Я опустил Кору на землю. Машина лежала на боку посередине спуска. Ник был внутри, только теперь на полу. Треснувшая бутылка застряла между ним и сиденьем, и пока мы на все это смотрели, булькнула еще раз.
Верх у машины помялся, крылья погнулись. Я попробовал, открываются ли двери. Это было важно, так как я собирался залезть внутрь и порезаться стеклом, пока Кора бежит наверх и зовет на помощь. Двери открывались легко.
Нужно было придать Коре потрепанный вил, и я занялся ее блузкой – начал отрывать пуговицы. Кора смотрела на меня, и глаза ее казались не голубыми, а черными. Она задышала быстрее и почти прижалась ко мне.
– Разорви ее!
Я схватился за блузку и дернул, и она разошлась спереди, обнажив ей грудь.
– Ты порвала ее, когда вылезала из машины. Зацепилась за ручку.
Мой голос звучал как-то странно, как будто шел из граммофона.
– А вот это – ты не помнишь, откуда. – Я размахнулся и изо всех сил ударил ее в глаз. Она упала. Она лежала у моих ног; глаза у нее сверкали, грудь вздымалась, торчащие соски, казалось, смотрели на меня. Из моего горла вырвалось рычание, словно я превратился в зверя, язык вдруг перестал умещаться во рту, и в нем дико пульсировала кровь.
– Да, Фрэнк, да!
Я не помню, как оказался рядом. Разверзнись под нами ад, я бы и не заметил. Я должен был овладеть ею, пусть и ценою жизни.
И я овладел ею.
Глава 9
Несколько минут мы лежали словно пьяные. Стояла тишина; было слышно, как в машине продолжает булькать вино.
– Что теперь, Фрэнк?
– Трудный путь, Кора. Тебе придется постараться – уже сегодня. Уверена, что справишься?
– Теперь я все смогу.
– Копы возьмутся за тебя как следует. Постараются расколоть. Ты готова?
– Кажется, да.
– Наверное, тебе что-нибудь предъявят. Хотя вряд ли – с таким количеством свидетелей, как у нас. И все равно, думаю, попробуют. Может, пришьют непредумышленное и посадят на год. Надеюсь, этим все и кончится. Выдержишь?
– Если ты будешь меня ждать.
– Буду.
– Тогда выдержу.
– Обо мне сейчас не думай. Я пьян. Они сделают тесты – и убедятся. Я буду нести всякую околесицу – нарочно, чтобы они разозлились. Так мне больше поверят, когда я все расскажу на трезвую голову.
– Я запомню.
– И ты на меня злишься. За то, что напился. И вообще – все это из-за меня.
– Да, я поняла.
– Значит – все.
– Фрэнк!
– Да?
– Еще одно. Мы должны любить друг друга. Если мы любим, все остальное неважно.
– А мы любим?
– Ладно, я скажу первая. Я люблю тебя, Фрэнк.
– Я люблю тебя, Кора.
– Поцелуй меня.
Я поцеловал ее и прижал к себе, и тут увидал на холме за оврагом свет автомобильных фар.
– Давай на дорогу. У тебя все получится.
– У меня получится.
– Просто зови на помощь. Ты еще не знаешь, что он погиб.
– Да.
– Ты выбралась из машины, упала, поэтому так испачкалась.
– Да. Прощай.
– Прощай.
Она побежала на дорогу, а я бросился вниз. И вдруг вспомнил, что на мне нет шляпы. Меня найдут в машине, и шляпа должна быть там же. Я ползал вокруг в ее поисках, а автомобиль на шоссе все приближался. Ему оставалось два или три поворота, а я еще не отыскал шляпы и не наставил себе отметин.
Тогда я плюнул и побежал к машине. И на полдороги споткнулся о шляпу. Схватил ее и прыгнул в салон. Но не успел я залезть полностью, как машина перевернулась прямо на меня, – а дальше я ничего не помню.
* * *
Потом я лежал на земле, а вокруг бегали и суетились люди. Левую руку пронизывала такая боль, что я то и дело вскрикивал; и спина была не лучше. В голове раздавался какой-то рев, который то нарастал, то пропадал. Земля, казалось, куда-то уходила из-под меня, и меня тошнило. Я был не в себе, и все же мне хватило ума перекатиться по земле. Я помнил, что одежда у меня сильно испачкана, и тому требовалась причина.
Потом я услышал скрежет, потом меня везла «Скорая». Рядом сидел коп; над моей рукой колдовал доктор. Я на время отключился. Из руки текла кровь, а ниже локтя она была согнута, как надломленная ветка. Перелом. Когда я опять пришел в себя, доктор все еще над ней склонился, а я вспомнил про позвоночник и попробовал пошевелить ногой – проверить, не парализовало ли меня. Нога двигалась.
Из забытья меня вывел скрип. Я огляделся – на соседних носилках лежал грек.
– Эй, Ник!
Мне не ответили.