Дочь священника

Блифил-Гордон – навеки!

Из окна Клуба консерваторов развевался огромный Юнион Джек, над которым лучились энтузиазмом шесть красных лиц.

Дороти с велосипедом медленно шла по улице. Слишком взволнованная тем фактом, что ей предстоит пройти мимо магазина Каргилла (а пройти ей там необходимо – иначе не добраться до Соулпайпа), Дороти не обращала особого внимания на процессию. Машина Блифила-Гордона на минутку задержалась у «Йе Олдэ Ти Шоппе». Вперёд, кофейная бригада! Казалось, добрая половина всех городских дам, с левретками и корзиночками в руках, устремилась вперед, к машине, точно вакханки к богу виноделия. И право, когда еще, как не во время выборов, выпадает возможность обменяться улыбками с населением своего графства! Раздавались страстные женские выкрики: «Удачи вам, мистер Блифил-Гордон! Мы не сомневаемся, что вы победите, мистер Блифил-Гордон!». Широчайшая улыбка длилась бесконечно, но при этом отмеривалась разной мерой. Простолюдинам доставалась рассеянная улыбка, одна на всех, ни на ком не останавливавшаяся. Каждую из кофейных дам и краснощеких патриотов из Клуба консерваторов оделяли индивидуальными улыбочками. Ну а тем, к кому были особенно благосклонны, доставался взмах руки молодого Вольфа и его визгливое «Чааао!»

Сердце Дороти сжалось. Она увидела, что мистер Каргилл, как и остальные владельцы магазинов, стоит на пороге. Высокий мужчина злобного вида, в синем полосатом фартуке, с начисто выбритым худым лицом такого же цвета, как и его мясные вырезки, дольше положенного пролежавшие на витрине. Дороти до такой степени была поглощена видом этой фигуры, что не заметила, куда идёт, и натолкнулась на очень большого солидного мужчину, который, попятился и сошел с тротуара.

Солидный мужчина обернулся и воскликнул:

– Силы небесные! Это же Дороти!

– Надо же, мистер Уорбуртон! Как неожиданно! А знаете, у меня было такое чувство, что я вас сегодня встречу.

– Разнылся палец, не иначе? – заметил мистер Уорбуртон, просияв всем своим большим, розовым, прямо-таки микаберовским лицом. – Как вы? Но душа моя, – добавил он, – уместны ли здесь вопросы? Вы выглядите более обворожительной, чем когда-либо![16 - Разнылся палец… – шутливое упоминание на сцену из «Макбета» Уильяма Шекспира, где Вторая ведьма произносит фразу: «У меня разнылся палец/ К нам идёт дурной скиталец» (пер. Михаила Лозинского).… микаберовское лицо. Мистер Микабер – воплощение оптимизма и непрактичности – один из героев романа Чарльза Диккенса «Дэвид Копперфильд».]

Он ущипнул Дороти за локоток. (После обеда она переоделась в холщовый редингтон без рукавов). Дороти быстро отступила назад, за пределы досягаемости для мистера Уорбуртона, – она терпеть не могла, когда её вот так щипали и вообще такую манеру общения, и ответила мистеру Уорбуртону довольно сурово:

– Пожалуйста, не надо щипать меня за локоть. Мне это не нравится.

– Дороти, дорогая, да кто же сможет устоять перед таким локотком, как ваш? Его ущипнешь эдак автоматически. Рефлекс срабатывает, понимаете ли!

– Когда вы вернулись в Найп-Хилл? – поинтересовалась Дороти, поставив велосипед между собой и мистером Уорбуртоном. – Уж более двух месяцев прошло, как я вас не видела.

– А я позавчера вернулся. Но и сейчас я так, мимоходом. Завтра снова уезжаю. Везу деток в Бретань, этих моих «внебрачных сорванцов». Ну вы знаете.

Когда мистер Уорбуртон произнес слово «внебрачных», Дороти почувствовала неловкость, хотя и не без оттенка наивного превосходства, и отвела глаза. Мистер Уорбуртон и его «внебрачные сорванцы» (а их было трое) стали причиной одного из самых больших скандалов в Найп-Хилле. Мистер Уорбуртон был человеком с независимым доходом, называл себя художником, выдавал около полудюжины посредственных пейзажей в год. Приехав в Найп-Хилл два года назад, он купил одну из новых вилл за домом Пастора. Там он жил, или, вернее, периодически останавливался, в открытую сожительствуя с женщиной, которую называл своей экономкой. Четыре месяца назад эта женщина – иностранка, как говорили, испанка, – стала причиной одного из самых свежих и страшных скандалов: она неожиданно оставила его, и теперь трое его детей пребывали у какой-то его многострадальной родственницы в Лондоне. Внешне он был приятным мужчиной, производящим хорошее впечатление, хотя и абсолютно лысым (этот факт он воспринимал болезненно и старался скрывать, как мог). Он умел придать себе такой щегольской вид, что даже значительного размера брюшко казалось естественным продолжением его грудной клетки. Из своих сорока восьми лет он признавал только сорок четыре. Люди в городе говорили, что он был «самый настоящий старый негодяй»; молодые девушки его побаивались, и не без оснований.

Мистер Уорбуртон положил руку на плечо Дороти, якобы отеческим жестом, и повел её сквозь толпу безостановочно разговаривая о чем попало. Объехав вокруг водокачки, автомобиль Блифила-Гордона, все еще в сопровождении эскадрона вакханок среднего возраста, возвращался назад. Они привлекли внимание мистера Уорбуртона, и он остановился, чтобы внимательно их рассмотреть.

– Что означает сие отвратительное фиглярство? – спросил он.

– О, они, как это называется… собирают электорат. Стараются убедить нас голосовать за них, как я полагаю.

– Стараются убедить нас за них голосовать! Боже мой! – пробормотал мистер Уорбуртон, не отводя глаз от триумфального кортежа. Он поднял большую трость с серебряным наконечником, которую всегда имел при себе, стал указывать ею на процессию, переходя с одной фигуры на другую. – Да вы посмотрите на это! Нет, вы только посмотрите! На эту стаю льстивых фурий, на этого полоумного болвана, расплывшегося в улыбке как обезьяна при виде горсти орехов! Вы когда-нибудь наблюдали спектакль столь отвратительный?

– Осторожнее, – пробормотала Дороти. – Вас может кто-нибудь услышать.

– Отлично! – сразу же возвысил голос мистер Уорбуртон. – И этот низкопородный пёс имеет наглость считать, что мы в восторге от вида его вставной челюсти. А этот костюм на нем! Сам по себе – уже оскорбление. Где там кандидат от социалистов? Я определенно буду голосовать за него!

Несколько стоявших на тротуаре человек повернулись и не отрываясь смотрели на мистера Уорбуртона. Дороти заметила за углом мистера Твисса, торговца скобяными изделиями, высохшего, с лицом цвета дубленой кожи старика; он поглядывал на них из-за развешенных в проходе корзин с едва скрываемой злобой. Уловив слово «социалист», он немедленно причислил Уорбуртона к социалистам, а Дороти – к друзьям социалистов.

– Я действительно должна идти, – поспешно сказала Дороти, понимая, что ей лучше ретироваться, пока мистер Уорбуртон не скажет что-нибудь еще более бестактное. – Нужно сегодня сделать очень много покупок. Так что, до новых встреч.

– Э нет, вы так просто не уйдёте! – весело заявил мистер Уорбуртон. – Ничего подобного. Я иду с вами!

И так она шла со своим велосипедом вдоль по улице, а он вышагивал рядом, с тростью под мышкой, выпятив вперед широкую грудь и продолжая говорить без умолку. Мистер Уорбуртон был из тех мужчин, от которых отделаться не так-то просто, и, хоть Дороти и считала его другом, она частенько желала, чтобы разговоры с ним происходили не в самых многолюдных местах: все-таки он фигура в городе оскандалившаяся, а она – дочь Пастора. Но в данный момент Дороти была очень благодарна ему за составленную компанию – ведь так проще было пройти мимо магазина Каргилла, который все еще стоял у входа и всю дорогу провожал ее многозначительным взглядом.

– Какая удача, что я вас сегодня встретил, – продолжал мистер Уорбуртон. – Честно говоря, я вас искал. Как думаете, кто приходит отобедать ко мне сегодня вечером? Бьюли! Рональд Бьюли. Ва, конечно же, о нем слышали?!

– Рональд Бьюли? Нет, не думаю. Кто он?

– Как это так? Вот горе! Рональд Бьюли, писатель. Автор «Рыболовов и любовниц». Несомненно, вы читали «Рыболовов и любовниц»?

– Боюсь, что нет. Честно говоря, я и не слышала о них.

– Дорогая моя Дороти! Вы себя не любите! Совсем о себе забыли. Вы непременно должны прочесть «Рыболовов и любовниц». Это не какая-то там клубничка, а эротика высшего класса. Именно то, что тебе нужно, чтобы уже выбросить из головы этого «Наставника девиц»!

– Я, право, не хочу, чтобы вы говорили такие вещи, – сказала Дороти, смущенно отводя взгляд в сторону, однако тут же направила его в прежнее русло, так как встретилась глазами с мистером Каргиллом. – И где же живет этот мистер Бьюли, – добавила она. – Конечно же, не здесь?

– Нет, он приезжает отобедать из Ипсуича, и возможно останется на ночь.[17 - Ипсуич – город-порт в Восточной Англии.] Поэтому то я вас и искал. Подумал, что вам, наверно, захочется с ним встретиться. Заглянете к нам на обед сегодня вечером?

– Вероятней всего, я не смогу прийти на обед, – ответила Дороти. – Нужно проследить за папиным ужином, и масса других вещей… Я освобожусь только часам к восьми, если не позже.

– Ну и ладно, тогда приходите после обеда. Хочу, чтобы вы познакомились с Бьюли. Очень интересный малый. Отлично разбирается в этих скандальных делах в Блюмсбери, да и в прочих делах такого рода. Вы получите удовольствие от такого знакомства. Да и полезно вам сбежать на несколько часов из этого церковного курятника.[18 - Блюмсбери – фешенебельный квартал в Лондоне.]

Дороти была в нерешительности. Ей очень хотелось пойти. Честно говоря, она получала большое удовольствие от своих редких визитов в дом мистера Уорбуртона. Конечно же, они были чрезвычайно редкими – раз в три или четыре месяца, если не реже. Понятно, что это никуда не годится, нельзя ей вот так, запросто, общаться с этим человеком. Но она всегда была предельно осторожна, а перед тем, как идти к нему домой, должна была удостовериться, что там будет, по крайней мере, еще один посетитель.

Два года назад, когда мистер Уорбуртон впервые появился в Найп-Хилле (он тогда представился как вдовец с двумя детьми, однако некоторое время спустя, совершенно неожиданно, среди ночи, его экономка родила третьего ребенка), Дороти познакомилась с ним на чайной вечеринке, а после этого навестила его. Мистер Уорбуртон угостил её замечательным чаем, изумительно говорил о книгах, но потом, сразу же после чая, сел рядом с ней на диван и неистово, с применением силы и даже довольно грубо, стал добиваться физической близости. Вне себя от страха Дороти все же не растерялась и дала отпор. Она вырвалась и, дрожа всем телом и едва не плача, заняла оборону на другом конце дивана. Между тем мистер Уорбуртон отнюдь не казался пристыженным, а более того – вполне довольным.

– О, как это! Как вы смогли?! – рыдала Дороти.

– Получается, что не смог, – отозвался мистер Уорбуртон.

– Но как можно быть таким зверем?

– Аааа, это… Запросто, мой друг, запросто. Доживете до моего возраста – поймёте.

Несмотря на столь плохое начало, между ними завязались своего рода дружеские отношения, дружеские до такой степени, что стали «поговаривать» о связи Дороти с мистером Уорбуртоном. Хотя в Найп-Хилле многого не требуется, чтобы о тебе начали «поговаривать». Дороти виделась с ним лишь время от времени и предусмотрительно не оставалась наедине. Однако даже при таком положении вещей он не упускал возможности проявлять свою страсть, но делал это в благородной манере – неприятный инцидент больше не повторялся. В дальнейшем, после того как его простили, мистер Уорбуртон объяснил, что всегда «предпринимал подобные попытки» с каждой, более-менее привлекательной женщиной, которую встречал на своем пути.

– И что же, вам не давали отпор? – не удержавшись спросила Дороти.

– Естественно! Но было немало и успешных случаев.

Частенько многие недоумевали, как это получилось, что такая девушка, как Дороти, могла встречаться, хоть и нечасто, с таким человеком, как мистер Уорбуртон. Он держал её той хваткой, которой богохульник и распутник всегда удерживает человека добродетельного. И это факт (стоит только посмотреть вокруг, и вы в этом убедитесь!): аморальные типы и святоши идут по жизни рука об руку. В литературе лучшие сцены в борделях описаны, без исключения, добродетельными верующими или добродетельными неверующими. И конечно же, Дороти, рожденная в двадцатом веке, взяла за правило выслушивать богохульство мистера Уорбуртона как можно спокойнее: показывать злодеям, что ты шокирован их речами, – значит, ублажать их. А кроме всего прочего, он ей действительно нравился. Он поддразнивал ее, расстраивал, но при этом она, сама того не осознавая, находила в нем симпатию и понимание, которых не встречала нигде. Ибо несмотря на все пороки, он, бесспорно, был человеком приятным, а замечания его – претенциозно блестящи. Некий Оскар Уайльд, семью водами разбавленный, что Дороти, будучи слишком неискушённой, увидеть не могла, а потому была и очарована, и потрясена. К тому же, в данном случае, перспектива познакомиться с прославленным мистером Бьюли, произвела на нее впечатление. И даже несмотря на то, что роман «Рыболовы и любовницы» скорее всего представлял собой не просто книгу, которую она не читала, но такую, после которой, прочти она её, пришлось бы горько раскаиваться. В Лондоне, несомненно, и улицу не успеешь перейти, как встретишь сотню новеллистов, но Найп-Хилл – место совсем иное.

– А вы уверены, что мистер Бьюли придёт?

– Уверен, вполне. Да и супруга его придет, я полагаю. Полная безопасность. Никаких Тарквиниев и Лукреций.[19 - Лукреция – древнеримская героиня, обесчещенная сыном царя Тарквиния.]

– Хорошо, – согласилась Дороти наконец. – Спасибо большое. Я зайду. Думаю, около половины девятого.

– Отлично. Если удастся прийти засветло – еще лучше. Не забывайте о моей соседке, миссис Семприлл. Можете не сомневаться, она будет на дозоре в любое время после захода солнца.

Миссис Семприлл была городской сплетницей, самой выдающейся из огромного количества городских сплетниц. Мистер Уорбуртон между тем, добившись своего (он постоянно приставал к Дороти с уговорами заходить к нему почаще), сказал aurevoir и оставил Дороти довершать покупки.

В полумраке магазина Соулпайпа не успела Дороти отойти от прилавка с материалом для занавеса (она взяла два с половиной ярда), как над ухом ее зазвучал низкий скорбный голос миссис Семприлл. Была она худощавой женщиной лет сорока, с неординарным дряблым лицом болезненно-желтого цвета, которое вкупе с её лоснящимися темными волосами и меланхоличным видом, придавало ей сходство с портретами Ван Дейка.

Притаившись за рулонами кретона у окна, она наблюдала за разговором Дороти с мистером Уорбуртоном. Стоило только начать что-нибудь делать и при этом подумать, что ты не хочешь, чтобы миссис Семприлл тебя сейчас видела, можешь не сомневаться – она окажется поблизости. Казалось, она наделена была способностью материализоваться, как арабский джин, в любом месте, где бы она ни захотела. Ни один неблаговидный поступок, каким бы незначительным он ни был, не мог ускользнуть от её бдительного взгляда. Как говорил мистер Уорбуртон, она была как четыре чудища из Апокалипсиса: «Глядят во все глаза и, помнится, не спят ни днём, ни ночью».