Мерцающий огонь

– И прожили отличную жизнь, – ответила она. – У тебя было замечательное детство.

Она говорила твердо, словно отчитывала его и напоминала, что сделала правильный выбор, когда решила переехать из Англии в Америку.

– Конечно, отличную. Но я все равно хочу знать, кем был этот мужчина. На фотографиях стоит дата – апрель сорокового года. Ты была с ним незадолго до моего зачатия.

Откинувшись на спинку кресла, бабушка тихо рассмеялась. Этого я совершенно не ожидала.

Кем была эта женщина, сидевшая рядом с нами? В этот момент она показалась мне чужой.

Бабушка медленно покачала головой:

– Говорю же, ты понятия не имеешь о том, что было на самом деле.

Отец посмотрел на нее с непередаваемой грустью:

– Тогда расскажи мне, мама. Пожалуйста.

Выражение ее лица смягчилось, но она отвернулась и погрузилась в задумчивое молчание. Мы ждали. И ждали долго. Наконец она глубоко вздохнула:

– Хорошо, Эдвард. Я расскажу, раз уж ты так хочешь это знать. Но сначала мне надо еще выпить. И тебе, пожалуй, тоже не помешает.

Встревоженная ноткой предупреждения в ее голосе, я быстро встала и занялась джин-тоником. Решила сделать еще одну порцию и для себя тоже – что-то подсказывало мне, что ночь будет долгой и непростой.

Часть вторая

Вивиан

Глава 3

Май 1939 года

За несколько часов до того, как Теодор Гиббонс встретил любовь всей своей жизни, он возвращался в Лондон в вагоне первого класса. Все его мысли занимало то, как он будет делать предложение совершенно другой женщине.

Теодору был тридцать один год от роду, и буквально на днях его назначили заместителем министра снабжения. Глава правительства Невилл Чемберлен учредил одноименное министерство совсем недавно – для лучшего обеспечения вооруженных сил боевой техникой. С учетом маячившей на горизонте войны Теодор не мог не чувствовать некоторого давления со стороны близких, да и самого себя. Поэтому он озаботился не только гражданским, но и семейным долгом, а именно – жениться и произвести на свет пару наследников титула и поместья Гранчестер.

Сам он не был первым в очереди на наследование титула – эта честь принадлежала его старшему брату Генри, на которого, как все знали, ни в чем нельзя было положиться. В детстве мать сильно его баловала, а отец – сурово наказывал. В результате из него вырос импульсивный и не поддающийся никакому контролю человек. Генри дважды исключали из престижных школ, и не лучше сложилась его судьба в университете – в Кембридже он продержался всего год. Безответственный повеса, он не проявлял никаких признаков того, что собирается остепениться и жить ради чего-то, выходящего за рамки его сиюминутных желаний. Дома, в Гранчестере, его не видели уже больше пяти лет, и своему поместью он предпочитал квартиру в одном из центральных районов Лондона – в Сохо. Мать презрительно называла ее «холостяцкой берлогой».

Отец нередко заявлял, даже в присутствии гостей, что, будь у него выбор, он назначил бы наследником поместья Теодора, а не Генри. Потому что старший сын мог запросто спустить за карточным столом все, что осталось от их семейного состояния.

Конечно, чтобы Теодор стал наследником, Генри должен был умереть. Вероятно, на это отец и намекал. Он никогда не был ни мягкосердечен, ни сентиментален – Теодор иногда подумывал, что именно это и подтолкнуло его брата на темную сторону жизни.

Но как он мог отца судить? Сам он родителем не был – по крайней мере пока.

Хотя нынешние времена были не лучшими для того, чтобы обзаводиться детьми.

Положив документы на пустое сиденье рядом с собой, он уставился в окно на холмистые просторы английской глубинки. Все здесь казалось таким далеким от его лондонской жизни, от бесконечных министерских разговоров о вооружении и нежелании премьер-министра признать неизбежность войны.

Очередная шумная домашняя вечеринка, которые так любила устраивать мать, стала его долгожданным отдохновением. На самом же деле планировалось сосватать Теодору невесту. Это поняли все – даже сам Теодор, когда прочел письмо, в котором мать звала его на выходные и перечисляла гостей. Среди них значилось несколько ее близких друзей – и леди Клара.

«Она превратилась в довольно красивую и умную молодую женщину, тебе не кажется?» – якобы невзначай обронила она в письме.

И не ошиблась – Теодор не мог отрицать редкую привлекательность леди Клары. Он искренне наслаждался их беседами за ужином, после которых они вместе с остальными гостями до рассвета играли в карты и шарады, пили неприлично много коктейлей и горячо обсуждали войну и политику.

Их помолвке не удивился бы никто, включая саму леди Клару, которая никогда не скрывала своих чувств к нему. Они дружили много лет, почти с самого детства, и искренне привязались друг к другу. К тому же Теодор не сомневался, что она будет отличной женой: рассудительная хорошенькая дочь герцога со всеми прилагающимися к ее положению в обществе связями. Идеальная партия!

Не то чтобы Теодора привлекал титул – зато он заботил его семью. А Теодор не хотел их разочаровывать – не желал идти путем Генри. Конечно, старшему брату в этом не было равных, и все же… Теодор гадал, когда он в следующий раз увидится с леди Кларой. Она не раз упоминала, что летние месяцы проведет в Лондоне и что ей нравится бывать в джаз-клубах.

Он пообещал себе держать руку на пульсе и, несмотря на свою занятость – а возможно, даже наперекор ей, – не забыть нанести визит леди Кларе и ее матери, когда они прибудут в свой лондонский дом. Он устал думать только о назревающей войне и работе, какой бы важной она ни была для него и для страны, стоящей на пороге непростых времен. Времен, в которые важно было не забывать о своей жизни.

Несколько часов спустя поезд прибыл на вокзал Виктория. Джексон – личный водитель – уже ждал Теодора, готовый отвезти его в Гранчестер-хаус, дом их семьи в Мейфэре[7 - Престижный район в центральном Лондоне.].

К счастью, поезд пришел вовремя, потому что у Теодора был всего час, чтобы одеться к ужину и танцам и поспешить в «Савой»[8 - Роскошный отель в центре Лондона.], где его коллега отмечал свой выход на пенсию. Гостей ожидалось много. Теодору было интересно, кого он там встретит помимо известных политиков и чиновников.

Он не подозревал, что вот-вот познакомится с девушкой, которая навсегда изменит его жизнь – и жизни многих других людей.

– Теодор, это правда? – тихо спросил Нолан Браун, перегнувшись через элегантный стол в бальном зале.

Они только что покончили с десертом. Речи подошли к концу, и дирижер в белом смокинге стоял перед оркестром, постукивая палочкой.

Теодор потянулся за бокалом шампанского:

– Что правда?

– Я слышал от Огилви, что поступает все больше заказов на самолеты. Как ты на это смотришь?

Теодор бросил взгляд на часы – на утро у него было назначено несколько встреч, и танцевать ему совершенно не хотелось. Он ждал возможности сбежать с вечеринки.

– Знаю только, что Чемберлен после марта изменил свое мнение – наконец осознал необходимость подготовки к войне.

– Ты не ответил на вопрос. Сколько самолетов? Полсотни? Сотня?

– Двести бомбардировщиков, – ровно проговорил Теодор под тихую оркестровую увертюру.

Нолан поднял свой стакан скотча так, будто собирался произнести тост:

– Что ж, ладно. На этой ноте мне захотелось танцевать! – Он повернулся к своей жене: – Пойдем, дорогая. Отпразднуем.

Кокетливо улыбнувшись, она взяла его за руку.

– Отпразднуем приобретение еще двух сотен машин для убийства? Иногда задаюсь вопросом, за кого я вышла замуж.

Они, смеясь, удалились. Теодор, оставшийся в одиночестве, чувствовал себя подавленным. Танцпол оккупировали пары, отплясывающие свинг под мелодию Don't Sit Under the Apple Tree[9 - «Не сиди под яблоней» – американская песня 1939 года.].

Мгновение он наблюдал за гостями, подумывая откланяться, но тут к нему подсел другой его коллега, Фрэнк Смит, чтобы обсудить модернизацию фабрик при вступлении Великобритании в войну. Вопрос казался важным, и Теодор, до этого момента увлеченный исключительно подаваемой едой и напитками, обрадовался возможности провести вечер хоть с какой-то пользой. Он настолько погрузился в дискуссию, что не заметил, как музыка стихла и дирижер пригласил на сцену вокалистку. Теодор обратил на нее внимание, только когда она начала петь. Он вгляделся в девушку: она была красива и пела опьяняющим голосом, который просачивался в кровь, словно крепкий коньяк.

– Кто это? – спросил Теодор, откинувшись на спинку стула. Он не мог оторвать глаз от ее стройной фигуры, от красного вечернего платья из шелка и шифона и изящных черт ее лица. Слегка заостренный подбородок, пухлые алые губы, огромные голубые глаза и уложенные по последней моде светлые вьющиеся волосы. Создания прекрасней он никогда не видел.

– Понятия не имею, – ответил Фрэнк. – Но что-то в ней есть, скажи? Голос просто сногсшибательный.