Так говоря, супруга обнимала
И плакала от радости она,
В восторге от его столь благородной
Любви, что он готов из-за нее
Понесть и Божий гнев, и кару смерти.
В награду (за угодливость такую
Злосчастную такая и награда
Прилична) искусительных плодов
Она дала ему с той ветки вдоволь,
А он не постеснялся их поесть,
Хоть знал, что делать этого не должен;
Он не обманут был, но обольщен,
Вполне поддавшись чарам женской ласки.
Вновь задрожала внутренность Земли,
Как будто вновь страданья ощутила,
И снова вся природа восстонала;
Стемнело небо, прокатился гром,
И капли слез с Небес упали грустно;
Свершился первородный смертный грех!
Адам на то не обращал вниманья —
Ел досыта; и Ева не страшилась
Свой повторить проступок, чтоб смягчить
Сообществом супруга преступленье.
И вот, как бы опьянены вином,
Они в блаженстве плавали, и в грезах
Казалось им, что в них уж расцвела
Божественность и на могучих крыльях
Возносит их над жалкою землей.
Но лживый плод совсем не в этом виде
На них свое влиянье показал:
В них возбудил он плотские желанья;
Адам на Еву похотливо стал
Смотреть – она ему платила тем же;
Горели оба страстью. Наконец
Адам ей так сказал в шутливом тоне:
«Я вижу, Ева, что твой вкус хорош,
Изящен; вкус же в доброй мере – мудрость:
Ко всякому сужденью прилагаем
Мы это выраженье, веря Небу.
Хвалю за угощенье: ты сегодня
Прекрасно позаботилась о нем.
Мы много потеряли, не вкушая
Доныне этих сладостных плодов,
И вкуса настоящего не знали.
Коль вещи запрещенные всегда
Так хороши, то пожалеть нам надо,
Что дерево одно лишь, а не десять
Запрещены. Однако же теперь,
Насытясь, нам с тобой подумать надо,
Как трапезу прекрасную такую
Достойною забавой увенчать.
С тех пор как в первый раз тебя я встретил
И в жены взял, ни разу не была
Краса твоя такою совершенной,
Не возбуждала так во мне желанья
Тобою насладиться, ты милей
Сегодня, чем когда-нибудь, – конечно,
Благодаря чудесному плоду».
Так он ей молвил, взором и руками
Любовные намеренья свои
Ей выражая; Ева понимала
Его вполне, и взор ее горел.
Взяв за руку жену, ее к скамейке
Тенистой он повлек, над коей крыша
Ветвей зеленых низко наклонялась, —
Он вел, и не противилась она.
Покрыто было ложе все цветами:
Фиалки, асфодель и гиацинт —
Земли цветущей нежная одежда —
Его устлали густо; здесь они
Любви утехой щедро насладились,
Запечатлели грех совместный свой
И долго пылкой страстью утешались,
Пока не погрузились оба в сон,
Утомлены любовною игрою.
И скоро сила лживого плода,
Которая веселыми парами
Их душу обольстила и ввела
Их внутренние силы в заблужденье,
Вся испарилась, и тяжелый сон,
Рожденный нехорошими мечтами,
Обремененный совестью нечистой,
Покинул их. Проснулися они,
Не отдохнув, взглянули друг на друга
И сразу увидали, как открылись
У них глаза и как темно в душе.
Невинность, им служившая завесой,
Собою заслонявшей знанье Зла,
Исчезла; их спокойствие, сознанье
Их правоты, природная правдивость
И честь, их окружавшая, – исчезли;
Остался обнаженным грешный стыд:
Лишь он их покрывал, своим покровом
Еще ужасней обнажая их.
Так некогда потомок мощный Дана,
Самсон[152 - Самсон – ветхозаветный Судья – герой, прославившийся своими подвигами в борьбе с филистимлянами. История его обмана Далилой излагается в Книге Судей (16: 19).], могучий Геркулес, восстав
От ложа филистимлянки Далилы
Позорного, проснулся, потеряв