ее подарок, серебряный крест, в который будто был вложен осколок Истинного Креста, был переслан с благодарностью и благоговением парижскому архиепископу вместе с довольно бестолковым письмом: «Давит, царь Грузинский, который, как и его предшественники, держал и стерег Каспийские ворота, сдерживающие Гога и Магога, и чье дело продолжено его сыном, чья земля и царство для нас является своего рода валом против мидийцев и персов, всегда жил с глубочайшим благоговением и восхищением перед этим Крестом. Теперь, когда он умер и его сын унаследовал царство, его вдова, которую набожность отличает больше, чем благородное происхождение, постриглась и облачилась в монашескую рясу и, принеся этот Крест и много золота, приехала в Иерусалим, чтобы никогда не вернуться домой, а дожить здесь свою жизнь в молчании, мире и молитвах, и она попросила, чтобы часть того золота, которое она принесла, отдали соборам Священного города, а часть чтобы раздали милостыней нищим и паломникам»[67 - Lasteyrie R. de. Cartulaire gеnеrale de Paris. P., 1887. P. 172; Avalishvili Z. The Cross from Overseas // Georgica. 1936. Vol. 1. № 2–3.]. (Письмо, присланное вместе с крестом, от прецентора (главного певчего) Иерусалима к архиепископу Герберту (или, возможно, Галону), раньше относили к 1108 году, но теперь известно, что крест получили в Париже именно в воскресенье 1 августа 1120 г.[68 - Bautier G. L’envoi de la relique de la Vraie Croix а Notre-Dame de Paris en 1120 // Biblioth?que de l’еcole des chartes. 1971. Vol. 129. P. 387–397.], так что мы можем отнести развод Русудан с Давитом к 1117–1118 гг.).

К кипчакам изначально относились с большим недоверием: из 40000 воинов никогда не ангажировали больше 16000. Но благодаря кипчакским подкреплениям Давит легко мог участвовать в международных войнах. Кипчаки постепенно превращались в христиан, говорящих по-грузински, но в течение нескольких поколений грузинский народ считал их разбойниками, на что намекает народная баллада Повстречался кипчак мне: «Он вина попросил – дал вина я ему… Он жену попросил – как отдам я жену, коль везу ее в гости к родителям? <…> Замахнулся я саблей и вместе с конем разрубил вероломного надвое»[69 - Rayfield D. The Literature of Georgia. L., 2010. P. 225–226.]. Еще досаднее было сакивчако, налог, которым облагали народ еще двести лет, чтобы платить за этих новых наемников.

Вылазка Давита IV на Северный Кавказ надолго повлияла на судьбу Грузии: осетины, элита которых была христианской и уже тесно связанной с Багратидами прежними браками, приняли грузинский суверенитет, и даже чеченцы на время поддались грузинскому влиянию[70 - Чантиева М. История чечено-ингушской письменности. Грозный, 1958. С. 18.], о чем свидетельствуют развалины древних церквей по всей Чечне и грузинские заимствования в чеченском языке (например, кира (воскресенье), как и грузинское квира из греческого «день Господа») и, наконец, сегодняшние 2000 бацбийцев или цова-тушинов в Северной Грузии, чеченцы, чьи язык и культура многим обязаны христианству и грузинскому языку.

Неизбежная международная война готовилась к концу 1110-х годов: армия Давита, подкрепленная кипчаками и сотнями «франков» (бывших крестоносцев), представлялась соседям Грузии настоящей угрозой. Теперь, когда умер престарелый епископ Гиорги Чкондиди, Давит назначил на его место Свимона с еще более широкими правами: Свимон стал епископом и Бедии в Абхазии, и Алаверди в Кахетии. В 1120–1121 годах армия Давита носилась из одного конца страны в другой, от Пицунды на Черном море до Ширвана и Бардави в бывшей Кавказской Албании, постоянно аннексируя чужие земли. Независимый эмират Тбилиси чуял, что обречен. Мусульманские граждане предлагали город Наджму ад-Дин Илгази, правителю некогда армянской провинции Маяфарикина на верхнем Тигре: Наджм ад-Дин отказался, опасаясь отмщения со стороны Давита. Потом тбилисские и гянджинские купцы вместе воззвали к сельджукскому султану: тот с братом Тугрулом из Нахичевани сколотил антигрузинскую коалицию под командой Наджма ад-Дин Илгази. Они даже завербовали зятя Давита, ширванского правителя Манучехра III, возмущенного набегами тестя Давита на ширванские земли.

В августе 1121 года у Давита насчитывалось около 56000 воинов, включая 16000 кипчаков и нескольких крестоносцев: они разбили лагерь в ущелье Ничаби в сорока километрах к западу от Тбилиси. Обе стороны объявили священную войну. Армия противника состояла из сельджуков и была, вероятно, в три, может быть, в пять раз больше грузинской. Основную часть армии Давит оставил в самом ущелье, а сына Деметрэ послал наверх с левым и правым крыльями, чтобы окружить врага. Он обеспечил победу беспощадными предупредительными мерами: завалив ущелье деревьями и глыбами, чтобы его собственным воинам некуда было отступить; затем он послал в сельджукский штаб двести конных, вооруженных до зубов. Конные выдали себя за дезертиров, а когда их привели в штаб, начали рубить мусульманских вождей, приведя армию в полную панику. Тяжелая конница, включая франков-крестоносцев, завершила победу. Эта Дидгорская битва 12 августа 1121 года длилась всего три часа, но она уничтожила мусульманскую гегемонию над Грузией и Арменией. За последние три с половиной года царствования Давит обустроил свое государство на основе этой победы. Грузия стала неприступной христианской крепостью, которая еще сто лет будет властвовать на территории от Черного моря до Каспийского и от северных кавказских степей до Восточной Анатолии.

Через год после Дидгори Тбилиси вернули, не без кровопролития, в Грузинское государство: три дня подряд грабили северную, мусульманскую, часть города, а потом учредили свободный режим, терпевший все вероисповедания: христиане даже платили больше налогов, чем мусульмане. (В год мусульмане платили три денария, евреи четыре, а грузинские христиане пять: весь город обязался выплачивать каждый год в казну 10000 денариев.) В угоду мусульманам и евреям в Тбилиси было запрещено резать свиней. Вместо совета старейшин город управлялся наместником (шихной)[71 - Brosset M.-F. Еclaircissements а l’histoire de la Gеorgie depuis l’antiquitе. P., 1851. P. 243.].

В 1123 году, несмотря на стычку между грузинскими и кипчакскими солдатами на подступах к ширванской столице Шемаха, Давиту удалось захватить весь эмират Ширван: западную, преимущественно христианскую часть он включил в состав своего царства и назначил Свимона, епископа Бедии и Алаверди, наместником; восточную, преимущественно мусульманскую, часть Давит отдал своей дочери с мужем Манучехром. Через год Давит стоял на берегу Каспийского моря и захватил Дербент; тогда армянское население города Ани пригласило Давита прийти и властвовать над ними. 60-тысячное войско Давита три дня осаждало город, пока он не сдался. Давит сослал мусульманского правителя и передал Ани в руки своего генерала Абулети и его сына генерала Иванэ Абулетисдзе. Давит теперь считался освободителем Армении, и его гербы объявляют его царем не только всех грузин, но и всех армян: ведь он вернул великой мечети Ани ее первоначальные формы и назначение христианского собора. Захватив столько спорных вассальных владениий вокруг грузинских границ, Давит был вынужден ввести новый военный и сословный ранг, монапире (пограничник): как немецкие маркграфы, монапире охранял границы, разведывал смежную вражескую территорию и снабжал царя данью и разведданными. В свою очередь, монапире получал феодальные права и даже мог завещать свой ранг сыновьям.

В то же время Давит председательствовал новым церковным собором, который пытался примирить армянские монофизитские и грузинские диофизитские христологические концепции. Грузинский католикос Иоанэ и выдающиеся богословы, например Арсен Икалтоели, который блестяще выступал на Руис-Урбнисском соборе, девять часов обсуждали вопросы раскола. Как можно было ожидать, две церкви не смогли объединиться, тем более что сам Арсен переводил на грузинский много антимонфизитских трактатов; тем не менее на армянских территориях, которые вошли в Грузинское царство, Давит IV сумел на время создать обстановку терпимости.

Если верить Собиранию милостыни, своеобразному сочинению из смеси фактов и вымысла, написанному в начале XIX века Иоанэ Батонишвили, использовавшим документы, тогда доступные Багратидам, а теперь утерянные, иерусалимский король Бодуэн II, переодетый дервишем, встретился с Давитом IV. Хотя это маловероятно, будущий Бодуэн II в 1117 году действительно находился в Гаргаре, части Армении, только что освобожденной грузинами: от Гаргара до Двина, столицы Армении, рукой подать[72 - Khubashvili L. Davit Aghmashenebelis presk’is zogierti sakitkhisatvis / Ed. B. K’udava. // [Ist’oriani: sametsniero k’rebuli]. Tbilisi, 2009. P. 181–193.]. Весть о победных битвах Давита уже дошла до Иерусалима, когда первые крестоносцы начинали опасаться, что мусульманские силы возродятся: западным летописцам казалось, что грузинский царь воплощал собой легендарного царя-священника пресвитера Иоанна, грядущего с востока, чтобы спасти христианские народы.

Давит оставил своим потомкам только одно неоконченное дело, взятие Гянджи, мусульманского коммерческого и культурного центра. Его остальные завоевания уже привели к результату большого политического значения – появилось новое, неуничтожаемое слово, Сакартвело, буквально «земля картвелов», всеобъемлющее определение Грузии. Наследство Давита распространялось не только на политику. Грузинская культура была преобразована: Ширванский эмират, где слились кавказские албанцы, арабы и турки с иранцами, стал цветущим центром персидской культуры[73 - Крымский А.Е. Низами и его современники. Баку, 1981. С. 157–161.]. Новоперсидский язык пользовался арабским шрифтом, и грамотность была теперь доступна не только эрудированным магам, а любому образованному человеку. Политическая мощь Персии ослабевала, зато поток персидской поэзии в новоиспеченных тюрко-ирано-арабских государствах был неисчерпаем. Ширван, когда Давит захватил его, был родиной поэта Хакани; в смежном эмирате Гянджа появилась череда придворных поэтов, самым гениальным представителем которой стал Низами Гянджеви. Вместо строго суннитского ислама распространялись терпимые исмаилитские и суфийские секты. Низам ал-Мулк, визирь сельджукского султана Малик-шаха, написал блестящий трактат об управлении. До 1100 года грузинская литература, подражая византийской, оставалась преимущественно духовной, но завоевание Ширвана открыло для Грузии новую, светскую культуру лирики, эпоса, философии, мистики с героической и романтической тематикой. Персия опять выдавливала Грецию из грузинского сознания, но в культурной, а не политической сфере. Влияние, однако, было взаимное: мусульманские правители, особенно ширванские, обращались к грузинскому царю с изысканным подобострастием, называя его «царем абхазов, осетин, и русских»; поэт Хакани даже заявляет: «Я стал носителем грузинской речи»[74 - Todua M. Kartul-sp’arsuli et’iudebi III. Tbilisi, 1979. P. 33.]. Грузинская религиозная литература не переставала быть византийской по жанру и мировоззрению, но смыкание с восточным миром оживило и православные жанры: например, буддистская легенда Лалита-Вистар, преобразованная в христианскую повесть Балахвар и Джосафат, проникла через арабский вариант в грузинский, прежде чем распространиться, в переводе с грузинского на греческий, на Запад. Переводы с персидского сначала порождали грузинские подражания, а затем самостоятельное творчество, прославляющее царствование Тамар, правнучки Давита. Как ни странно, рыцарские ценности персидской поэзии сближали грузинскую культуру с миром крестоносцев и трубадуров, в отличие от сурового византийского духовного мира. Арабское слово раинди, раньше «обуздатель лошадей», теперь в грузинском недаром обозначало «рыцарь».

Именно в царствование Давита грузинский язык подвергся коренным изменениям: сдвинулись времена глаголов, у глаголов появились приставки, но, что более существенно, под влиянием Ширвана в лексику влился персидский запас слов, хотя предыдущие арабские и тюркские нашествия оставили относительно слабые следы на языке. Так же как церковнославянское влияние на русский, или норманно-французское на английский, иностранный язык обогатил грузинский бесчисленными синонимами и новшествами. К тому же, когда царский двор переселился из моноязычного Кутаиси в космополитичный Тбилиси и обстановка стала не церковной, а мирской, у феодальной знати пробудилась жажда к рыцарской литературе и веселому времяпрепровождению. Даже старый алфавит вышел из употребления и для мирян и солдат был заменен новой прописью мхедрули (для конных), больше подходившей для пера и бумаги нетерпеливых солдат и придворных, чем монументальный асомтаврули, созданный, чтобы писать долотом на камне. Замечательно, что одним ранним примером нового алфавита является записка, написанная самим Давитом.

Давит возил с собой библиотеку, даже когда воевал: он был одержим богословием, астрологией и историей, «деяния которой», по словам летописца, «он знал лучше любого другого царя». Судя по всему, и Коран, и персидские стихи он читал в подлиннике. В поэзии, как и в политике, Давит стремился к совершенству и создавал образцы для подражания для многих последующих царей Багратидов. От творческого наследия Давита остались только его одиннадцать Гимнов покаяния, свободных подражаний псалмам библейского царя Давида. Он отождествлял себя с ним и считал своим предком, потому что власть обоих покоилась на совершенных ими смертных грехах. Может быть, мы не должны толковать эти стихи как биографическую исповедь (например, чувство вины за то, что он сверг собственного отца)[75 - Жордания Ф.Д. Завещание Давида Обновителя. М., 1895 (для толкования чувства вины у Давита IV за то, что он насилием взял власть); Met’reveli R. Saist’orio nark’vevebi. P. 213–214.], но они доказывают, что Давит был одаренным поэтом, способным на самокритику и обладавшим прозрением:

Каинов убийственный помысел,
Сифа сынов бесчиние,
непотребство исполинское,
скверну жителей пятиградия
многократно умножил я,
уподобясь потоку зла,
неудержимо вспять стремящемуся.
Египтян жестокосердие,
обычаи ханаанские,
и жертвоприношения,
и кудрей сплетение,
колдовство, волхвование —
все, что претит воле Твоей, —
перенял я кощунственно,
превзойдя примеры бесчиния.
…грешники,
средь которых – и первый я,
и средний, и последний,
как пучина бездонная
вобравший в себя потоки мерзости.

Изредка Гимны покаяния, возможно, намекают на политическую карьеру Давита: «Я пределы нарушил дерзостно, и прибавил дом к дому, и присоединил поле к полю, у немощных отнял их долю, об одном лишь лелея помыслы, чтоб соседей у меня не было, чтобы только один я населял всю эту землю»[76 - Агмашенебели Д. Покаянный канон // Пер. А.А. Гогешвили, Л. Григолашвили. Тбилиси, 1989. С. 30–39.].

Давит предвидел, что рано умрет, и умер 24 января 1125 года. Его похоронили в Гелати, в комплексе собора, монастыря и семинарии, который он основал и который еще строился. Царь приказал, чтобы его тело положили под порогом, чтобы каждый входящий наступал на него. Он оставил два завещания (андердзи): первое, составленное в 1124 году по наущению его духовного отца Арсена Икалтоели, передает монастырю Шио-Мгвиме земли, конфискованные у мятежников, с просьбой поминать его в каждой службе[77 - Davit Aghmasheneblis anderdzi Shiomghvimsadme / Ed. A. Gogoladze. Tbilisi, 2000; Silogava V. Anderdzi Davit Aghmasheneblisa Shiomghvimisadmi. Tbilisi, 2003.]. Второе завещание, написанное накануне смерти, короче и более спорное: Давит выражает свое удовлетворение тем, что оставляет после себя царство от Никопсии (сегодняшнего Туапсе) до Дербента, от Осетии до Арагаца (горы между Ани и Ереваном) и хвалит сына и наследника Деметрэ как самое дорогое ему благословение от Бога: «мудростью, и мощью, и мужеством превосходящего меня, и святостью». Но завещание самым неожиданным способом распоряжается престолонаследием:

«И детям, и царице моей вменяю, при посредничестве Божием, чтобы Деметрэ брата своего Цвата воспитал, и, если пожелает Господь и будет хорош, после себя сделал царем над отечеством, и сестер своих почтил, как детей моих возлюбленных». [Слово «цвата» бо2льшей частью специалистов толкуется как вариант наречия цота (немножко), но некоторые заключали, что «Цвата» – это прозвище Вахтанга, мальчика, которого родила вторая жена, Гурандухт.]