Амос улыбнулся, и что-то в его улыбке заставило старика нервно отступить на полшага.
– Здрасьте, я старый друг Лидии Маалуф. Узнал вот, что она скончалась, и хотел принести соболезнования.
Он поиграл лицевыми мышцами, пытаясь отыскать такой вариант улыбки, который бы не пугал этого старикашку.
Старик – Чарльз, если верить некрологу, – помедлив, пожал плечами и жестом пригласил Амоса в дом. Внутри чувствовалось присутствие Лидии. Мягкая мебель, яркие ковры на стенах и занавески напомнили Амосу их балтиморскую квартиру. На стенах и на столах фотографии. Кадры из покинутой Амосом жизни. Две собаки на лугу улыбаются в камеру, свесив языки. Чарльз, не такой лысый, но такой же белоснежно-седой, копается в саду. Лидия с Чарльзом в ресторане, на столике свечи, они улыбаются друг другу поверх бокалов с вином.
Жизнь выглядела хорошей, и Амос почувствовал, как его понемногу отпускает. Он не знал, как это понимать, но предполагал, что так лучше.
– У вас имя есть? – осведомился Чарльз. – Хотите чаю? Я как раз заваривал, когда вы позвонили.
– Конечно, чаю выпью, – ответил Амос, пропустив первый вопрос мимо ушей.
Он постоял в уютной гостиной, пока Чарльз гремел посудой на кухне.
– Второй месяц после похорон, – сказал он оттуда. – Вас не было в колодце?
– Да, последнее время работал в Поясе. Жаль, что не успел.
Вернувшись из кухни, Чарльз вручил ему чашку. Судя по запаху, зеленый чай, несладкий.
– Тимоти, да? – сказал Чарльз так, словно говорил о погоде.
У Амоса сжались челюсти, в кровь выплеснулся адреналин.
– Давно уже нет, – отозвался он.
– Она как-то рассказывала о вашей маме, – продолжал Чарльз.
Он держался свободно – словно знал, что чему быть, того не миновать.
– О маме?
– Лидия ведь заботилась о вас после смерти матери. Так?
– Да, – сказал Амос, – так.
– Ну вот, – покивал Чарльз и сделал глоток. – Так что?
– Либо я прошу у вас разрешения отнести эти розы ей на могилу…
– Либо?..
– Либо просто отнесу, потому что здесь больше никто не живет.
– Мне не нужны проблемы.
– Я хочу знать, как это случилось.
Чарльз посмотрел на него, глубоко вздохнул и заговорил:
– Это называется аневризма восходящей части аорты. Легла спать и не проснулась. Я вызвал скорую утром, но они сказали, к тому времени она был мертва уже несколько часов.
Амос кивнул.
– Вы были к ней добры, Чарльз?
– Я любил ее, мальчик. – В голосе старика прорезалась сталь. – Ты можешь делать здесь, что хочешь, я тебе помешать не сумею. Но в этом сомневаться не позволю. Я любил ее с первой нашей встречи до последнего поцелуя на ночь. И всё еще люблю.
Голос старика не дрогнул, но в глазах стояли слезы, и руки подрагивали.
– Можно мне сесть? – спросил Амос.
– Устраивайся. Скажи, если захочешь еще чая, – чайник полный.
– Спасибо, сэр. Простите, что на вас набросился. Но я, когда услышал, забеспокоился…
– Я знаю, кем была Лидия до нашей встречи, – сказал Чарльз, присев на кушетку напротив Амоса. – Мы не лгали друг другу. Но здесь нас никто не тревожил. Просто у нее была слабая артерия, и однажды ночью она не выдержала. И больше ничего.
Амос потер себе макушку. Верит ли он этому старику? Получалось, что верит.
– Спасибо. И еще раз простите, что ворвался силой, – сказал он. – Так можно мне взять несколько роз?
– Конечно, – вздохнул Чарльз. – Да это теперь и не мой сад. Бери, что хочешь.
– Вы переезжаете?
– Да, человек, который поддерживал Лидию, после ее смерти перестал. Мы кое-что отложили, но не много. Я очень скоро окажусь на базовом, а это значит, меня ждет муниципальный квартал.
– Кто держал ее на плаву? – спросил Амос, заранее зная ответ.
– Малыш по имени Эрик. У него своя команда в родном городе Лидии. Думаю, что вы знакомы.
– Знал такого, – согласился Амос. – А о вас он знал? Что Лидия вышла замуж?
– Конечно. Он держал с нами связь. Интересовался, как дела.
– И перекрыл вам кран после ее смерти.
Он не спрашивал, и Чарльз не ответил, только сделал еще глоток.
– Так, – сказал Амос, вставая. – У меня еще дела. Не спешите пока с переездом. Так или иначе, я позабочусь, чтобы на этот домик вам хватало.
– Ты мне ничем не обязан.
– Вроде как обязан.
– За нее, – сказал Чарльз. – За нее.