Падение Левиафана

– Это еще надо переварить. Господи, Кит – хороший парень. Надеюсь, с браком у него выйдет лучше моего.

– Он – не ты. Не поручусь, что он не запорет дело, но если и запорет, то по-своему.

Она вспомнила своего сына, погибшего вместе с отцом и Свободным флотом. Воспоминание почти не причинило боли. Нет, неправда. Оно всегда будет болеть, но боль стала тихой, ноющей, а не как от ножа в живот. Время лечит или хотя бы заращивает шрамы бесчувствием.

Пискнула система пилотирования, и Алекс вытащил себя из кресла.

– А ведь и Жизель теперь будет бабушкой. – Он усмехнулся. – Вот уж ей придется против шерсти, а?

– Да, это звание в ее образ не вписывается, – согласилась Наоми.

– Из тебя вышел хороший дипломат, – заметил Алекс и направился к лифту.

Снова оставшись одна, Наоми отделила сообщение Кита от основного пакета и скопировала в конец списка сообщений для Алекса. Подумала, не оставить ли и себе копию, но письмо было адресовано не ей, так что без позволения не решилась.

Тихо щелкнуло предупреждение. В ее список вывалилось еще одно сообщение. Она настроила систему ставить метки, чтобы разбираться в наваливающихся делах. Эта метка была темного золота – ее она выбрала для «домашних». Касающихся «Росинанта» и ее маленькой семьи. Того, что осталось от ее маленькой семьи.

Этого сообщения Наоми ждала. В сопроводительных данных мелькали особые значки, которыми подполье удостоверяло подлинность. С трансляционной станции Нового Египта, как она и надеялась. С виду все в порядке. Все, касавшееся дочери верховного консула Дуарте, Наоми воспринимала как клубок змей, обвивших кусок плутония.

Удостоверившись в маршруте и источнике письма, она изолировала свою систему связи и вознесла безмолвную мольбу к мирозданию, прежде чем открыть сообщение. Оно состояло из одной текстовой строчки.

«Одобрено зачисление с осеннего семестра».

Глава 7. Джим

– Почему мне раньше не говорили? – спросила Тереза.

Джим не сказал бы, вызвано ее напряжение гневом, страхом или чем-то другим, но оно шалью окутывало плечи девочки. Глаза смотрели куда-то ему за правое плечо, такой неподвижный блестящий взгляд он помнил по Лаконии. Это означало, что Тереза внимательно слушает.

Странное дело – из всей их компании Джим дольше всего был знаком с Терезой. Они много лет прожили в здании Государственного совета: она как дочь верховного консула, он как его пленник. А может, они оба, каждый по-своему, были пленниками.

– Это я так решил, – сказал он. – Не хотел обсуждать, пока говорить не о чем.

Она вопросительно глянула на него.

– Не хотел тебя разочаровывать, – пояснил Джим.

– Ну вот, теперь можно обсудить. О чем речь?

– Это школа-интернат в системе Новый Египет. Пресвитерианская академия в Сохаге…

– Религиозное образование меня не интересует.

– Оно, строго говоря, не религиозное. Там есть религиозные курсы и службы, но необязательные.

Тереза выждала – словно откусила кусочек незнакомой пищи и подумывала, не выплюнуть ли.

– Что за родственница? – спросила она.

– Элизабет Финли. Двоюродная сестра твоей матери и, видимо, не слишком расположена к отцу. Идеальный вариант. Она знает, кто ты, примет меры к твоей безопасности и по личным соображениям не склонна пресмыкаться перед Лаконией, так что можно не опасаться, что выдаст тебя ради выгоды.

– А вы ее проверили?

– Проверяло, как могло, подполье. Вроде бы она прошла проверку. В Новом Египте ни Лакония, ни подполье не слишком заметны. Это тоже довод «за».

Взгляд Терезы снова уплыл к нему за плечо – девочка задумалась.

Каюта Терезы, как и остальные на «Роси», предназначалась для военных Марсианского флота – в те времена, когда это еще что-то значило. Джим привык видеть себя и других в этой спартанской обстановке. Но юной девушке такая должна представляться тюремной камерой. Джим в пятнадцать лет второй год учился в старшей школе Северного Фрэнчтауна, и заботило его, как урвать лишних двадцать минут сна по утрам, как скрыть свое равнодушие к лекциям химика мистера Лорена и пойдет ли с ним гулять Деливренс Бенавидес. В те времена ему вся Монтана казалась тесна. Терезе досталось всего несколько квадратных метров.

– А как же Ондатра?

– Финли писала, что не возражает. Другие учащиеся тоже держат домашних животных. Большей частью служебных пород, но слишком выделяться она не будет.

– Не знаю, – сказала Тереза. – Мне здесь нравится. Амос меня всему учит. И здесь меньше неизвестных.

Там все будут незнакомые. Не знаю, смогу ли им доверять.

– Я тебя понимаю, – сказал Джим. – Но у нас военный корабль. Мы на войне. И, хоть ты и вытащила нас из огня, выставлять тебя щитом мне не по душе.

– Я хороший щит.

– Да, только я так больше не играю.

– Почему? – спросила она. – Знаю, вам было неприятно, но ведь сработало. И дальше будет работать, хоть иногда. Почему вы отказываетесь от того, что вас спасает?

Он удивился, с какой искренностью это было сказано.

– Щит принимает на себя удары, – объяснил Джим. – По щиту стреляют. Он для того и существует. И когда-нибудь кто-нибудь надумает вывести «Роси» из строя, всадив снаряд в дюзы. Или рискнет послать в нас снаряд-другой из рельсовой. Вопрос расчета. И да, с тобой меньше вероятность, что нас расстреляют. Но я не хочу, чтобы ты за меня погибла. Не согласен.

Она склонила голову к плечу, словно услышала незнакомый звук.

– Вам не все равно?

– Да, вроде как не все равно.

Если он ожидал вспышки чувств: благодарности, восхищения, хотя бы уважения к его моральному выбору, – не на ту напал. Она разглядывала его как редкий вид бабочки. Не то чтобы с презрением, но и не-презрением это не назовешь. Он видел, как ей в голову пришла новая мысль, и ждал, когда девочка соберется ее высказать.

– Если мне там не понравится, можно будет вернуться?

– Вероятно, нельзя, – сказал он и, помедлив, поправился: – Нельзя.

Грусть промелькнула на ее лице и пропала, но эта грусть была глубокой. Он начал лучше понимать, с какой потерей просит ее смириться.

– Мне надо подумать. Когда вам нужен ответ?

Наоми, сообщив ему известие, попросила сказать Терезе. Не добиться согласия, не поторговаться. Она выбрала глагол «сказать». А вышло вот что. Джим почесал себе шею.

– До начала семестра еще несколько недель. Я хотел отправить тебя пораньше, дать освоиться, но если мы пойдем с относительно жестким ускорением…