Вук в согласии пожал плечами и стал натягивать обратно штаны, когда Алевтина закончила с раной. Она достала из сумок какой-то флакон и откупорив его, погрузила внутрь мизинец. Сразу пахнуло резким запахом фруктов, видимо, там она хранила благоухания.
– Я с тобой спать в одной комнате не буду, – поморщилась Агнеша, отодвигаясь подальше от источника запаха, – воняет мерзостью.
Алевтина недовольно развела руками и нахмурилась.
– А я с сукой спать не буду, – махнула она головой в сторону Рыжей и Сизой, не давая внятного ответа, кого из них она назвала сукой.
Агнеша с собакой переглянулись одновременно, и Вук зашелся хохотом от этого нелепого жеста.
– Суки с тобой тоже не хотят, – огрызнулась на нее Агнеша.
Алевтина закатила глаза и громко драматично вздохнула.
– Как жаль, мне же так не насрать.
– Ладно девочки, вы чего, – все еще хихикал Вук, утирая глаза от выступивших слез, – я с Алевтиной комнату возьму, а… а суки пусть вместе спят, – и он снова зашелся смехом.
Агнеша ласково улыбнулась, ей было приятно видеть друга в бодром здравии, хотя это могла быть лишь защитная реакция на произошедшее.
– Я, если что, не против твоей компании, – Алевтина зарделась, произнося это на глазах Рыжей, но все равно нагло коснулась щеки Вука, будто бы невзначай. Тот даже не отреагировал на ее движение, но Агнеша заметила, как поменялся его взгляд. В мгновение стал холодным и жестким, будто и не хохотал он только что до слез.
Седлав коней, к вечеру они опять оказались в какой-то забытой богами деревне. Корчма не внушала доверия и желания там ночевать, но особо выбирать было не из чего. Грязные покосившеися двери встретили их шумными разговорами, видимо, тут было не все так плохо, как в прошлой деревне. Тут хотя бы были хоть какие-то постояльцы и даже гусляр, правда пьяный в хлам и не попадающий по струнам, но все же.
Сняли две комнаты, как и договорились. Хорошо, что Алевтина согласилась ночевать с Вуком, три комнаты было бы уже дороговато. Агнеша не знала по правде, в каких они взаимоотношениях, и что между ними было, раз Алевтина так смело заявляет, что любит его, но подозревала, что ничего особо хорошего. Да и Вук не выглядел рядом с ней особо счастливым.
В этот раз Агнеша не стала противиться желанию Сизой спать с ней в одной кровати, и собака довольно забралась к ней под одеяло, прижимаясь своим теплым шерстяным боком.
Ночью она проснулась оттого, что Сизая тыкалась ей мокрым носом в лицо и упиралась лапами в грудь.
– Остань, – отмахнулась от нее Рыжая, но собака стала лишь настойчивее, к тому же начала поскуливать.
Тяжело вздохнув, Агнеша поднялась и села на кровати, сонно потирая глаза и вытирая щеки от мокрых следов. Сизая крутилась у двери, отчаянно просясь наружу.
– Ты же сама дверь открыть можешь, – промямлила Рыжая, потягиваясь от прошедшего сна, – че ты хочешь-то опять?
В ответ ей собака жалобно заскулила и припала мордой к полу, будто прося Агнешу пойти следом. Рыжая недовольно закатила глаза и встала, хрустя всеми своими конечностями. Ноги ужасно затекли ото сна на жестком тощем тюфяке, поэтому прогулка все же была не лишней.
Агнеша зашагала вслед за Сизой, которая и вправду сама открыла дверь, уперлись в нее мордой, а потом пошла куда-то по коридору.
– Улица там вообще-то, – прошептала Агнеша, намекая, что собака идет не в ту сторону, но Сизая даже не обратила на нее внимания.
Собака остановилась возле одной из дверей и стала тыкаться мордой в щель под ней. Рыжая на цыпочках подошла ближе, и поняла, что они стоят у комнаты, где остались Вук с Алевтиной. Агнеша аккуратно прислонилась ухом к двери и замерла, прислушиваясь к происходящему.
За дверью слышались стоны.
– Сизая! – воскликнула Агнеша вполголоса и шарахнулась от двери, – голова дурная, получше чего придумать не могла.
Агнеша попятилась от двери и направилась в сторону выхода из корчмы. Сон как рукой сняло. Собака еще поскулила около двери, будто не соглашаясь с решением Рыжей уйти и оставить своих знакомых, а потом виновато затрусила следом.
Не выходя на улицу, Рыжая вынула из кармана скрученную самокрутку и прикурила от свечи, горящей у входа, а затем вышла наружу. Ночная прохлада сразу забралась под кожу и побежала мурашками по спине. Скоро будет осень. А потом зима. Очень хотелось до зимы покончить со всеми этими мутными делами с печатями и преследованиями, а затем уйти в спячку как медведи. Осесть где-нибудь у знакомых, может, даже и у Толстого, и до первого тепла носа на улицу не высовывать.
Сизая проворно выскользнула за ней следом и ушершала куда-то в кусты, может нужду справить, может по еще каким-то собачьим делам. Рыжая задумчиво облокотилась на перила постоялого двора, и стала курить, наблюдая за облаками, застилающими звезды.
За спиной тихонько приоткрылась дверь, и уже по запаху и звуку хромающих шагов Агнеша опознала Вука, так что даже не стала оборачиваться.
– Чего не спишь? – тихо спросил он, своим рокочущим сонным голосом.
– А ты? – оставила его без ответа Рыжая.
– Тоже верно, – согласился он с ее молчанием и тоже притих, наблюдая за мерным движением небосвода.
Вук отошел и стал справлять нужду, сонно почесывая поясницу и блаженно прикрывая глаза. Агнеша отвернулась для приличия, хоть он мог бы сам позаботиться об этом и хотя бы зайти за угол.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Агнеша, когда он стал возвращаться, подтягивая штаны.
– Нога еще ноет немного, а в целом нормально, – просипел он, – вот бы всегда так все быстро и легко заживало.
– Я не об этом.
Вук нахмурился и недобро посмотрел на нее, предвкушая долгий разговор.
– Не знаю. Я пока не понял. Или понял, но не принял. Не то чтобы я грустил по ней, как по ушедшей любви, – он бегло зыркнул на Агнешу и страху опустил голову, позволяя волосам закрыть его взгляд и спрятать красноречивую мимику, – но она была мне близким человеком так или иначе. Думаю, гораздо ближе чем многие за всю мою жизнь. Тяжело конечно, а как иначе. Но я не в первый раз теряю близких, и, боясь, не в последний. Мне немало горестей выпало но судьбу, и я уже давно сломался, так что… что уж реветь, руки давно опустились, да и выжат я полностью…
Его монолог прервал утробный рык собаки, и вместе с Агнешей они синхронно встрепенулись и стали озираться по сторонам в поисках причины агрессии Сизой.
– Гляди, – указал Вук в сторону одной из изб неподалеку.
На крыше сидела кикимора и хищно скалилась, оглядываясь по сторонам. Руки ее были перетянуты веревками, а сама она была обернута в какое-то холщовое тряпье. Кожа на лице так сильно натянулась, будто ей разом срезали губы и нос, и теперь вместо них красовались две узкие щелочки, а остроконечные зубы кривой грядой вырывались из десны наружу.
– Смотри, понравишься еще, потом не отвяжешься, – хихикнула Агнеша и стала уходить внутрь корчмы, чтобы не привлечь внимание нечисти.
Сражаться задаром, да еще сонной и полунагой не сильно хотелось. Да и толку, если б нужна была помощь, об этом обязательно бы упомянул корчмарь. А так, похоже, что кикимора их не особо заботит.
Единственное, о чем не стала говорить Агнеша, что собака обратила внимание не на нечисть, а на Вука. Подлезла со спины и стала скалиться. Рыжая успела зажать ей пасть, прежде чем мечник понял, что причиной агрессии Сизой был он.
Собака с виноватым видом трусила за Агнешей, тыкаясь мордой ей в ладонь. Только они зашли в комнату, Рыжая крепко закрыла дверь на засов и присела на корточки рядом с собакой.
– Слушай, я пока не понимаю, что ты хочешь сказать, но будь добра, не рычи так показательно на моих друзей, или мне придется тебя оставить. Уговор? – она ласково потрепала Сизую за ухом, и та покорно склонила голову, будто соглашаясь с ее доводами. – Мы обязательно со всем разберемся, не переживай.
Агнеша и сама не успела понять, когда успела так прикипеть душой к этому чернявому косматому чудищу, но ей было приятно и спокойно на душе от собственных чувств.
***
Как бы Лесьяр ни хотел избавиться от Жмура, поделать он ничего с этим не мог. Какие-то звериные рефлексы, вбитые в подкорку черепа так, что, даже потеряв всю память, он не растерял своей чуйки, не позволяли ему этого сделать. Жмур сразу чуял отраву в еде и питье, просыпался от малейшего шороха и был в разы сильнее, когда Лесьяр сгорал от злости и кидался на него с кулаками, но несмотря на все это, Жмур почему-то злости по отношению к Лесику до сих пор не испытывал.
Он смеялся над его жалкими попытками, скаля свои белоснежные зубы, которых, казалось, было больше чем тридцать два, и продолжать таскаться рядом.
Конечно, Лесик не мог отрицать, что его навыки оказались ну очень уж полезны в пути, особенно когда на них нападают дикие собаки или того хуже всякая нечисть. Без Жмура он бы точно двинул кони еще в первые пару дней пути.