Хроники Кадуола: Станция Араминта

Шард презрительно усмехнулся: «Завышен? Каким, по-твоему, должен быть показатель Глоуэна?»

«Что-то вроде двадцати четырех, по-моему… Тем не менее, не мне спорить с компьютером», – Фратано указал на желтый лист бумаги.

Шард ответил зловещей кривой усмешкой, на мгновение обнажившей зубы: «Фратано, я только что вернулся из отдела A. Компьютер функционирует безотказно. Но результаты расчета зависят от входных данных, не так ли?»

«Совершенно верно».

«Сегодня утром, пользуясь своими полномочиями, я проверил входные данные – информацию, на основе которой производятся расчеты. Да будет тебе известно, что кто-то изменил записи! Теперь в регистрационной карточке указано, что Глоуэн – незаконнорожденный внебрачный ребенок».

Домоправитель снова прокашлялся: «По правде говоря, слухи об этом ходили уже давно».

«До меня они не дошли».

«Считается, что твой брак недействителен, так как к моменту бракосочетания Марья уже была замужем, но не позаботилась о том, чтобы оформить развод. Само собой, я не обращаю внимания на сплетни. Тем не менее, если эти сведения достоверны…»

«И сведения эти поступили от Спанчетты? Она – источник так называемых „слухов“?»

«В разговоре со мной она упомянула об этих осложнениях».

«И ты принял ее слова на веру, даже не поставив меня в известность о происходящем?»

«Факты остаются фактами! – проблеял Фратано. – Приземлившись на станции Араминта в качестве туристки, твоя невеста расписалась в учетной книге как „госпожа Марья Кьясальво“!»

Шард кивнул: «Отдел B имеет все основания завести на тебя дело по неопровержимым обвинениям в преступном сговоре и в злостном пренебрежении обязанностями».

Челюсть Фратано опустилась и задрожала, глаза его округлились и увлажнились: «Старина Шард! Ты же меня знаешь! О чем ты говоришь?»

«Почему же, в таком случае, ты принял беспардонную фальшивку из рук Спанчетты, не позаботившись проверить исходную документацию? Признаюсь, я крайне возмущен! Тебе известен мстительный нрав Спанчетты! Почему ты согласился стать послушным инструментом в ее руках? Теперь тебе придется отвечать за последствия!»

Фратано пробормотал: «Спанчетта привела убедительные доводы».

«Убедительные домыслы! Позволь мне изложить факты, о которых ты мог бы узнать в любой момент, если бы удосужился позвонить мне по телефону. Родители Марьи принадлежали к популярной на Девятой планете Аль-Фекки религиозной секте „свидетелей квадриполярного откровения“. Детей причащают к этой секте в десятилетнем возрасте посредством ритуального обряда „обручения“ со святым-покровителем или святой-покровительницей, в зависимости от пола. Святым-покровителем Марьи был Кьясальво, „самоцвет милосердия“. Обряд обручения – религиозная формальность, причем уже во время церемонии святой освобождает причащаемую от светских брачных уз. Это освобождение подтверждено в нашем брачном свидетельстве, которое я мог бы предъявить в любой момент, если бы знал о существовании каких-либо подозрений. Наш брак, несмотря на измышления Спанчетты, не менее действителен, чем твой. Представить себе не могу, как она посмела исказить генеалогические записи!»

«Подумать только! – огорчился Фратано. – В один прекрасный день Спанчетта и ее козни сведут меня в могилу! К счастью, ты успел заметить ошибку».

«Ошибку? Мы имеем дело с умышленной подделкой документов!»

«Зачем же преувеличивать? Спанчетта – чувствительная особа. Когда-то у нее были основания считать… Ну ладно, ладно. Какое безобразие! И что же теперь делать?»

«Мы оба умеем считать. Вот, у тебя на стене, генеалогическое дерево Клаттоков. Несомненно, статус Глоуэна ниже статуса Декстера, но превышает статус Трайна – то есть равен двадцати четырем. Предлагаю тебе официально декларировать эту цифру исполнительным указом – у тебя есть такая привилегия, а в данном случае в этом заключается твой долг».

Фратано внимательно рассмотрел генеалогическую схему, прослеживая линии длинным бледным пальцем: «Есть возможность вычета пары баллов из показателя Трайна – благодаря завидному положению тетки его матери в клане Ведеров».

«У Глоуэна не меньшее преимущество. Эльсабетта, старшая сестра его бабки, происходила из высших слоев клана Вуков. Кроме того, среди его предков – леди Уолтроп, домоправительница Диффинов. Не забывай также о том, что Трайн на восемь лет младше Глоуэна! В его возрасте еще не нужен показатель, равный двадцати четырем».

«Тоже верно, – Фратано осторожно покосился на Шарда. – И больше не будет никаких упоминаний о преступных заговорах? Ты просто не слишком удачно пошутил, не так ли?»

Шард мрачно кивнул: «Пусть будет так».

«Очень хорошо. Здравый смысл подсказывает цифру „24“. Допустим, что при условии легитимности твоего брака результат компьютерного расчета также равнялся бы двадцати четырем». Фратано взял желтый лист бумаги, перечеркнул авторучкой цифру «30» и вписал цифру «24».

Собираясь уходить, Шард обернулся и проговорил через плечо: «Рекомендую запереть дверь на замок. Иначе тебе снова придется иметь дело со Спанчеттой».

Поморщившись, Фратано кивнул: «О домашних делах я как-нибудь сам позабочусь. Гантер? Гантер! Где тебя носит нечистая сила?»

В гостиную заглянул лакей: «Вы меня звали?»

«Когда господин Шард удалится, запри наружную дверь на оба засова, никого не принимай и не передавай никаких сообщений. Все понятно?»

«Будет сделано».

3

Отец и сын стояли, готовые выйти из квартиры – Шард в последний раз проверял, все ли в порядке с праздничным костюмом Глоуэна. Коротким кивком Шард выразил больше удовлетворения, чем словами: «Думаю, никто не найдет, к чему придраться – на этот счет можешь быть спокоен».

«Гмм. Как минимум, Арлес не одобрит мои ботинки».

Шард усмехнулся: «Арлес не в счет! Никто даже не взглянет дважды в твою сторону – если ты не позволишь себе какую-нибудь вопиющую вульгарность».

«Я не намерен позволять себе никаких вульгарностей, – с достоинством откликнулся Глоуэн. – Невоспитанность не сообразуется с моими представлениями о праздновании дня рождения».

«Правильно! Рекомендую ничего не говорить, если к тебе не будут обращаться непосредственно, а если общение неизбежно, ограничиваться банальностями. Этого достаточно, чтобы через несколько минут тебя сочли блестящим собеседником».

«Скорее всего, меня сочтут неотесанным тупицей, – проворчал Глоуэн. – Тем не менее, постараюсь держать язык за зубами».

И снова на лице Шарда появилась кривая недобрая усмешка: «Пошли! Пора в трапезную».

Они спустились по лестнице на первый этаж, пересекли вестибюль и направились в главную галерею: две подтянутые фигуры, напоминавшие одна другую нарочито сдержанными движениями и манерами, за которыми угадывались врожденная ловкость и тщательно контролируемый избыток энергии. Шард был на голову выше сына; его жесткие волосы уже слегка поседели, а кожа, потемневшая от ветра и солнца, приобрела оттенок мореного дуба. Лицо и волосы Глоуэна были светлее, а в груди и в плечах он был поуже отца. У Шарда выработалась привычка язвительно поджимать губы. На лице Глоуэна, опускавшего уголки рта, когда удавалось забыть о заботах, появлялось мечтательное, рассеянное выражение. Девушки нередко заглядывались на Глоуэна – его печально-насмешливая физиономия, намекавшая на безудержный полет фантазии, вызывала у них странные безотчетные ощущения, похожие на приятный испуг.

Отец и сын приблизились к трапезной. Остановившись под входной аркой, они обвели глазами ярко освещенный зал. Почти все проживавшие в пансионе Клаттоки уже расселись вокруг длинного стола на стульях с высокими жесткими спинками. Они сплетничали и смеялись, часто прихлебывая «Баньольд» – легкое шипучее вино из погреба клана Лаверти. Не меньшей популярностью пользовалась более крепкая и сладкая «Розовая индессенция» – произведение ферментологов из клана Вуков. Вдоль стен, у столешниц с бутылками и салфетками, выстроились лакеи-йипы с напудренными до белизны лицами, в роскошных серых с оранжевым ливреях клана Клаттоков и париках из расчесанного серебристого шелка.

Шард указал на противоположный конец стола: «Тебе полагается сидеть справа от сестры твоей бабки, Клотильды. Я сяду справа от тебя. Иди вперед».

Глоуэн одернул сюртук, расправил плечи и вступил в трапезную. Присутствующие притихли – легкомысленные замечания повисли в воздухе, смешки и хихиканье растворились в молчании. Все головы повернулись, чтобы посмотреть на прибывших.

Глядя прямо вперед, Глоуэн промаршировал вокруг стола; за ним следовал Шард. Два лакея отодвинули стулья и снова придвинули их, когда Шард и Глоуэн приготовились сесть. Шумная компания вернулась к прерванным разговорам – все стало, как прежде, Глоуэна игнорировали. Пренебрежение клана показалось ему почти оскорбительным. В конце концов, сегодняшний ужин посвящен празднованию его дня рождения! Глоуэн обвел родственников высокомерным взглядом, но его никто не замечал. «Надо полагать, громкая непристойность или вопиющее пренебрежение правилами привлекли бы их внимание!» – подумал он.

Глоуэн решил не поддаваться соблазну: зачем подвергать себя и отца лишним насмешкам? Кругом сидели его дядья, тетки, двоюродные и троюродные братья и сестры. Присутствовал даже старик, приходившийся ему прапрадедом. Все оделись изысканно и модно, всем общая трапеза доставляла явное удовольствие. На дамах были длинные платья из роскошных тканей, расшитых орнаментами из плетеных перьев, многие сверкали драгоценностями – александритами, изумрудами, рубинами и гранатами, топазами и пурпурными турмалинами из месторождений Дьюкаса,[9 - Консерватор смотрел сквозь пальцы на почти поголовную страсть обитателей Кадуола к собиранию драгоценных камней – в той мере, в какой никто не пытался заниматься промышленными горными разработками.] сфанктонитами с погасших звезд и даже кристаллами Мэйдхауза, встречавшимися в единственном месте на единственной планете Ойкумены.

Клаттоки мужского пола рядились в парадные сюртуки и брюки в обтяжку, причем эти предметы одежды, как правило, контрастировали расцветкой; чаще всего попадались сюртуки цвета дубленой кожи и синие брюки, хотя некоторые предпочитали каштановый сюртук и брюки цвета темной хвои или черный сюртук и брюки темно-горчичного оттенка. Молодые щеголи считали обязанностью красоваться модными белоснежными кроссовками, а самые дерзкие нацепляли на левую половину шевелюры серебряную сетку, из которой торчали диковатые серебряные шипы. В числе последних был Арлес, сидевший рядом с матерью – его и Глоуэна разделяли шесть человек.

Бесспорно, Спанчетта излучала напористую, жгучую жизненную силу. Одним из наиболее достопримечательных ее атрибутов была поразительная, едва сдерживаемая булавками копна черных, как вороново крыло, кудрей, клонившаяся и грозившая рассыпаться всякий раз, когда она поворачивала голову. Близко посаженные черные глаза подчеркивали мраморную белизну ее чела и щек. Сегодня на ней было малиновое вечернее платье с глубоким декольте, демонстрировавшим мощную шею и немалую долю того, что выпирало ниже. Спанчетта бросила на Глоуэна единственный взгляд, оценивший мельчайшие детали его наружности, после чего, пренебрежительно хмыкнув, отвернулась и больше не удостаивала его своим вниманием.

Бок о бок со Спанчеттой сидел Миллис, ее послушный и безучастный супруг, отличавшийся главным образом понуро висящими пепельно-соломенными усами. Миллис сосредоточился на решении знакомой трудной задачи: поглотить как можно больше вина, не замочив при этом усы.

Фратано стоял поодаль у особого «почетного» стола, отведенного вышедшим на пенсию Клаттокам, и поддерживал вежливый разговор со своим отцом Дамианом, давно оставившим пост домоправителя – патриарху клана уже перевалило за девяносто. Дамиан и Фратано удивительно походили друг на друга – долговязые, бледные, с высокими лбами, длинными носами, лошадиными зубами и вытянутой нижней челюстью.

За столами почти не осталось свободных мест. В наличии не было только Гарстена и Джалулии, родителей Шарда. Лакеи налили Шарду и Глоуэну по два бокала – «Зеленого зокеля» и «Рамбодии» с виноградников Клаттоков, получивших призы прошлогодней Парильи. Глоуэн тут же осушил бокал «Зокеля», чем вызвал некоторое замешательство и беспокойство Шарда: «Поосторожнее с вином! Еще пара бокалов, и ты уткнешься носом в миску с супом, пуская пузыри!»