Когда не горят костры

Магия, что жглась и бушевала в груди, что шумела и гудела в ушах, отступила, схлынула, унося за собой уверенность и силы. В оставшейся тишине ведьма снова ощутила себя материальной, плотной, живой, словно мир, попробовав её на зуб, выплюнул обратно, сочтя, что срок её не наступил. Душный воздух летней ночи касался липкой от пота кожи, сквозь тонкую подошву кроссовок кололись шишки и камушки, под лопаткой чесалось от свалившейся за шиворот веточки.

И медленными тяжёлыми шагами к ним приближался безглазый зверь. В густой темноте влажно блестели клыки в распахнутой пасти, с треском ломались ветки под когтистыми лапами. Воплощённая ненависть никуда не спешила. Её жертва и не собиралась от неё убегать.

С трудом сглотнув, ведьма подняла пистолет. Непривычная рука дрожала, прицелиться не получалось. В голове стучалась только одна мысль: что я не так сказала, не так сделала?

Ася затихла, во все глаза глядя на свою ненависть. Она побелела, пальцы вцепились в истерзанную футболку.

– Это я… – всхлипнула девочка, – это потому что я плохая.

Зверь шёл к ней, и от его пасти всё сильнее и сильнее пахло кровью и требухой, как от растерзанного мальчишки. Ведьму снова замутило.

– Смирись с ним, – прошептала она, не сводя с лобастой башки прицела, – смирись с ним, это твоя ненависть, твои чувства. Просто прими их. Тверди, сколько угодно, что ты плохая, но поверь, что быть хорошей – ты не обязана.

Волк прыгнул.

Выстрел, второй, от отдачи болят пальцы, а пули только выбили фонтанчики земли, раскидали листья.

Ведьма успела увидеть, что промазала, что пули даже не коснулись зверя, всего на секунду не успев за ним.

Пронзительный детский визг хлестнул по ушам, и, даже не успев обернуться, она поняла – вот, теперь точно опоздала.

Ненависть разрывала девочку, драла её на лоскуты, трепала, как куклу. Всю силу, всю боль, которой Ася питала её, вскармливала день за днём, ненависть обращала против своей хозяйки, возвращала сторицей, не жалея.

Ведь каждый час, каждый миг, когда девочка ненавидела других – она ненавидела себя.

Ненавидела отчима – и ненавидела себя за страх и слабость перед ним.

Ненавидела Андрюшу – и ненавидела себя за зависть.

И теперь вкусила своей же ненависти сполна.

Какая разница, какого волка ты кормишь, если ты кормишь его собой.

Ведьма зажмурилась. Не осталось магии, чтоб направить и подсказать. Не осталось никого, на кого можно было бы переложить страшное решение. Тяжело обрести волю после того, как смирился с ролью щепки в горном потоке.

Хотелось заткнуть уши и уйти.

Девочка кричала, как она кричала, но даже сквозь её вопли ведьма различала хриплое дыхание зверя и влажный звук разрываемой плоти.

Ведьма выдохнула, обернулась, заставив себя взглянуть на Асю. Сжала зубы, прицелилась. На сомнения времени больше не оставалось.

Зверь почуял что-то, оторвался от развороченного нутра Аси, оскалился.

Прыгнул.

Она не промазала. В этот раз она не промазала.

Зверь обрушился на неё – тьмой, смрадом, жаром. От эха чужих чувств пережало горло, а в глаза словно раскалённого песка бросили. Ведьма стояла, пошатываясь, рука с пистолетом безвольной плетью повисла вдоль тела, словно оружие гирей тянуло её вниз. Она хотела отвернуться и уйти, но не могла перестать смотреть на Асю.

На то, что всего несколько минут назад было Асей, живой измученной девочкой Асей.

Всё ещё было – до выстрела.

* * *

К утру Старший впал в забытьё, и тащить его стало совершенно невозможно. Младший остановился, сел на землю, переводя дыхание. Рация на поясе трещала, не переставая, теперь остальные егеря искали ещё и ведьму, не иначе как сдуру сунувшуюся в лес и сгинувшую без следа. Он, конечно, и на этот приказ плюнул – всё, наохотились, теперь бы напарника вытащить.

Старший дышал ровно. Повязка, хоть и кривая, остановила кровотечение, можно было не спешить.

Младший привалился спиной к сосне, прищурившись, следил, как медленно светлеет небо, как тени и кошмары уползают и прячутся до следующей ночи.

Он видел ведьму – час или два назад, когда вместо голосов рация выплёвывала только сухой треск. Видел, как она шла сквозь лес, словно сквозь марево, и глаза у неё выцвели до такой степени, что сначала ему показалось – их и вовсе нет. Она тоже их заметила. Кивнула, как старым друзьям.

– Охота закончилась, – не то она прошептала, не то Младшему почудилось, и затем она растворилась среди деревьев, а метров через сто он наткнулся на задранную волком Асю.

Вот только погибла она от выстрела в голову.

Ведьма нашла её первой.

Передачи по рации стали совсем уж непрерывными. Похоже, тело девочки наконец обнаружили. Много же времени им на это понадобилось! А вот чтоб разобраться, кто на самом деле девчонку убил, потребуется гораздо меньше.

Когда деловитые разговоры сменились руганью, Младший выключил рацию и снова начал насвистывать под нос глупую детскую песенку.

Соседи

За завтраком я обронила как бы невзначай:

– У нас снова сменился сосед, вы заметили?

Матушка невозмутимо поднесла ко рту крошечную кофейную чашечку из тончайшего фарфора.

– Надеюсь, этот будет воспитан лучше предшественников.

Я пожала плечами, нарезая тост на крошечные кусочки. До черноты сгоревший хлеб противно скрипел под ножом.

– Сомневаюсь. Когда я вышла полюбоваться утренним туманом, он прошёл мимо нашего дома, не поздоровавшись. Даже не обернулся, когда я сама поприветствовала его!

Отец отложил газету и внимательно посмотрел на меня. Но прежде чем он успел высказаться о моём воспитании, его отвлекли близнецы.

– А мы пригласим его? Пригласим же? Новый сосед – это так мило!

Братец и сестрица, не утратившие ещё своего детского очарования, мигом растопили недовольство отца. Под их требовательными взглядами он тут же смягчился и улыбнулся почти по-человечески.

– Конечно, пригласим.

– Но вряд ли он придёт, – поджала губы матушка.

Я с трудом проглотила кусок тоста, во рту горчило от горелого хлеба, и я поспешила этой горечью поделиться: