Удивительно: Корнелия никогда не скромничает насчет своей готовки, она буквально купается в уверенности, что бы ни подавала к столу. Но вот она вдруг стесняется и жаждет поговорить, доброта и открытость Ребекки обезоруживают ее в считаные минуты. Мало кто способен удовлетворить высоким требованиям Корнелии, но Ребекке это, похоже, удалось. У Корнелии такой вид, будто ей невыносимо находиться в лучах столь ярко сияющего солнца, но смириться с мыслью о том, чтобы от него уйти, она не может. Корнелия, кажется, вот-вот собирается сказать что?то еще, но вырывается из этого плена и шагает к двери.
– Работа ждет.
– Сейчас? – Ребекка искренне разочарована.
– Всегда, – отвечает Корнелия. – Тея, ты должна вернуться не позднее пяти часов. Иначе, – она бросает взгляд на Ребекку, – твоя тетушка запечет тебя в пироге.
Ребекка смеется. Тея ошеломлена тем, как удачно Корнелия пошутила.
– Обещаю, – говорит Тея.
– Может, теперь ты и женщина, Тея, но если ты не придешь на бал к Саррагон, поплатимся мы все. – Корнелия поворачивается к Ребекке: – Спасибо вам за этот день, мадам. Само наслаждение. Я знаю хороший рецепт мыла, которое поможет избавиться от въевшейся крови, если вам понадобится.
Прежде чем Ребекка успевает ответить, Корнелия потуже затягивает шарф на шее и скрывается в коридоре. Тея смотрит, как закрывается дверь.
– Ты произвела на нее впечатление. Поэтому она и не смогла остаться. Она совершенно не знает, как быть, когда что?то производит на нее впечатление.
Ребекка наливает им обеим по маленькому бокалу вина.
– Она мне очень нравится. Тебе повезло. Выпьем же за то, чтобы в восемнадцать все еще иметь няню!
– Мне не нужна няня.
Ребекка пожимает плечами:
– А я бы не отказалась.
– Но у тебя есть все.
– У меня есть много чего. Но не любящая нянюшка. – Ребекка вздыхает. – Бал у Саррагон? Вот это честь.
– Если тебе такое нравится.
Ребекка распахивает глаза шире.
– Бал будет захватывающим. Жаль, я не могу пойти.
У Теи вспыхивает крошечная искорка надежды.
– Ты приглашена?
– Да. Но у меня спектакль. Предпочитаю свиную кровь жемчугу. В любом случае к тому времени, как я туда доберусь, лучшие люди уже, вероятно, разъедутся. Но, Тея, послушай… – Ребекка подходит к развешанным платьям и широким жестом выбирает золотистое шелковое. – Возьми, наденешь.
Тея не сводит глаз с наряда в руках подруги.
– Я не могу.
– Можешь.
– Ноги будут торчать из-под юбки.
Ребекка пожимает плечами.
– Его подшивали под меня. Там полно ткани. Я попрошу Фабрициуса ее выпустить и отгладить. Тебе платье пойдет больше. Я надевала его для Джульетты, но оно слегка выцвело.
Тея подходит к платью, касается ткани.
– Ты так добра ко мне. Жаль, что тебя не будет на балу.
– Сомневаюсь, что твоя тетушка была бы рада моему присутствию. Ты говорила, что она не любит актеров. Почему так? Ведь мы совершенно безобидны.
– Ребекка, – Тея выпускает из рук платье и возвращается к столу, – ты слышала, у меня мало времени. Он здесь?
По лицу Ребекки пробегает тень. Актриса вешает золотое платье на спинку стула.
– Скажи мне, Тея Брандт, зачем ты ходишь в театр? Это из-за него?
– Я его люблю.
Ребекка мрачнеет.
– Знаю. И Вальтер – хороший художник. – Она берет со стола хлеб, отрывает от него ломоть. – Но он не бог, Тея. Он всего лишь человек.
– И все же он заслуживает моего преклонения.
Ребекка проводит рукой по волосам, на лице ее читается недовольство.
– Понимаю, тебе кажется, будто ты упускаешь время. Но ты увидишь, что оно замедлится. Впереди еще столько всего.
– О чем ты?
– Я не хочу тебе указывать, что делать, но…
– Именно. – Тея невольно закатывает глаза. – Ты мне не мать.
– Я хочу, чтобы ты была счастлива.
– В жизни не была счастливее.
– Я всего лишь одно хочу сказать: будь осторожна.
– С чем?
Ребекка вздыхает:
– Обещала себе не вмешиваться. Знаю, ты счастлива. Но… Вальтеру сколько? Двадцать пять, двадцать шесть?
– Двадцать шесть исполнится в апреле.