Молчаливые боги. Мастер артефактов

Маюн с досадой застонала, но уже через мгновение стон перерос в разочарованный рев.

– Что это за магия такая? – Она швырнула в Ойру горсть влажных сосновых иголок. – Мне-то от нее какой прок? Мало боли – и она не работает; слишком много боли – и я, считай, калека!

Так вот чего он добивается: все это время он мучил ее, чтобы сломить ее дух. Ну да мы еще посмотрим, кто кого!

– Если боль искалечила тебя, – сказал Ойру, – то лишь потому, что ты сама позволила этому случиться.

– Это ты меня искалечил! – взвизгнула Маюн. – Это из-за тебя я лежу сейчас в грязи, вместо того чтобы гнаться за убийцей моего отца.

– Правда?

– Самая что ни на есть! Что ты пытаешься доказать? Что я никудышная слабачка, недостойная обучаться у такого великого мастера?

Ойру посмотрел на пылающее золотое лицо. Его собственное лицо оставалось безмятежным.

– Ты не беспомощна. И ты не калека. А в грязи ты лежишь потому, что боишься.

– Я лежу в ней потому, что ты меня ранил – дважды. – Она осеклась. – Погоди. Ты о чем? Чего я боюсь?

– Боли, – ответил ассасин. – Ты так и не приняла ее, не стала ее госпожой. В противном случае мы бы сейчас продолжали путь, а не вели этот разговор.

Маюн молчала. Ее эмоции кричали ей о том, что Ойру пытался искалечить ее, унизить ее, наказать… И все же что-то в его тоне заставило ее задуматься. Действительно, почему она лежит у его ног поверженная? Неужели виной тому ее слабость? А быть может, желание досадить Ойру, став для него обузой?..

– Ты псих.

– Твои слова неуместны. А теперь поднимайся. Хочу взглянуть на твою ауру.

Маюн назло ему нарочно потянула время, прежде чем, тихо ворча, перевернуться на бок. Сначала она встала на колени, потом кое-как поднялась на ноги, перенеся большую часть веса на невредимую правую. Едва она это сделала, как Ойру схватил ее за плечо. Маюн дернулась от неожиданности, но не отступила – наоборот, она впилась в лицо ассасина глазами и не отвела взгляда даже тогда, когда Ойру дотронулся большим пальцем до раны. Девушка зашипела, вытянувшись в струну. Второй рукой Тень принялся равнодушно ощупывать раненое бедро. От его действий, пусть и без малейшего намека на ласку, Маюн стало не по себе. Она нервно сглотнула, но твердо решила терпеть до конца. Больше у него не появится повода называть ее слабой!

– Что ты чувствуешь? – спросил Ойру, созерцая ее ауру.

– Тебе-то что? – огрызнулась Маюн.

Вместо ответа Ойру вдавил большой палец в рану на ее плече. Маюн пронзительно вскрикнула и попыталась вырваться, но это было бесполезно. Ассасин еще глубже погрузил палец в окровавленную плоть. Девушка забилась в агонии. Она молотила Ойру кулаком, царапала лицо, срывая лоскуты кожи, но ассасин невозмутимо продолжал свою чудовищную пытку.

– Что ты чувствуешь? – безжалостным голосом повторил он, и это был голос самой смерти.

– Боль! – закричала Маюн, раздирая ему глаза. – Я чувствую боль!

– Этого недостаточно.

Он перехватил ее руку и заломил ей за спину. Раны на его обезображенном лице стремительно затягивались.

– Опиши мне эту боль. Ты чувствуешь ее лишь на поверхности тела или она проникает до самых твоих костей?

Он еще глубже засунул палец, расширяя рану на плече. Маюн уже оглохла от собственных криков. Сейчас она и пары слов не смогла бы связать воедино.

– Не торопись, – спокойно произнес Ойру. – Я подожду столько, сколько нужно.

Вдруг Маюн замолкла и часто задышала, с шумом втягивая и выпуская воздух через нос.

«Я сильнее, чем он думает! – сказала она себе. – Меня не сломали ни Академия, ни монстры – и ему я не позволю себя сломать!»

Ее дыхание медленно выровнялось. Она судорожно выдохнула.

– Она проникает до самых моих костей, – стиснув зубы, произнесла Маюн, напряженная, словно сжатая до предела пружина. – Как нож… или червь, вгрызающийся в мою плоть.

– Хорошо. Что еще?

Ойру потянул вверх ее скрученную за спиной руку.

Маюн резко втянула ртом воздух, потом выдохнула – медленно, урывками.

– А еще… моя рука… – Ее голос превратился в жалобный писк. – Сейчас ты сломаешь мне руку!

– Откуда тебе это известно? В тебе открылся дар предвидения?

Он нажал еще сильнее, и кости хрустнули; Маюн ахнула и упала на колени, но ассасин не ослабил хватки. Он давил и давил, пока золотая маска не оказалась в нескольких дюймах от влажной земли.

Держись… не смей сдаваться.

– Но нет, ты не из провидцев, – продолжал ассасин. – В твоей крови течет иная, особенная магия. Я узнаю, что это.

Он начал ввинчивать палец глубже в плоть, сквозь нервы и сухожилия мышц. Маюн не выдержала и закричала. Боль стала непереносимой, чудовищной, но ассасин, казалось, и не думал останавливаться.

– Прошу тебя! – Из глаз Маюн брызнули слезы – на этот раз настоящие. – Ты меня изувечишь! Пожалуйста, перестань!

Ойру заставил ее склониться еще ниже.

– Сосредоточься на боли, – почти ласково прошептал он ей на ухо. – Пусть она станет источником твоей силы, но не позволяй ей захватить власть над тобой.

Маюн дрожала, из-под маски доносились тихие всхлипывания.

Я уже сломлена. Раздавлена… Разве может быть еще хуже?

Прижимая к спине ее запястье, Ойру отпустил плечо и обхватил локоть искалеченной руки. Маюн захлестнула новая волна боли и страха, но девушка подавила крик, и из ее груди вырвался лишь глухой стон.

– Что причиняет больше боли? – спросил Ойру. – Плечо или рука?

– Рука, – еле выдавила из себя Маюн.

– Но ведь она цела, – возразил ассасин. – Выходит, реальное увечье менее болезненно, чем угроза увечья? Почему?

– Потому что… мне страшно.

– Ты хочешь сказать, что твой страх сильнее боли?

Маюн не нашлась, что ответить. Тогда Ойру надавил на локоть, и девушка уткнулась лицом в землю.