Дом Судьбы

– Почему эта история не могла быть комедией?

– Потому что мир очень жесток.

Корнелия закатывает глаза:

– Я это знаю и без двух часов в театре.

– Но разве он не заставил тебя почувствовать себя живой?

Корнелия содрогается, на ее лице по-прежнему читается отпечаток печали, крови, насилия.

– Он лишь заставил меня думать о смерти. Пожалуйста, Тыковка. Пойдем.

Тея глубоко вздыхает.

– А меня он заставил задуматься о моей матери.

Корнелия цепенеет. Она не может уловить связь, но Тея все равно ждет. Корнелия – единственная, кто за все это время хоть по капле рассказывал что?то о Марин Брандт и ее брате. Благодаря Корнелии Тея знает, как ее мать заставляла семью есть селедку, хотя они могли себе позволить мясо. Как ее юбки изнутри были отделаны лучшим соболиным мехом. Как хорошо она управлялась с цифрами. Эти крохи грели душу, но не складывались в полную картину.

«Почему она заставляла вас есть селедку? Почему скрывала мягкость своих юбок?» – спрашивала Тея, а Корнелия замыкалась в себе, будто самого факта достаточно, будто объяснять она не вправе. И все же Тея часто ощущает в Корнелии желание сказать больше, будто она жаждет поговорить о своей покойной госпоже, даже посплетничать… но никто ей этого не позволяет.

– Корнелия, я теперь взрослая женщина, – произносит Тея так, будто втолковывает это недотепе.

Корнелия вскидывает брови.

– Почему я не могу знать, кто она такая? Папа мне ничего не рассказывает. Какими они были вместе?

Корнелия потрясена.

– Тея, мы на людях.

– Никто нас не слушает.

Корнелия бросает взгляд через плечо.

– Если твои мать с отцом встречались за закрытыми дверями, почему ты думаешь, что я стану говорить о них в открытую?

Тея подается вперед:

– Тогда расскажи мне что?нибудь о дяде. Ты видела, как он утонул?

Корнелия теребит завязки сумочки. На лице ее сердитое выражение, но Тея не сдается:

– Видел хоть кто?нибудь?

Корнелия прикусывает губу.

– Это совершенно неподобающий дню рождения разговор.

– Я знаю, кем он был, – шепчет Тея.

Корнелия поднимает руку, медленно касается щеки Теи. Ее ладонь прохладная и тонкая, и это внезапное ощущение заставляет Тею встретиться со своей старой нянюшкой взглядом.

– Он был мужчиной, – говорит Корнелия. – Он любил свою семью. Люди его уважали. И мы упорно трудимся, чтобы вернуть себе былое уважение. Мы больше не живем в страхе и стыде, ведь твои отец и тетушка изгнали этих чертенят.

– Обхаживая таких, как Клара Саррагон? – кривит губы Тея.

Корнелия пожимает плечами:

– Мы делаем то, что должны. В таком городе, как этот, репутация важна.

– Тогда почему мы живем в таком городе?

– Потому что в мире больше негде жить.

Тея вздыхает:

– Корнелия, как ты могла просидеть со мной весь спектакль, глядя на декорации тропиков, лондонских улиц, парижского дворца, – и говорить, что в этом мире нет больше места, где женщина могла бы снять шляпу и устроить дом?

– Лондон полон грязи, – отвечает Корнелия. – А Париж и того хуже.

– Но почему все должно зависеть от того, что о нас думают такие, как Клара Саррагон? – возмущается Тея. – У нее нет таланта. Я ее не уважаю. Она богата, вот и все.

Тея обводит ладонью пустые места.

– Саррагон никогда не сумеет собрать полный театр. Она не Ребекка Босман. У нее нет души.

– Душа есть у каждого.

– Она не способна вызвать любовь. Она ничего не может мне предложить.

Но Корнелия привыкла к подобным вспышкам, им ее с толку не сбить.

– Тея, ты все равно пойдешь на бал. Никакие речи в мой адрес этого не изменят. И я не думаю, что Клара Саррагон ищет твоей любви. Она ведает властью и деньгами, и, по словам твоей тетушки, приличные девушки города преуспевают под ее покровительством.

– Приличные девушки города, – презрительно повторяет Тея. – Я хорошо их знаю.

Корнелия отводит взгляд. Она тоже их знает – девушек с белыми шейками и розовыми щечками, учениц школы, которую Тея посещала до двенадцати лет. Трудно отыскать среди них ту, что сблизилась бы с Теей.

– Тея, – произносит Корнелия. – Нам пора домой.

– Еще полным-полно времени. Я обещала Ребекке, что навещу ее за кулисами. Она велела мне заскочить в следующий раз, как я сюда приду.

Корнелия вздыхает. Она не любит нарушенных обещаний, и Тея это знает.

– Тогда я тоже схожу.

– Тебе не обязательно.