– НЕТ, – соглашается Магеллан. – ЭТО ЛЭЙ ГУН.
– Ладно. А система Октавия у тебя в базе есть? – медленно говорю я.
Магеллан открывает в воздухе над экраном другую солнечную систему, и эту я узнаю тут же. Тычу пальцем в третью планету:
– Вот это увеличить и вращать.
Вот оно. Знакомая береговая линия, место внутри континента, вверх по реке, где образовано поселение Батлер. Где мне полагалось бы быть.
– НЕ ХОТЕЛОСЬ БЫ ТЕБЯ РАССТРАИВАТЬ, – говорит Магеллан таким голосом, будто радуется именно этому, – НО НИ НА ОДНОЙ ПЛАНЕТЕ ЭТОЙ СИСТЕМЫ НИКОГДА НИКАКОГО ПОСЕЛЕНИЯ НЕ БЫЛО. ОНА ПОД ИНТЕРДИКТОМ.
– Что такое интердикт?
– ТОТАЛЬНЫЙ ЗАПРЕТ НА ВХОД В СИСТЕМУ. СИСТЕМЫ ПОД ИНТЕРДИКТОМ НЕСУТ В СЕБЕ УГРОЗУ ДЛЯ КАК МИНИМУМ ДВАДЦАТИ ПЯТИ РАЗУМНЫХ ВИДОВ И ПОМЕЧЕНЫ ПЛАНЕТАРНЫМИ ПРЕДУПРЕЖДАЮЩИМИ МАЯКАМИ. НАКАЗАНИЕ ЗА НАРУШЕНИЕ ИНТЕРДИКТА СЕРЬЕЗНОЕ.
– Но на Октавии ничего такого не было, – возражаю я.
– БЫЛО, – отвечает мне Магеллан. – ПЛАНЕТА БЫЛА ПРИЗНАНА НЕПРИГОДНОЙ ДЛЯ УГЛЕРОДНЫХ ФОРМ ЖИЗНИ, И НИКАКАЯ КОЛОНИЯ ТАМ НИКОГДА ОСНОВАНА НЕ БЫЛА. ТЕБЕ ПОИСКАТЬ ИНФОРМАЦИЮ ПРО ИМПОРТ И ЭКСПОРТ ЛЭЙ ГУНА ИЛИ ПРО СЕЗОН ФЕСТИВАЛЕЙ?
У меня живот сводит судорогой, но я заставляю себя задать очередной вопрос:
– Можешь найти мне регистрационные данные колоний? Хочу знать судьбу Чжана Цзе. Родился в две тысячи сто двадцать пятом. Он мой отец.
Я готова ждать вечно, но как-то слишком, слишком быстро Магеллан дает сигнал, будто откашливается перед тем, как произнести ответ.
– НИ В ОДНОЙ БАЗЕ ДАННЫХ ТЕРРАНСКИХ КОЛОНИЙ ТАКОГО ИМЕНИ НЕТ.
Горло пережимает судорогой, дыхание снова учащается.
Может, у них просто что-то напутано?
Но я не успеваю продолжить свои расспросы, как в дверь тихо стучат, она открывается, и входит бетрасканка – командир де Стой. На ней та же сине-серая форма, что у Тая, хотя куда более официальная.
– Доброе утро, Аврора, – говорит она, закрывая дверь. Кидает взгляд на камеру, но тут же переводит его на меня, садясь ко мне на кровать. – Я рада, что ты поднялась и оделась. Вижу, у тебя появился унигласс.
Магеллану хватает ума свои умные замечания придержать при себе, и я его откладываю на подушку.
– Да, – отвечаю я самым вразумительным тоном, какой смогла изобразить.
Если я покажу ей свое горе, позволю думать, что не справляюсь с собой, она начнет со мной обращаться как с ребенком, а я не хочу, чтобы сейчас кто-то принимал решения за меня. Мне нужно понять, что происходит.
– Так как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – выдаю я ответ.
– Достаточно часто встречаются побочные эффекты длительного воздействия Складки. – Наши глаза встречаются, и этот пустой серый взгляд очень мешает моему спокойствию. – Эти эффекты бывают серьезными и поражают даже юные умы. Твое настроение и воспоминания могут устояться не сразу.
Рассказать ей про кровь из носа? Что у меня раньше белой пряди не было? О галлюцинациях?
Почему я ей этого не рассказываю?
Я решаю вместо этого начать с вопроса. Выяснить, насколько прямо она готова говорить со мной.
– Я только что пыталась посмотреть, что… – голос у меня дрожит, и я этому не препятствую. – Пыталась посмотреть, что случилось с моим отцом. Но такое ощущение, что кто-то поменял записи нашей колонии. И вся информация о моем отце… пропала.
Слишком обыденное слово для такой необычной катастрофы.
Командир де Стой всего одну лишнюю секунду медлит перед ответом:
– Вот как?
– Именно так. И это прискорбно, потому что я хотела бы знать, как сложилась судьба людей, мне небезразличных.
– Само собой, – говорит она. – Мы кому-нибудь поручим посмотреть.
Начисто отфутболила.
– А когда этот кто-нибудь посмотрит? – не отстаю я. – Это же не то что старые бумажные записи куда-то задевались. Все же должно храниться оцифрованным?
– Надеюсь, что да, – отвечает командир. – А пока что есть хорошая новость: правительство Терры шлет за тобой корабль. Высший приоритет, прямо от Глобального Разведывательного Управления. Его оперативники сразу заберут тебя домой, и ты будешь в полной безопасности.
В безопасности? Довольно странное заверение.
Откуда мне могла бы грозить опасность? И дом – это где? Моего старого дома давно нет, никто из моих знакомых не вернулся на Землю. И не понимаю, что теперь значит слово «дом».
Тут до меня доходит, что командир за это время незаметно повернулась спиной к красному огоньку камеры в углу. И когда говорит, качает головой – очень медленно, почти незаметно.
Будто возражает собственным словам.
– П-понимаю, – запинаюсь я, чувствуя, как досада сменяется дрожью. – Значит, я должна буду с ними улететь?
– Разумеется, – отвечает де Стой, беря меня за руку. – Оперативники ГРУ скоро тут будут. Не сомневаюсь, что на родной планете тебе будет куда спокойнее.
Она отнимает руку, и у меня в ладони остается клочок бумаги. Я зажимаю его в кулаке.
– Ясно, – отвечаю я, чувствуя, как сердце колотится со скоростью миля в минуту.
Мне ясно, что она предостерегает меня – но от чего? И что я должна делать вместо этого?
– Очень рада была тебя видеть, – говорит капитан, вставая. – Удачи тебе, Аврора О'Мэлли. От всей души желаю.
С военной точностью мне сообщают, что аудиенция окончена.
Она поворачивается к двери, я сгребаю Магеллана с подушки и ложусь обратно на кровать. Стараясь выглядеть естественно, сворачиваюсь на боку, спиной к камере. Заставляю себя лежать тихо и считаю до тридцати, потом осторожно смотрю на зажатую в руке бумажку. На ней сообщение:
Стыковочный порт 4513-C. Код пропуска: 77981-002.
Гляжу на Магеллана, меню все еще светится в нижней строке.