Скажи: «Убей меня»

– Не дождалась меня вчера?

– Софи сказала не ждать, – уверенно отвечает девочка.

Кроха морщит носик, не без удовольствия произнося уже ставшее родным имя девушки на французский манер. А потом ее серо-голубые глаза внезапно расширяются, подсвечиваясь восторженным огоньком вчерашнего воспоминания, губки раскрываются для глубокого вдоха.

– А, а знаешь, что мы делали вчера вечером? – сбивчиво тараторит кроха. Затем ее глазки хитро сужаются, и она выжидает признаков ответной заинтересованности.

– Что же?

– Мы играли! Играли с собаками во дворе. Я даже научила Дану команде сидеть. Вот так.

Малышка спрыгивает с кровати, опускается на корточки и неуклюже переваливается на попу, мягко поднимая согнутую в собачьем жесте ручку.

– Только не говори мне, что Софья разрешила тебе подходить близко к вольеру!

Отец смотрит скорее с фальшивым укором, нежели с истинным беспокойством.

– Нет, нет! Я их учила вот так далеко, – отрицает кроха, старательно мотает головой и пытается показать руками расстояние. – Они не могли до меня дотянуться, папа.

В теплом взгляде мужчины отражается детское личико, которое вдруг приобретает сначала задумчивое, а потом печальное выражение.

– Но папа. Когда я смогу играть с другими детьми? Мне так хочется поиграть еще с кем-нибудь. С Софи, конечно, весело. И с собачками тоже, но…

– Милая моя девочка, – вкрадчиво начинает объяснять мужчина, приподнимается и садится на край кровати, усаживая дочку к себе на колени. – Ты ведь знаешь, что для тебя это опасно. У тебя слабое здоровье. Ты же не хочешь чем-нибудь заразиться, а потом лежать в больнице и грустить одной?

Палец мужчины слегка нажимает на крохотный носик. Ребенок только вертит головой, поджимая губки, и водит из угла в угол увлажнившимися от расстройства глазами.

– А ты знаешь, что сегодня утром я совершенно свободен? – неловко цедит сквозь зубы Егор, потирая пальцами подбородок. Ему совсем не хочется видеть в любимых глазах слезы, да еще и с самого раннего утра. – И, представляешь, почти целый день, до самого вечера могу посвятить только тебе. Что же нам сделать интересного? Хмн… А помнишь, мы вместе собирались приготовить шоколадный торт?

Кира радостно кивает, шумно сопя, и трет кулачками веки, сразу же забыв, что только что собиралась разреветься.

– Тогда пойдем. Пойдем скорее!

Малышка вскакивает и нетерпеливо тянет отца за руку, а он послушно следует за ней.

Глава 3

Суббота, 20 июня 2020 года, 20:50,

Город N, Чеховский переулок

Девушка изо всех сил пыталась вытерпеть нарушаемую причмокиваниями тишину и нервно елозила на стуле в гостиной, но в итоге все же не сдержалась.

– Паааап, что читаешь? Ставлю штукарь, что про какого-нибудь очередного убийцу? – засунув за щеку жвачку, проговорила она.

– А кто сказал, что собирается с тобой спорить на деньги? – возразил мужчина, почесав щетинистую щеку.

На вид ему было лет сорок пять, может быть, от силы пятьдесят. Мятая рубашка и легкая небритость говорили о том, что его мало заботил внешний вид, по крайней мере, в этот момент. Но волосы были чистыми, от мужчины исходил тонкий свежий аромат выстиранных вещей, который выдавал в нем внутренне благородного и глубоко женатого человека.

– Значит, угадала! Ну, расскажи хоть про это, а то я от скуки умираю, – девушка вскочила, подбежала и села рядом на корточки, схватившись руками за подлокотник кресла. Ее глаза выражали что-то вроде надежды на глоток прохладной воды в жару.

– И вовсе не угадала. Не просто про "какого-нибудь" убийцу, а про вполне реального и очень любопытного маньяка-психопата. Вот смотри, – мужчина ткнул пальцем в самый верхний лист из толстой стопки бумаг. – Этот затейник умудрился вовлечь в свою игру молодого парня, совершил два кровавых преступления на его глазах. Ему одному известно, какими манипуляциями подобного можно было добиться, но они прожили вместе почти месяц в загородном доме, а парнишка даже и не делал попыток убегать. Судя по заключению, у того в итоге совсем поехала крыша, и ему светит ни один год в психбольнице, если не вся жизнь.

– Ого! Вот это трэш! – удивленно выпалила девушка, роняя нижнюю челюсть и вместе с ней жвачку изо рта. – Знаешь, пап, мне кажется, тебе надо не копом быть, а психотерапевтом. Мало того, что ты на работе ловишь всяких шизиков, так еще и в свободное время изучаешь их с удовольствием. А в лечебнице, думаю, будет побольше занимательных вариантов, – молодая особа издевательски хихикнула.

– То есть ты хочешь сказать, что в психушке место для меня более подходящее? Не копом, значит? – усмехнулся мужчина несколько обиженно. – Ну, во-первых, я следователь. Не позорь меня, дочь, своими иностранными обзывательствами. А во-вторых, в нашей профессии нельзя позволить себе такое удовольствие, как свободное время. Нужно держать мозги в тонусе. Когда твоя работа действительно серьезная, то ты думаешь о ней и в душе, и во время обеда, если, конечно, успеваешь обедать, и даже во сне. Я не должен слишком расслабляться, это для следователя значило бы добровольно согласиться потерять хватку, застыть на месте, начать деградировать, – он вдруг начал разговаривать эмоциональнее, взмахивая руками, а обилие синонимов в речи означало крайнюю заинтересованность в том, чтобы донести информацию максимально понятно. – Никто не знает, какая деталь раскрытого дела из архива может привести к зацепке в текущем или вывести из тупика одно из последующих. Видишь ли, таких примеров масса и у меня в закромах, и у других следователей, – пояснил отец и на пару секунд ушел в себя. – Ладно, Линда, иди в свою комнату. Не мешай. Лучше работу поищи. А то скучно ей! Сделай что-нибудь полезное, – спешно добавил мужчина и легонько щелкнул дочь по лбу.

– Да не берут меня нигде. Везде опыт нужен, – обиженно пробурчала девушка, растягивая пальцами подобранную с пола жвачку.

– Так наберись его!

– Пфф…

Девушка только возмущенно выпустила струйку воздуха через уголок рта и закатила глаза, вставая и направляясь к двери.

"Поговорили, называется. Он вообще меня когда-нибудь слушает? В каком-то своем мире витает. Психопаты, убийцы… А тут у нас обычная жизнь, вообще-то", – подумала она и обернулась ненадолго, бросив на мужчину презрительный взгляд. – "Как набраться опыта, если нигде по профессии не берут?" – подумала она. Но все же зашла на работный сайт, вернувшись в свою комнату и стала лениво прокручивать объявления.

По окончании университета Линда честно посетила несколько собеседований, на каждом из которых ей отказали то ли из-за отсутствия опыта, то ли из-за плохо скрываемого выражения отвращения на лице, с которым она отвечала на все вопросы. Совершенно типичная история человека, который выучился на нелюбимую специальность (экономиста, в случае Линды), потому что "это везде пригодится" и "потом сама спасибо скажешь".

Не в меру инфантильная для своих двадцати трех, Линда порой и выглядела, и вела себя как подросток в пубертатный период, особенно в присутствии отца. Эти глуповатые манеры служили то ли способом привлечь внимание, то ли защитой для чересчур чувствительного сердца художника, которым она обладала. Самой себе она казалась странной, не подходящей для этой куда-то вечно несущейся жизни.

В одной увиденной картинке миллионы оттенков, так же как и в услышанных фразах, и в прочитанных текстах, и в моментах фильмов, и во всем, что ее окружает. Все это требует пристального внимания. Так часто ей казалось, что требуется какое-то замедление. Когда замечаешь больше, чем другие, то и времени тебе нужно больше, чтобы все замеченное пропустить через себя, прочувствовать, понять, отделить важное от неважного, подумать обо всем и выбрать то, на чем сейчас нужно сосредоточиться. Еще раз посмотреть на отброшенные в сторону мелочи и убедиться, что ни одна из них не пригодится или, напротив заметить ту самую, которой не хватало в композиции. И вот тогда довести до конца. Только так получается по-настоящему красиво.

Слишком детальное восприятие всей информации, поступающей извне, слишком много осознанности в одном внутреннем мире, а от окружающих слишком много звуков, оценок и мнений, даже мыслей у них слишком много, все это читается во взглядах, и от этого пухнет голова.

Работать в одиночестве или хотя бы в тишине – неотъемлемое условие хорошего результата, возможности погружения в работу и получения удовлетворения от нее. Офис, спешка, постоянно отвлекающие звуки гаджетов и людей не могли стать для нее ничем иным, как самым настоящим мучением, выжигающим все живое изнутри до невыносимости медленно, но бескомпромиссно, как недостаточно концентрированный раствор соляной кислоты.

Окружающие считали это выкрутасами, роскошью, либо придурью, а со временем такие требования стали казаться чем-то постыдным ей самой. И почему она не может просто быть как все? Противоречия внутренних желаний и ожиданий других, а еще частые бессонные ночи нарисовали на бледном лице прямо под глазами два темных усталых пятна. Длинные русые волосы, некогда переливающиеся на солнце пшеничными бликами, всего за пару лет осознания всей тоски будущей жизни стали такими тусклыми, что делали ее кожу еще более серой и изнеможденной, придавая лицу болезненный вид.

Сначала она верила, что быстро всем докажет, на что способна и как талантлива, поэтому, следуя примеру неординарных личностей, добившихся успеха и вызывающих у нее восхищение, завела блог в инстаграм, в котором показывала свои работы. Хотя и редко, у нее появлялись заказы на арты, портреты по фотографиям, а еще на иллюстрации, стикеры и поздравительные открытки. Такие рисунки помогали блогерам и обычным пользователям придать индивидуальности своим страничкам и почувствовать себя особенными, а еще поздравить с праздником особенных людей или выразить свои чувства неожиданным образом.

Однажды начинающий автор заказал у нее серию иллюстраций для детской книги со сказками. Это и были настоящие моменты счастья, когда Линда действительно забывала обо всем, погружалась в мир виртуальных объемов, штрихов и линий, смаковала каждую секунду, выполняя работу с истинным удовольствием и старанием.

В целом клиенты, пусть их было не так много, были довольны, дело приносило небольшой доход, ее время от времени рекомендовали знакомым. Но блог развивался очень медленно, и никто из близких не воспринимал такое увлечение всерьез, считая все детской затеей. А художнице-самоучке никогда не хватало смелости настоять на своем. Обо всех ее мысленных лабиринтах знал только личный дневник, который она с любовью вела в гугл документах.

Пару раз она пыталась поделиться переживаниями с единственной близкой подругой Лерой, но наткнувшись на ее непонимающий взгляд, короткое "угу" и быстрый последующий переход к рассказу про просроченный круассан из соседнего супермаркета, решила оставить эти попытки.

Так девушка занималась любимым творчеством ночами, а когда становилось совсем тоскливо, шла в бар, одна или с подругой, и порой согревала душу жгучими напитками до самого утра.

Вот и сейчас, не найдя ни одного интересного предложения, она с досадой оттолкнула от себя компьютерную мышку так, что та влетела в стену и отскочила обратно, с треском свалившись на пол. Потом художница?неудачница откинулась на диван, который слегка спружинил под ней, и привычно принялась размышлять о том, что в этой жизни надо срочно что-то менять.

В этой небольшой, но светлой комнате, с пожелтевшей настольной лампой, раньше казавшейся местом силы, надежным убежищем от всех невзгод, ей уже не было так уютно. Теперь дом больше походил на клетку, не дающую расправить крылья во весь свой неподражаемый размах.

Вдруг она почувствовала вибрацию под правой ягодицей, дернулась и лениво протиснула руку в задний карман джинсов, выуживая оттуда мобильник.

"Привяо, мать. Твой волк случайно не голоден? Го поохотиться?" – высветилось сообщение на экране.

Иногда Линде хотелось изобрести машину для путешествий во времени или пространстве только для того, чтобы отправить Леру в восьмидесятые или какую-нибудь параллельную гоп-вселенную за подобный подбор слов и понятное только ей самой, особое чувство юмора.