Она неохотно покидает их маленький, заключенный в мастерской мир. Ребекка права: Тея вот-вот опоздает. Она убегает от пальм Вальтера, от его языка и рук, прижимая к себе золотое платье Ребекки. Все ее тело поет, но больше всего – местечко меж бедер. Она не может поверить в то, что произошло, что теперь и ей тоже принадлежит сие тайное познание, и случилось все в день ее рождения. Наконец?то, наконец?то она распрощалась с детством.
По Кайзерсграхт, затем по Лейдсеграхт девушка несется к дому. Она бежит по дорожкам канала, невзирая на тяжесть юбок. Тее твердят, что она ничего не знает о мире, и все же она знает так много. Знает о местах, куда даже не ступала ее нога. В голове Теи – лагуна, и звезды над ее гладью все еще безымянны. Тея сама по себе свет, и любовь, которую она питает к Вальтеру, заставляет ее гореть еще ярче, пока она бежит навстречу сгущающейся тьме.
V
Едва переступив порог, Тея понимает: что?то не так. Она ждет, что вот-вот появится Корнелия и отчитает за опоздание, но никто не выходит. В доме царит напряжение, и отнюдь не то суетливое, которое обычно ожидаешь при подготовке к балу, а тяжелое, почти зловещее.
– Есть кто? – зовет Тея, стоя в коридоре, неспособная почуять, где же остальные.
Дверь гостиной распахивается, и Корнелия, выбежав наружу, быстро закрывает ее за собой.
– Пойдем, – спешит служанка. – Наверх. Нужно тебя собрать.
Ее взгляд падает на платье в руках девушки, на приспущенный подол, что волочится по черно-белой плитке.
– Ты же в этом не пойдешь, правда? Я приготовила, что надеть…
– Корнелия, – Тея кивает в сторону гостиной, – что там происходит?
– Тебе не о чем беспокоиться.
Но лицо служанки, бледное и осунувшееся, говорит об обратном.
Тея направляется к двери гостиной.
– Стой! – шипит Корнелия так настойчиво и властно, что Тея подчиняется.
Страх зарождается в животе и затапливает грудь. На мгновение девушке кажется, что их с Вальтером раскрыли, что она в такой беде, какую невозможно даже себе представить. Но тогда бы, разумеется, на нее бы уже налетела тетушка, за которой в немом ужасе маячил бы отец.
– Есть кое?какие новости, – говорит Корнелия.
– Какие? У нас никогда не бывает новостей.
Служанка проводит по лбу натруженной рукой.
– Если ты так туда стремишься и я не сумею тебя остановить…
– Не сумеешь. Мне уже восемнадцать…
– Знаю. Но тогда просто будь помягче.
Наставление удивляет. Почему именно Тея должна быть помягче, когда ее держат в неведении?
– Разве я бываю сурова?
Корнелия мрачно смотрит на нее.
– Кто?то умер? – спрашивает Тея, теряя терпение, хотя даже не представляет, кто бы это мог быть. Ей некого терять, кроме Вальтера.
Служанка на мгновение закрывает глаза.
– Просто заходи уже. Хотя сомневаюсь, что твой отец меня за это поблагодарит.
И она торопливо уходит в сторону кухни.
Головокружительные ощущения от последних нескольких часов в театре канули в Лету. Тея хочет за них уцепиться, но в этом доме такое невозможно. Будто подарка на день ее рождения от Вальтера и не было вовсе. Невыносимо. Почему ее семье вечно надо все испортить?
Тея оставляет золотое платье Ребекки на стуле у двери и заходит в гостиную. Отец сидит у края пустого камина, в просторной комнате очень холодно. По другую сторону каминной полки стоит тетя Нелла, и лицо ее измучено. Она удивленно поднимает взгляд.
– Тея? Ты почему не готова?
– Кто умер? – спрашивает девушка. – Нельзя идти на бал, если кто?то умер.
– Никто не умер, – отвечает отец и вздыхает. – По крайней мере, пока.
– Папа? – обращается к нему Тея, теперь уже мягче, вспомнив совет Корнелии.
– Иди сюда, дитя. – Он протягивает руку, и Тея, приблизившись, вкладывает в нее ладонь. – Тебе не о чем беспокоиться.
– Корнелия сказала то же самое, но я ей не верю.
– И ты права, – произносит тетя, усаживаясь у другого края камина. – Отто, скажи ей. Скрыть не выйдет.
– Я и не собирался скрывать! – огрызается отец Теи. – Но сегодня день рождения моей дочери, Петронелла.
– Папа, ты меня пугаешь.
Он поднимает взгляд на Тею.
– Бояться нечего. Все можно решить. Что именно? К сожалению, я потерял работу в ОИК.
– Что? Ты ушел?
Отец огорчен.
– Меня выгнали.
Сперва Тея никак не может осознать услышанное. Выгнали? Как такое возможно? Сколько она себя помнит, отец работал в самой известной компании города. Он хороший клерк, очень хороший, он уже пятнадцать лет составляет перечни грузов, поступающих с востока. Мускатный орех, соль, корица, гвоздика, шелк, хлопок, медь, фарфор, серебро, золото и чай – Тея прекрасно знает все эти слова, они – на языке каждого амстердамца, все эти предметы роскоши и новинки, что стекаются в город под надзором Отто, внесенные в списки его рукой.
Она смотрит на него, своего трудолюбивого отца, который разводит руками, словно пытаясь найти ответ в линиях своих ладоней.
– Я не понимаю, – произносит Тея.
– Они сказали, что я слишком стар.
– Слишком стар?! – Тея виновато вспоминает собственные мысли с утра при виде отца в ночной рубашке. Жаль, их не забрать назад. – Ты совсем не стар.
– Говорят, что я медлительней остальных.