Когда не горят костры

– Я видела и семью соседа. Должна признать, у него очаровательная молодая жена и кроха-сын, сущий ангел. Почти ваш ровесник.

В глазах близнецов зажглись болотные огоньки.

– Мы хотим играть с ним! Мы хотим дружить с ним! Пусть он придёт к нам!

Мать устало закатила глаза, тихонько звякнула кофейная чашечка о блюдце. Отец поспешил отгородиться от малышей газетой. Я же довольно улыбнулась. Теперь детки не успокоятся, пока не заманят соседского ребёнка в гости.

Несколько дней дома было тихо, даже завтраки выходили безупречны: на идеально поджаренном тосте таял кусочек золотистого масла, а в хрустальной розетнице блестел янтарный абрикосовый джем. Близнецы вели себя безукоризненно, даже непослушные пепельные локоны не выбивались из гладких аккуратных причёсок. Если б случайный гость смог нас увидеть, он бы только умилился образцовому семейному счастью.

Тёплый свет заливал комнаты, и доски не скрипели под ногами, словно дом вернулся к годам своей молодости. Уверена, снаружи особняк увивают сочные зелёные лозы винограда, а перед верандой цветут розы. Интересно, если я когда-нибудь расскажу близнецам об огромных хищных цветах, распустятся ли они у подъездной дорожки?

Своего детки добились на удивление быстро. Я даже пожалела, что не с кем было поспорить, сколько дней у них уйдёт на то, чтоб заманить соседского ребёнка в наш двор. Впрочем, я всё равно бы проиграла – уже на третий вечер малыш ковылял на своих толстеньких ножках среди наших роз.

Я думала, брат и сестра провозятся не меньше недели. Похоже, близнецы становятся гораздо, гораздо сильнее. Оставалось только ждать да приглядываться к соседям, когда они спохватятся, что их ненаглядное дитятко где-то бродит в одиночестве.

Но дитятко оказалось не настолько ненаглядным, как я надеялась. Малыш приходил каждое утро, и близнецы с радостным визгом бегали за ним среди кустов роз, играя то ли в прятки, то ли в салки. По вечерам ребёнок бежал домой ещё до того, как солнце касалось горизонта. Никогда он не пропускал времени, никогда его не искали. Я даже начала подозревать, что мы не одни здесь не то, чем кажемся.

Под конец эта идиллия мне надоела. Шанс, который я увидела, едва в соседний дом заехали соседи, стремительно ускользал из рук, как хвост верёвочного змея. Пришлось ловить в пыльных коридорах дома братца за шиворот, так, чтоб матушка не увидела и не помешала.

– Почему бы вам не пригласить вашего нового друга в дом? Например, на обед? – ласково проворковала я.

Братец, успевший недовольно оскалиться, тут же надул губки, пряча рыбьи зубы за очаровательной личиной обиженного ангела.

– Он не хо-о-очет!

А близнецы, пока держат личину, не заставляют, ясно. Придется брать дело в свои руки.

Я нежно погладила братца по сереньким гладко зачёсанным волосам и пообещала:

– Если захочешь, душа моя, ваш новый друг будет играть с вами в доме столько, сколько пожелаете!

Если б брат меня поблагодарил, я знала б, что просить в плату за помощь. Но он только улыбнулся ровненькими детскими зубками и убежал. Что ж, осталось только как-то отвлечь родителей, чтоб не помешали.

Любовь отца к ужасным близнецам была настолько сильна и слепа, что я ничему не удивлялась. Но матушка, женщина умная, своенравная и желчная, она-то почему во всём потакала кошмарным детям? Неужели её устраивала наша жизнь в четырёх стенах, на обочине бытия? Не живые, не мёртвые, мы застыли в услужении у близнецов, не могли ни уйти, ни упокоиться.

Может, родителей всё и устраивало, но я уже готова была и дьяволу душу продать, лишь бы всё это закончилось, лишь бы вырваться из-под власти маленьких чудовищ, которым я улыбаюсь, которых зову братом и сестрой.

Заманить малыша в дом не составило труда – я просто поманила его яркими леденцами. Не знаю, почему близнецы до того не додумались. Может, потому что и не были настоящими детьми и потому не понимали их, а только изображали неумело, как на маскараде. Гораздо сложнее оказалось весь день отвлекать родителей, чтоб они не вмешались раньше времени.

Когда солнечные лучи порыжели, а часы с переведёнными стрелками так и показывали три пополудни, я торжествовала. Скоро солнце сядет, и малыша хватятся. Скоро солнце сядет, и близнецы скинут личину. Скоро солнце сядет, и соседи уже никогда не увидят своего ребёнка.

Но мой план оказался несовершенен – хотя бы потому, что я была одна – а родителей двое. Пока я заговаривала зубы отцу, ходя по самой границе допустимых приличий, матушка закончила перебирать книги и выглянула в окно.

– Час заката, – торжественно объявила она, поднимаясь. – Пора накрывать на стол. Милая, помоги мне.

– Однако ж я не слышал, чтоб часы били хотя бы пять раз, – возразил ей отец, с радостью обрывая разговор со мной.

Тут-то и вскрылся мой обман с часами. Матушка сразу сообразила, в чём дело, она-то давно ждала от меня подвоха. Быстрее ветра пронеслась она по комнатам, но заигравшихся близнецов отыскать не просто. Особенно если они заиграли свою жертву в прятки и не хотят её отдавать.

За окном быстро темнело, с улицы я слышала неразборчивый шум. Вышла на крыльцо, ожидая, что вот-вот у наших ворот появится толпа с факелами, топорами и вилами. Но в руках у людей были только странные трубки с яркими, невыносимо белыми шарами, и они обшаривали лучами света туманную улицу, разрезая темноту на жалкие ошметки.

На наш дом никто и не смотрел. Не удивительно. Интересно, как особняк выглядит со стороны, для тех, кому здесь не рады? Сгнившие развалины? Старый покосившийся дом с заколоченными окнами и дверями? Заросший пустырь? Я не знала. Я даже не могла спуститься с крыльца. Покричать – это уже другое дело, да что толку, там, за воротами, нас не слышали. Не было нас для них.

Что ж никто не спешит искать пропавшего ребёнка в гиблом месте? Неужели запамятовали, что и раньше здесь исчезали дети, десять, двадцать, сто лет назад? Почему не пытаются сжечь к дьяволу дом или то, что от него осталось, а вместе с ним и маленьких чудовищ? О, как желала я этого, как жаждала, когда в огне истончится и лопнет ниточка злой воли, что привязала мою семью к жутким близнецам и остову дома!

Но все они бегали мимо, суетились, кричали и не смотрели, не смотрели в нашу сторону!

Дверь за спиной хлопнула, на крыльце появилась матушка с ребёнком на руках, а за ее спиной в глубине дома ревели брат и сестра, лишённые новой сладенькой игрушки. Глаза матушки пылали и, поставив недоумевающего малыша на землю и подтолкнув его к воротам, она повернулась ко мне и плотно сжала губы.

– С тобой, юная леди, я поговорю позже, – наконец обронила она с видом вдовствующей королевы. – А пока развлеки брата и сестру, раз по твоей милости они остались без игрушки!

– По моей милости они могли бы остаться без всего, – буркнула я ей вслед и осталась следить, как малыш медленно и неуверенно идёт к вратам, иногда оглядывается, недоумевая, словно пробудился от тяжёлой дрёмы и ещё не различает, где сон, а где явь.

Едва он шагнул за незримую линию у ворот, как его тут же увидели, подхватили, прижали к себе и унесли прочь. Я с тоской проводила его семью взглядом – скучающие без развлечений близнецы делались отвратительны и невыносимы. И кто знает, насколько теперь они остались без развлечений.

Уже утром соседский дом стоял пустой, соседа с женой и ребёнком и след простыл.

Наш особняк скрипел на все лады, пыль застыла в неподвижном воздухе, а близнецы улыбались во все свои рыбьи зубы, не скрывая болотных огней за нежной личиной.

Но хуже всего – тосты опять подгорели.

Что скрывает та бездна немая[2 - В названии используется строка из стихотворения Жуковского «Кубок»: «Того, что скрывает та бездна немая // Ничья здесь душа не расскажет живая».]

1

Под взглядом командора хотелось исчезнуть.

В рубке было так тихо, что Лидии казалось, словно она слышит гудение реактора на нижней палубе. Стоит закрыть глаза, и всё потонет в этом тяжёлом, едва ощутимом звуке, и даже сама тьма под веками начнёт вибрировать в унисон с привычным, въевшимся в плоть и кровь гулом.

Кто-то начал нервно барабанить по столу, и даже эта россыпь дробных звуков, как родная, вплелась в бесконечный гул. В такие моменты Лидия верила: у нее нет ни мыслей, ни чувств, кроме этой бесконечной, едва ощутимой вибрации в костях.

С шелестом начала открываться раздвижная дверь, но этот звук заглушил взволнованный голос:

– …леги, простите, что задержался!

Мир словно сняли с паузы, и он снова начал заполняться звуками: смешками, скрипом стульев и дыханием. Призрачный гул отошёл на второй план и почти исчез за повседневным шумом.

Джеймс, как всегда всклоченный, забежал в зал и упал на ближайший стул, пытаясь отдышаться. Игнорируя недовольные взгляды, он обезоруживающе улыбнулся:

– Опять протечка в третьем шлюзе, вторая за месяц. Сами понимаете, я должен был лично проконтролировать ремонт…

Лидия прикрыла глаза. Меньше всего она понимала, почему на внеочередную планёрку позвали ее. Она не отвечала ни за безопасность станции, ни за её техническое обеспечение, ни за запасы продовольствия. В официальных документах она значилась как офицер по культуре, но чаще слышала пренебрежительное «архивистка».

Тем более здесь не было многих старших офицеров. И это наводило на размышления. Весьма странные размышления.

Командор, не старый ещё мужчина, но усталый и морщинистый, словно время смяло его лицо, как лист бумаги, кашлянул и тихо заговорил. Все сразу замолкли, чтоб не пропустить ни слова.

– Я очень рад, что вы наконец присоединились к нам, Моррисон. Сегодня, как все могли заметить, мы собрались в несколько непривычном составе. – Лидия уставилась в столешницу, нервно поводя плечами. От резкой вспышки чужого внимания ей стало некомфортно. – Это связано с последними новостями от разведчиков. Ознакомьтесь.