Скорая помощь

И Конвей дал себе клятву в том, что человек, который сделал все это, будет спасен!

Помогая Хэслэму и Доддсу переносить первых «тенельфийцев» на «Ргабвар», Конвей комментировал ситуацию вслух для коллег-медиков и капитана. Через некоторое время он добавил:

– Приликла, нельзя ли попросить тебя прибыть сюда буквально на несколько минут?

– Можно, друг Конвей, – отозвался крошка-эмпат. – Моя мускулатура слишком хрупка для того, чтобы непосредственно участвовать в оказании помощи пациентам ДБДГ. Я тут скорее оказываю моральную поддержку, нежели врачебную.

– Прекрасно, – ответил Конвей. – У нас проблема. Нужно разыскать недостающего члена экипажа. Быть может, он ранен, а быть может, укрылся в каком-то герметичном отсеке. Не мог ли бы ты определить его местонахождение, чтобы мы не теряли время, пробираясь через завалы? Твоя защитная оболочка на тебе?

– Да, друг Конвей, – сказал Приликла. – Немедленно отбываю к вам.

Связанные по рукам и ногам офицеры были переправлены на «Ргабвар» минут за пятнадцать. К этому времени Приликла уже несколько раз облетел вокруг «Тенельфи» в попытке уловить эмоциональное излучение отсутствующего члена экипажа. Конвей оставался на борту «Тенельфи» и всеми силами пытался сдерживать тревогу и нетерпение, дабы не расстраивать цинрусскийца.

Если бы на «Тенельфи» находилось хоть что-то живое – даже без сознания, даже при смерти, – Приликла бы непременно нашел это существо.

– Ничего, друг Конвей, – сообщил Приликла, когда истекли двадцать невыносимо долгих минут. – Единственным источником эмоционального излучения внутри корабля являешься ты.

Первой реакций Конвея на это заявления коллеги было недоверие и даже злость, на что Приликла мгновенно ответил:

– Мне очень жаль, друг Конвей. Если это существо все еще на корабле, то оно мертво.

Но Конвей был не из тех, кто так легко отказывается от борьбы за жизнь пациента. Он сказал:

– Капитан, говорит Конвей. Какова вероятность того, что отсутствующий член экипажа находится в состоянии дрейфа в открытом космосе? Быть может, он ранен, а может быть, радиоприемное устройство в его скафандре повредилось во время запуска маяка?

– Мне также очень жаль, доктор, – ответил Флетчер, – но мы прочесали радаром всю территорию вокруг места катастрофы как раз на тот случай, что искомого офицера могло отнести от корабля вместе с маяком. Обнаружены кое-какие металлические предметы, но ни один из них не имеет массы, близкой к телу человека. Я на всякий случай проведу повторное сканирование территории. – Он немного помолчал и добавил: – Хэслэм, Доддс. Постарайтесь не мешать медикам в оказании помощи пострадавшим, но если будет такая возможность, разглядите лычки и именные метки на форме людей с «Тенельфи» и доставьте мне список. Поскорее.

Чен, – продолжал Флетчер, – вы пока в энергетическом отсеке не нужны. Загерметизируйте его и приступайте к поиску на «Тенельфи». Обшарьте там все настолько, насколько позволяет отпущенное нам для операции время. Пострадавших нужно доставить в госпиталь как можно скорее. Мало нам своих забот, так еще и солнце этой звездной системы находится в непосредственной близости, что не прибавляет удобства в работе. Ищите тело пропавшего офицера, корабельные бумаги, записи – что угодно, с помощью чего можно было понять, что тут произошло. На доске объявлений на рекреационной палубе должно висеть расписание вахт. Сравнив его со списком тех, кто доставлен на «Ргабвар», мы узнаем имя этого человека и его должность…

– Я знаю его должность, – вдруг вмешался Конвей. Все это время он думал о том, насколько профессионально отсутствующий член экипажа осуществил транспортировку пострадавших товарищей, связал их, дабы предотвратить новые, непроизвольные травмы, обеспечил запасом воздуха. При этом все остальное этот человек сделал по-дилетантски. – Я уверен, что это корабельный врач.

Флетчер ничего не ответил. Конвей медленно двинулся вдоль стены отсека. У него было такое чувство, что нужно что-то сделать, и притом быстро, но что именно – этого он не понимал. Он не видел ничего необычного – ну разве что большую металлическую скобу, предназначенную для трех цилиндрических канистр высотой в пару футов. Теперь в скобе находились только две канистры. Более внимательно рассмотрев ярлыки, Конвей выяснил, что в канистрах смазка типа GP10/5B, использующаяся для периодического смазывания главных подвижных механизмов и стыков, а также устройств, постоянно подвергающихся воздействию низких температур или вакуума. Расстроенный, недовольный собой, Конвей мысленно напомнил себе о том, что его работа – спасать раненых, а не терять время здесь, и вернулся на «Ргабвар».

У входа в шлюзовую камеру уже стоял Чен. Он открыл лицевую пластину на шлеме, чтобы поговорить с Конвеем лично, а не по радио, и поинтересовался, довелось ли доктору проникнуть в какой-либо из поврежденных отсеков «Тенельфи». Конвей покачал головой, что позволило ему также обойтись без радио. Продвигаясь к главной шахте, он увидел, как вверх, к отсеку управления направился Хэслэм, держащий листок бумаги в зубах, дабы руки были свободны. Конвей подождал немного, шагнул в шахту, где царила невесомость, и стал спускаться в сторону кормы, к медицинской палубе.

У двоих из девяти пострадавших скафандры были сняты посредством разрезания по кусочку – это делалось ради того, чтобы не осложнить травмы, если бы таковые имели место. Мерчисон и Доддс раздевали третьего офицера, на сей раз не прибегая к разрезанию его скафандра. Нэйдрад снимала скафандр с четвертого человека – также самым обычным образом.

Не дав Конвею задать неизбежный вопрос, Мерчисон сказала:

– По мнению лейтенанта Доддса, эти люди были одеты в скафандры и пристегнуты к койкам еще до того, как произошло столкновение. Я с этим предположением не согласилась, но когда мы сняли скафандр с первого офицера, оказалось, что у него нет никаких травм – ни единого синяка!.. К тому же на скафандрах остались отметины от ремней безопасности.

Точность обследования сканером через скафандр невелика, – продолжала Мерчисон, крепко поддерживая очередного офицера под мышки в то время, как Доддс стаскивал скафандр с его ног, – но переломы и тяжелые повреждения внутренних органов сканер показал бы. Их нет, потому я и решила, что проще раздевать пострадавших так, чем резать на них скафандры.

– К тому же мы сберегаем ценную защитную одежду, – с чувством добавил Доддс.

Для астронавта скафандр был не просто предметом оборудования. Он чем-то напоминал теплую надежную матку. Видимо, Доддсу было нестерпимо наблюдать за тем, как медики кромсают скафандры.

– Но если они не ранены, – ошарашенно изрек Конвей, – то что же с ними, елки-палки, такое?

Мерчисон в этот момент трудилась над замком на шлеме офицера. Не отводя глаз от замка, она оправдывающимся тоном ответила:

– Не знаю.

– Что, нет даже предварительного диаг… – начал Конвей.

– Нет, – резко оборвала его Мерчисон и продолжала: – Как только доктор Приликла установил, что нашим пациентам не грозит скорая смерть, мы решили, что с диагностикой и лечением подождем, а для начала всех освободим от скафандров. Пока обследование носило весьма поверхностный характер, но я уже могу констатировать, что в сообщении все было сказано верно: они выведены из строя, а не ранены.

Приликла, молча порхавший над двумя пациентами, уже извлеченными из скафандров, робко присоединился к беседе.

– Все верно, друг Конвей, – сказал он. – Меня также озадачивает состояние этих существ. Я ожидал тяжелых травм, а обнаруживаю нечто наподобие инфекционного заболевания. Вероятно, друг Конвей, ты как существо, принадлежащее к тому же виду, сумеешь распознать симптомы этого заболевания.

– Прошу прощения, если я кого-то обидел, – поспешил извиниться Конвей. – Вовсе не намеревался критиковать вашу тактику. Позвольте, я помогу вам, Нэйдрад.

Как только Конвей снял с этого офицера шлем, он увидел, что лицо у того красное и потное. Температура у мужчины оказалась повышенная. Кроме того, имела место ярко выраженная светобоязнь – вот почему кто-то покрыл лицевые пластины шлемов светофильтрами. Волосы у мужчины взмокли, прилипли ко лбу и макушке – казалось, он только что вымыл голову или понырял в бассейне. Механизм подсушивания, встроенный в скафандр, не справился с образованием такого объема лишней жидкости – вот почему лицевая пластина запотела изнутри. Поэтому Конвей не сразу заметил дозатор с лекарством, прикрепленный к воротнику мундира, – стандартную трубочку из съедобного пластика, внутри которой находились отделенные друг от друга тоненькими перегородочками цветные капсулы.

– У всех под шлемами находились такие дозаторы с противорвотным средством? – спросил Конвей.

– У всех тех, кого мы успели раздеть, доктор, – отвечала Нэйдрад, скосив глаза на Конвея и продолжая ловко расстегивать скафандр сразу четырьмя лапками. Затем она добавила: – У первого раненого отмечались симптомы тошноты, когда я непреднамеренно надавила на его живот. В то время пациент пребывал в полубессознательном состоянии, и произнесенные им слова были недостаточно связны для перевода.

К разговору присоединился Приликла:

– Эмоциональное излучение характерно для существа, пребывающего в горячке, друг Конвей, – вероятно, это связано с повышенной температурой. Кроме того, я отметил беспорядочные, некоординированные подергивания головы и конечностей, которые также симптоматичны для состояния делирия.

– Согласен, – отозвался Конвей.

Но что же вызвало горячку? Этого вопроса он не задал вслух, поскольку по идее ответ на этот вопрос как раз ему и должен был быть известен, а у него уже появилось неприятное предчувствие: Конвей почему-то думал о том, что причину болезни всего экипажа «Тенельфи» не удастся выяснить даже с помощью очень и очень скрупулезного обследования. Он молча помогал кельгианке снимать с пациента промокшую от пота одежду.

У офицеров с «Тенельфи» налицо были симптомы потери сознания от перегрева и обезвоживания – чего, собственно, и следовало ожидать при такой высокой температуре тела и обильном потении. Осторожная пальпация области живота вызывала непроизвольные рвотные движения диафрагмы, хотя желудок у всех обследованных пациентов был пуст – все они явно не ели как минимум сутки.

Пульс у пациентов оказался учащенным, но стабильным, дыхание – неровным, со склонностью к периодическому покашливанию. Заглянув в глотку одного из пациентов, Конвей обнаружил, что горло у того красное, а сканер показал, что воспаление распространилось также на бронхи и плевру. Осмотрев язык и губы пациента в поисках признаков ожога каким-либо ядовитым или раздражающим веществом, Конвей обнаружил, что лицо у мужчины мокрое не только от пота: из слезных желез непрерывно текли слезы, а из носа выделялась слизь. Наконец он проверил с помощью особого датчика, не подвергся ли пациент воздействию радиации и не вдохнул ли случайно паров радиоактивного вещества. Результаты этого обследования оказались отрицательными.

– Капитан, – вдруг нарушил тишину Конвей. – Говорит Конвей. Не могли бы вы попросить Чена, чтобы он, обследуя «Тенельфи», взял там пробы воздуха, пищи и напитков? Пусть также проверит, нет ли где-то признаков утечки токсического вещества – жидкого или газообразного, и его проникновения в систему жизнеобеспечения. Все эти пробы желательно как можно скорее доставить в герметичной упаковке патофизиологу Мерчисон для анализа.

– Будет сделано, – отозвался Флетчер. – Чен, вы все слышали?

– Да, сэр, – ответил бортинженер и добавил: – Отсутствующего члена экипажа я пока не обнаружил, доктор. Приступаю к осмотру самых маловероятных мест.

Конвей еще не снял шлем, и потому Мерчисон слышала этот разговор и через динамики палубного коммуникатора, и через наружный динамик скафандра Конвея. Она раздраженно проговорила:

– Есть два вопроса, доктор. Знаете ли вы, что с нашими пациентами, и если знаете, то, быть может, это как-то связано с тем, что вы почему-то не снимаете шлем и не разговариваете с нами нормально?

– Не уверен, – ответил Конвей.

– Видимо, – проворчала Мерчисон, повернув голову к Доддсу, – ему не нравятся мои духи.

Конвей насмешку проигнорировал и обвел взглядом помещение. Пока он помогал Нэйдрад раздевать офицера и обследовал его, Мерчисон и Доддс успели снять скафандры со всех остальных пациентов и теперь ждали дальнейших распоряжений. Приликла уже выполнял не высказанное Конвеем распоряжение, порхая над первыми двумя пациентами, – он был не только эмпатом, но и прекрасным врачом, и потому всегда делал только то, что надо. В конце концов Конвей сказал:

– Если бы не высокая температура и не тяжесть всех симптомов, я бы сказал, что перед нами – респираторная инфекция с сопутствующей тошнотой, вызванной скорее всего заглатыванием инфицированной слизи. Однако резкое и тяжелое начало болезни заставляет меня усомниться в таком диагнозе.