Шустрая рыжая лисица

– А может, это один из моих мексиканских приятелей. Что скажешь, а? Ну, что? И что бы ты, интересно, стал делать? – Нежный голос Улки Этланд-Макгрудер, новоиспеченной женушки. Куда делись ее сонная безразличная улыбка и безмятежная тихая покорность? Сейчас это была злобная, насмехающаяся, избалованная женщина. Он снова зашикал на нее, и они двинулись прочь. Осмотревшись, я обнаружил, что нахожусь рядом с тропинкой, ведущей, вероятно, к домику для гостей.

Признаюсь, эта сцена доставила мне удовольствие. Как лиса, которая, подпрыгнув повыше, обнаружила, что виноград-то на самом деле кислый, так и этот бронзовый сгусток мускулов, пытаясь перехитрить время, заполучил в жены восхитительное дитя, а теперь ни спортивные навыки, ни деньги, ни положение в обществе не спасут его от ее разбойничьего инстинкта, который заставляет бить по самому уязвимому месту – его стареющей мужественности. Похоже, в поисках рая он наскочил на подводный риф, несущий ему верную погибель.

Вечеринка близилась к концу. Слышался пьяный смех. Несколько человек затянули «Желтую розу Техаса». Я нашел Дэну, и мы подошли к Джоан Барнуэзер попрощаться. Покачиваясь, она сказала:

– Завтра утром приезжайте, поедем кататься на лошадях, слышите? У нас замечательные лошади. Пр-р-росто замечательные. Диана, милочка, как я и обещала, подберу для вас костюм, он вам впору будет. Об этом не беспокойтесь. Будете только вы, мы и Макгрудеры. Знаете, Диана, а вы понравились Улке. Она хочет, чтобы вы приехали. Нет, вы слышите? Чтоб ей кто-то вообще понравился! Нет, ради Бога, мы сто лет знакомы с Вэнсом, мы любим этого с-сукина сына, и прекрасно, что он избавился от своей английской лесбиянки. Та еще была штучка, уж вы мне поверьте! Но, ч-честно говоря, и эта Улка мне не по душе. Она... да она просто зомби, вот что она такое! Мне не следовало бы так говорить, но я слегка поддала, мои дорогие. Ну так приезжайте сюда к девяти утра, о'кей? По пути домой Дэна призналась:

– Я боюсь лошадей.

– Расскажи лучше, как твои успехи?

– А ты разве не слышал? Я ей понравилась. Но разговорить ее мне так и не удалось. Трев, у этой малышки воистину очень ограниченные реакции. Когда-то у меня была одна такая знакомая – в конце концов у нее обнаружили гиперфункцию щитовидной железы. Она всегда была такая вялая, спала по четырнадцать часов в сутки и не могла следить за беседой. Поверь мне, милый, я старалась. Действительно старалась. Провела наедине с ней почти сорок минут. Пыталась вставлять разные ключевые слова в разговор, чтобы вызвать хоть какую-нибудь реакцию. После долгих усилий мне удалось узнать, что ее супруг играл в покер в прошлую среду, всю ночь. По ее словам, он обожает хорошую партию в покер. И вернулся он только в четверг, незадолго до полудня. Все это я из нее вытягивала по словечку.

Я похвалил Дэну, но мне было не по себе. Я чувствовал, что игра уходит из наших рук. Ведь я сделал ход. И что же? Либо Макгрудер невинен как дитя, либо он тоже сделал какой-то свой незримый ход. После некоторого раздумья я решил действовать так, словно он сделал ход. В его невиновность верить мне не хотелось.

* * *

Одежду для верховой езды нам обоим пришлось позаимствовать у хозяев дома. Штаны Гленна Барнуэзера были мне коротковаты и велики в поясе. У Дэны же возникла несколько иная проблема с саржевыми бриджами Джоан – в талии и длине они оказались ей в самый раз, но на бедрах чуть не лопались. Пока конюхи седлали лошадей, Джоан раздала нам лечебные дозы коктейля с лимонным соком. Затем распределила лошадей. Дэне, как новичку, досталась довольно-таки упитанная и добродушная кобылка. Я получил желтовато-серого жеребца с головой, напоминающей отбойный молоток, и с угрожающе вращающимся глазом. Почуяв неопытного седока, он попытался укусить меня за ногу и одновременно шмякнуть об столб. Вонзив ему в бока шпоры и слегка шлепнув, я принудил его к покорности – впрочем, весьма сомнительной. С фырканьем лошадей и болтовней наездников наша процессия двинулась вверх по пологому склону. Джоан и Вэнс, бесспорно, сидели в седле лучше всех в нашей группе. Идеальная осанка, локти, пятки – все, как надо. Они двигались, словно слившись с животными воедино. Гленн на крупном рыжем жеребце не многим им уступал. Наши с Улкой успехи были примерно на одном уровне. Она просто восхитительно смотрелась в светло-голубом джинсовом костюме, на белокурой головке – сдвинутая на затылок белая ковбойская шляпа, подвязанная шнурками под подбородком. Улка казалась значительно веселее, чем была накануне. А вот Вэнс имел жалкий вид. Бледный, несмотря на загар; глаза налились кровью. Прежде чем сесть в седло, он залпом проглотил, один за другим, три коктейля, пытаясь ослабить напряжение, которое угадывалось в каждом его движении и жесте.

Джоан болтала о своем ранчо и как они тут в конце концов все обустроят. Показывала, где что будет. Мой чертов конь все пытался споткнуться, проверяя, сможет ли он слегка освободиться от моей хватки, чтобы потом швырять меня туда-сюда всю дорогу. Какое-то время я ехал рядом с Улкой. Порывшись в сумочке из светлой кожи, пристегнутой на ремешке к ее запястью, она достала сигареты и, пригнувшись, протянула одну мне, а затем после нескольких неудачных попыток даже ухитрилась поднести мне огня. Мы молча, с идиотским видом, улыбнулись друг другу. Ее тяжелые груди упруго колыхались под грубой джинсовой тканью. Классический нос блестел. Однако вскоре мне пришлось с ней расстаться – мой конь из легкого галопа вдруг резко пустился вскачь. Похоже, легкий галоп ему был не по вкусу. Он постоянно норовил то резко отпрянуть назад, рискуя сломать мне хребет, то вдруг несся как угорелый. Так что скучать мне не приходилось. Тут вдруг все, по предложению Гленна, направились по каменистой низине к дальней рощице. К счастью, мой конь наконец-то начал воспринимать меня чуть более всерьез. Мы растянулись по равнине. Дэна оказалась впереди с Гленном, сгорбившись и припав к шее кобылы, а может, еще и уцепившись за седло – мне были видны только ее светлые штаны. Джоан ехала на полкорпуса впереди меня, слева.

Внезапно Улка Этланд-Макгрудер жутко, пронзительно взвизгнула. Лошади мгновенно среагировали на ее крик. Мой коняга взвился на дыбы и так же резко опустился. С трудом удержавшись в седле, я тут же пришпорил его, рванулся вперед и успел подхватить Дэну, уже сползавшую со своей кобылки, и усадить обратно в седло. Гленн поскакал влево. Поглядев ему вслед, я увидел, что конь Макгрудера как бешеный скачет прочь, волоча за собой, словно тряпичную куклу, безжизненную фигуру, которая сначала подскакивала на камнях у его задних копыт, а затем выскользнула из стремени и осталась неподвижно лежать, расцвеченная кое-где красными пятнами. Улка спешилась, снова взвизгнула, бросилась, спотыкаясь о камни, к распростертому на земле Вэнсу и упала подле него на колени. Я тоже соскочил на землю и привязал своего необузданного скакуна к низкорослому кустарнику. Кобылка Дэны внезапно отпрянула и рысцой направилась к дому. Джоан, натянув поводья, развернулась и поскакала следом за Дэной. Я подбежал к телу. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять – все кончено. Я помог Улке подняться на ноги и повел ее прочь. Ее буквально сотрясала дрожь.

– Он просто наклонился вперед и выскользнул из седла, – едва слышно вымолвила она с чуть заметным акцентом. – Выскользнул, а нога застряла. О Боже! – Улка рухнула на колени и закрыла лицо руками.

Тело подвезли к дому Барнуэзеров и переложили в санитарную машину. Быстро выполнили необходимые формальности. Мы все признали, что Макгрудер неважно выглядел с утра. Улка сказала, что у него расстроился желудок, и он не спал ночь. Ее уложили в спальне Джоан и оставили под присмотром хозяйки и Дэны. Затем сообщили о происшедшем профессору. Он заявил, что приедет в Феникс в воскресенье утром и увезет дочь в Сан-Франциско. Там же состоятся похороны. Адвокат Макгрудера также был поставлен в известность. Поблизости уже рыскали репортеры, некоторые из них в ожидании информации с раздраженным видом сидели в своих машинах.

Я находился в тени террасы с Гленном Барнуэзером. Он то и дело качал головой и повторял: «Какой ужас, какой ужас!» – а потом наливал себе очередную порцию крепкого бурбона.

– Все у него было, ему бы жить да жить! – произнес я.

– Боже, видели бы вы его домик на Гавайях! Теперь, как я понимаю, он принадлежит Улке. Знаете, почему ей так паршиво, что это произошло именно сейчас. Вчера перед сном я решил немного прогуляться. Я вчера перебрал, и, если бы сразу лег спать, меня бы просто вырвало. А ночью звуки так разносятся! Они жутко ссорились. Прямо-таки орали друг на друга. Слов я не разобрал. Долго они ругались. И по-моему, не она начала. Может, это вообще была их первая ссора. Мне так показалось, что Вэнс был виноват. Возможно, он и сам это чувствовал. Судите сами: мужчина женат всего два месяца и вдруг проводит всю ночь за покером, когда дома в постели его ждет такая штучка. Ей трудно понять, что ему необходимо было встряхнуться.

– За покером?

– Ну да, в городе, в клубе, в прошлую среду. Такие партии в покер на всю ночь – дело обычное, раз в месяц их проводят. Он просадил около двух тысяч. Кое-что и мне перепало. Я бы, может, и больше урвал, но под конец он отыгрался.

Когда бережно выстраиваешь какую-то схему и все детали подогнаны как нельзя лучше, а кто-то вдруг вышибает фундамент из-под всей конструкции, приходишь в бешенство. Хочется просто вцепиться в свое сооружение, чтобы не дать ему развалиться.

– Неужели он играл всю ночь? – спросил я, всматриваясь в это большое красное и серьезное лицо, тщетно пытаясь отыскать на нем малейшее свидетельство неискренности.

Гленн понимающе ухмыльнулся:

– Уж рассвело, когда мы закончили, Макги. Понятно, что это удивит кого угодно, стоит только взглянуть на его шведскую женушку. Может, бедняге Вэнсу просто нужна была передышка. Нелегко ему, видно, с ней приходилось.

Моя башня, такая замечательная, рухнула. Вот к чему может привести предвзятость в отношении к человеку, которого недолюбливаешь. Из-за чего же они ссорились? А то, что я подслушал за кактусами? Это тоже о той ночи в среду? Может, он спрашивал ее, куда она уезжала в ту ночь. А она стала дразнить его своими мексиканскими дружками.

– А Улка ту ночь тоже провела в городе? – поинтересовался я у Гленна.

– Она собиралась на какой-то концерт. Джоан их обожает. Сначала коктейли, потом ужин и концерт. Я-то стараюсь пропускать их при всяком удобном случае. Все уже как будто было решено, но Улка вдруг отказалась, и Джоан отправилась одна.

– Может, Улка позже куда-то поехала? Они брали напрокат машину?

– Я одолжил им «корветту», которую подарил Джо. Но машина оказалась для нее слишком велика. И Вэнс даже интересовался, нельзя ли ее купить, чтобы поехать на ней в Сан-Франциско, отправив часть багажа на судне. Я-то был согласен, но мы не успели окончательно договориться. Она же новая совсем, всего-то пробежала около полутора тысяч миль. А Джо ее боится. Становится рассеянный, жмет на газ, ну и... боится, в общем.

– В ту ночь, в среду, они расстались впервые?

– Да, он ходил за ней как приклеенный.

– А много они на этой машине ездили?

– Да нет, мы им и так скучать не давали. Да какое это все теперь имеет значение?

Я пожал плечами.

– Вы правы, никакого. Пустая болтовня. – Мы поговорили еще о разной ерунде, потом он приготовил себе очередной бурбон и направился в дом. Я же прошел по тропинке к домику для гостей. «Корветта» стояла под навесом, с откинутым верхом. Взглянув на спидометр, я медленно направился к основному дому, весь во власти размышлений. Рассыпавшиеся кусочки моей теории неожиданно снова обрели смысл, и теперь я пытался заново отстроить всю конструкцию, нанизав ее на новый стержень. Невероятная догадка осенила меня внезапно, и от возбуждения и нетерпения "я едва сдерживался, чтобы не пуститься к дому бегом. Увидев в холле Дэну, я прошептал ей:

– Дорогая, никого не впускай вон в ту спальню. Под любым предлогом, можешь сочинить что угодно.

– Ты так странно выглядишь, мой хороший. Скажи мне – что случилось?

– Скажу, когда буду знать наверняка.

Войдя в спальню Джоан, я плотно прикрыл за собой дверь. В желтом кресле, с укутанными желтым пушистым одеялом ногами, в джинсовом костюме в обтяжку неподвижно сидела Улка. Ее опущенные вниз глаза покраснели. Совершенно безучастно, без тени удивления и беспокойства смотрела она, как я, ни слова не говоря, подтянул пуфик поближе к креслу и уселся прямо напротив нее. Какое самообладание! Судя по моим догадкам, могла бы и встревожиться. Мне пришлось напомнить себе, что она, в конце концов, всего лишь восемнадцатилетняя девчонка, и даже в округлости ее щек осталось что-то неуловимо детское.

Я сидел и молча смотрел на нее. Молчание иногда бывает более полезным, чем вопросы и угрозы, но, судя по всему, на нее оно не произвело ни малейшего впечатления.

– Ну что ж, Улли, – произнес я наконец.

– Я никогда никому не позволяю так себя называть.

– Но Улли звучит так сентиментально, так трогательно. Мне кажется, ты вообще очень трогательная девушка. И очень добрая. Ты просто не хотела огорчать своего папу теми фотографиями, на которых Айвз запечатлел твоего жениха. Они расстроили бы профессора. И он воспротивился бы вашей свадьбе. А ты ведь послушная дочка. Айвз был очень жадным парнем. Он знал, как сильно Вэнс хочет заполучить тебя, и, должно быть, потребовал огромную сумму. Конечно, со стороны Айвза было неразумно шантажировать своего недавнего клиента этими снимками. Скорей всего, он решил, что Вэнс не способен на насилие.

Сдвинув брови, она покачала своей хорошенькой головкой.

– Айвз? Снимки? Шантаж? С какой стати вы вообще заявились сюда с этим идиотским разговором?

Но я продолжал:

– Айвзу просто необходимо было сразу сорвать куш побольше – ведь он понимал, что после свадьбы денег из вас уже не выжмешь. Думаю, что Ване рискнул все рассказать тебе, возможно, чтобы выяснить, выйдешь ли ты за него без разрешения папочки. Это бы сэкономило ему кучу денег. Ужасно печальная и чертовски забавная история, Улли. Ты питаешь столь глубокое уважение к своему папе и никакого уважения – к чужой жизни.

– Не называйте меня Улли! Я не разрешаю!

– Когда Айвза убили, Вэнс, должно быть, счел это даром судьбы. Некоторое время он, вероятно, еще беспокоился: нет ли у фотографа сообщников, но скоро убедился, что в полной безопасности и может получить тебя, золотое колечко и все радости жизни. Его трагедия в том, что он слишком поздно узнал, какая ты на самом деле ведьма.

– Кто вы? Вы, наверное, совсем сошли с ума.

– Давай рассуждать вместе, Улли. Никто не подозревал в убийстве Айвза Вэнса. Во всем мире только Пэтти, его бывшая жена, могла задуматься обо всем этом. Проверив свое предположение – настолько тщательно, насколько могла, она решила, что Вэнс теперь у нее в руках. У Пэтти были все основания, чтобы желать сквитаться с ним. Считая, что Айвза убил Вэнс, она решила шантажировать его и сделать источником доходов на всю оставшуюся жизнь. Мы-то с вами понимаем, Улли, в чем был ее просчет. Вэнс мог доказать, где он находился в ночь на пятое декабря. А вот где в это время была его дорогая девочка? Весьма рослая и сильная девочка, между прочим. И она-то как раз могла вплотную выйти на Айвза и Пэтти ночью, в уединенных местах, в то время как Вэнсу это не удалось бы. После того как ты порешила Айвза, убрать Пэтти было просто необходимо. Кстати, довольно грубо сработанные действия, моя милочка.