Новые приключения искателей сокровищ

Новые приключения искателей сокровищ
Эдит Несбит

Бэстейблы #3
Эдит Несбит (1858–1924) – знаменитая британская писательница, прозаик и поэт, автор множества романов; некоторые из них были экранизированы. Представляем одну из самых популярных её книг, которая является финальной в трилогии романов о приключениях детей из семейства Бэстейблов.

После смерти жены глава дома долго болел и в результате оказался на грани разорения. Но его шестеро детей не унывают и решают во что бы то ни стало поправить финансовое положение семьи. Перебрав несколько превосходных планов привлечения денежных средств, ребята решают остановится на поиске сокровищ. Ведь это самый беспроигрышный вариант быстро раздобыть так необходимые им деньги. В конце концов семье финансово помогает их дядюшка, приехавший из Индии, а дети переезжают жить в его дом.

В заключительной книге трилогии шестеро детей семейства Бэстейбл стараются быть послушными, но, как ни странно, именно из-за этого попадают в различные передряги. Приключения искателей сокровищ продолжаются, и нас ждут новые занимательные истории из мира детства эдвардианской Англии.

Эдит Несбит

Новые приключения искателей сокровищ

Путь в Рим или глупый безбилетник

У нас, Бэстейблов, есть два дяди, и оба не кровные. Один – наш двоюродный дедушка, а второй – дядя мальчишки Альберта, который жил по соседству с нами на Люишем-роуд. Когда мы впервые познакомились со взрослым соседом (поедая печёную картошку, но это уже совсем другая история), мы стали звать его «дядя соседского Альберта», а потом, для краткости, просто «дядя Альберта». Дядя Альберта и наш отец сняли потрясающее загородное поместье под названием Дом у Рва, и мы провели там летние каникулы. В конце лета, после передряги с горохом, который напихал себе в ботинки один паломник (это тоже другая история) мы нашли давно потерянную любовь дяди Альберта. Женщина была очень старой, почти двадцати шести лет, а дядя Альберта – еще старше, вообще преклонного возраста, поэтому свадьбу назначили на ближайшее Рождество.

Когда начались каникулы, мы вшестером отправились в Дом у Рва с отцом и дядей Альберта. Мы еще никогда не встречали Рождество в деревне и всё удалось как нельзя лучше.

Давно потерянная любовь (ее звали мисс Эшли, но нам разрешили называть ее тетей Маргарет еще до свадьбы, которая сделала бы ее нашей настоящей тетей) и ее веселый брат-священник часто приезжали к нам, а мы иногда навещали их в поместье «Кедры». Мы играли в шарады, прятки, в «дьявол в темноте» – девочки притворяются, будто любят играть в дьявола, а на самом деле мало кто из них любит эту игру. Мы пускали петарды, устроили рождественскую елку для деревенских детей, в общем, развлекались, как могли.

Каждый раз, когда мы приезжали в «Кедры», там царила глупая суета из-за ужасной свадьбы: из Лондона привозили коробки со шляпами, свадебными подарками, всякими блестящими и серебристыми безделушками вроде брошей и цепочек, а еще присылали на примерку одежду. Не понимаю, зачем леди нужно столько нижних юбок, сапожек и прочего барахла. Ну и что же, что она собирается замуж? Ни одному мужчине не придет в голову обзавестись двадцатью четырьмя рубашками и двадцатью четырьмя жилетами из-за будущей женитьбы.

– Наверное, всё дело в том, что они поедут в Рим, – сказала Элис, когда мы обсуждали это перед кухонным очагом. В тот день экономка миссис Петтигрю отправилась навестить свою тётю, и нам разрешили приготовить ириски. – Понимаете, в Риме можно купить только римскую одежду, а она, наверное, дурацких кричащих цветов… По крайней мере, римские пояса все яркие. А теперь ты помешай ириски, Освальд. У меня уже лицо обгорело до черноты.

Освальд взял ложку, хотя на самом деле очередь была не его; но такой уж у него характер, что он не поднимает шум из-за мелочей… И он умеет готовить ириски. Надеюсь, вы помните, что когда я пишу «Освальд», я пишу о себе? Я и дальше буду иногда говорить о себе как о другом мальчике, потому что я очень скромный.

– Везет же паршивцам, поедут в Рим! – сказал Эйч-Оу. – Как бы мне хотелось тоже там побывать.

– Невежливо говорить «паршивцы», Эйч-Оу, милый, – упрекнула Дора.

– Ну тогда везунчики, – поправился Эйч-Оу.

– Поехать в Рим – мечта всей моей жизни, – сказал другой мой младший брат, Ноэль. Он у нас поэт, все время пишет стихи. – Вспомните только, что говорил человек в «Дороге в Рим».

– Тебя не возьмут, – отрезал Дикки. – Такая поездка стоит ужасно дорого. Я слышал, как вчера об этом говорил отец.

– Но ведь платить придется только за проезд, – возразил Ноэль. – И я бы поехал третьим классом, или даже в отделении для скота, или в багажном вагоне. А добравшись до Рима, я легко смог бы зарабатывать на жизнь. Я сочинял бы баллады и пел их на улицах. Итальянцы кидали бы мне лиры… Лира – это итальянский шиллинг, слово пишется через «и». Видите, какие итальянцы поэтичные? Даже деньги у них называются лирами.

– Но ты не сможешь сочинять стихи на итальянском, – сказал Эйч-Оу, который таращился на Ноэля с разинутым ртом.

– Не знаю, не знаю, – ответил Ноэль. – Все равно я очень скоро выучу итальянский, а для начала буду сочинять стихи на английском. Наверняка там найдутся люди, которые их поймут. А если не поймут, вам не кажется, что мягкие южные сердца растают, когда итальянцы увидят бледного стройного чужеземца, поющего жалобные баллады на незнакомом языке? Я думаю – растают. О, меня быстро забросали бы лирами, ведь итальянцы не такие рассудочные и холодные, как северяне. У нас каждый или пивовар, или пекарь, или банкир, или мясник, или еще какой-нибудь скучный тип. А там все или бандиты, или виноградари, или гитаристы, они давят красный виноград, смеются, танцуют на солнце… Да вы и сами прекрасно это знаете.

– Ириска почти готова, – внезапно сказал Освальд. – Эйч-Оу, закрой свой дурацкий рот и принеси чашку холодной воды.

Мы бросили в воду кусочек ириски, чтобы посмотреть, готова ли она, а потом вылили смесь на тарелку, забыв намазать ее маслом, и не смогли отскоблить. Тарелка разбилась, поднялся скандал из-за того, что она была из лучшего обеденного сервиза, и дикие фантазии поэта Ноэля совершенно вылетели у нас из головы. Только позже, глубоко погрузившись в воды скорби, мы о них вспомнили.

На следующий день Эйч-Оу сказал Доре:

– Мне надо кое о чем пошептаться с тобой по секрету.

Они пошли на тайную лестницу, которая скрипит и уже давно ни для кого не тайная. После их разговора Дора начала шить что-то белое и не позволяла нам взглянуть, что она такое шьет, а Эйч-Оу ей помогал.

– Еще один свадебный подарок, не сомневайтесь, – сказал Дикки. – Наверняка какой-нибудь кошмарный сюрприз.

Больше мы об этом не говорили, катаясь на коньках во рву, где замерзла вода. А Дора не любит кататься на коньках – говорит, у нее из-за катания болят ноги.

Рождество и день рождественских подарков прошли, как прекрасный сон, и наступил день свадьбы.

Перед свадьбой все мы должны были явиться в дом матери невесты, а после со свадебной компанией отправиться в церковь. Девочкам всегда хотелось стать подружками невесты, и вот они ими стали. Дора и Элис надели белые суконные пальто, какие носят кучера, а еще маленькие накидки и белые бобровые шапочки. Они выглядели неплохо, хотя и смахивали на девчонок с рождественских открыток. Под длинными пальто у них были платья из белого шелка, из какого обычно шьют носовые платки, а на ботинках блестели настоящие серебряные пряжки – подарок нашего замечательного индийского дяди.

Экипаж уже тронулся, как вдруг Эйч-Оу бросился обратно в дом и вернулся с большим свертком в коричневой бумаге. Мы решили, что в свертке тот самый секретный подарок – сюрприз, который шила Дора. Я спросил её, так ли это, и она кивнула. Мы не очень задумывались, что там за подарок и как наш младший брат собирается снова полезть поперед батьки в пекло. Он все равно сделает по-своему, что ему ни говори.

На свадьбу явилось очень много людей – целая толпа. Было много еды и питья, и ничего, что стоял холод, потому что во всех каминах в доме горел огонь. Комнаты украсили остролистом и омелой, все веселились без удержу – кроме дяди Альберта и его раскрасневшейся невесты; у этих двоих был отчаянный вид. Гости говорили, как мило выглядит новобрачная, но Освальду показалось, она выглядит так, будто ей не так сильно нравится быть замужем, как она ожидала. На самом деле она не вся раскраснелась, у нее покраснел только кончик носа, ведь в церкви было довольно холодно. Но всё равно она потрясающая.

Ее преподобный, но симпатичный брат провел венчание. Никто лучше него не читает по Библии, но если узнать его поближе, понимаешь, что он не такой уж педант.

Когда опрометчивый шаг дяди Альберта узаконили, новобрачные отправились домой в свадебном экипаже. У них дома мы пообедали и выпили за здоровье невесты настоящего шампанского, хотя отец сказал, что мы, дети, должны сделать всего по глотку. Освальду и не хотелось больше, одного глотка ему хватило. Шампанское похоже на лимонад, в который подмешали лекарство. Херес, куда мы положили сахар (еще одна история из другой книжки), был намного вкуснее.

Потом мисс Эшли… В смысле, миссис дядя Альберта куда-то ушла и вернулась уже не в белом платье, а в другом. Судя по ее виду, теперь ей стало гораздо теплее. Дора слышала, как горничная рассказала, что кухарка остановила невесту на лестнице с тарелкой горячего супа и заставила ее поесть, «потому что невеста, бедняжка, в тот день не откусила ни кусочка и ни глоточка не отхлебнула». Нам стало ясно, почему миссис дядя Альберта выглядела такой несчастной. Но сам дядя Альберта отлично позавтракал – рыба, яйца, бекон и три порции джема, значит, он огорчался не потому, что ему хотелось есть. Возможно, он мысленно подсчитывал, во сколько ему обойдется женитьба и поездка в Рим.

Незадолго до того, как невеста отправилась переодеваться, Эйч-Оу встал, достал из-под буфета сверток в коричневой бумаге и выскользнул из комнаты. А мы-то думали, он позволит нам увидеть его подарок! Дора сказала, что знает его задумку, но это секрет.

Невеста вышла, накинув уютный меховой плащ, и дядя Альберта наконец приободрился, сбросил бремя забот и пошутил. Я уже забыл, что он сказал, помню только, что шутка получилась не очень удачной… Но он старался.

Потом страдальцы-новобрачные уехали, увозя целые груды багажа, а мы все радостно кричали и швыряли им вслед рис и туфли. Госпожа Эшли и еще несколько пожилых леди плакали.

– Какая красивая свадьба! – сказали все и начали расходиться.

Когда подъехал наш экипаж и мы стали в него залезать, отец вдруг спросил:

– А где Эйч-Оу?

Мы огляделись по сторонам – Эйч-Оу не было.

– Приведите его кто-нибудь поскорее, – сказал отец. – Не хочу, чтобы лошади весь день стояли на морозе.

Освальд и Дикки отправились на поиски пропавшего. Сперва мы подумали, что он мог вернуться к остаткам обеда, ведь Эйч-Оу еще маленький и не всегда ведет себя разумно, но в столовой его не было. Проходя через нее, Освальд даже не взял засахаренный фрукт. Он легко мог бы взять, и никто бы не возразил, поэтому поступок не был бы недостойным, и все-таки брать без спросу не по-джентльменски. Дикки тоже ничего не взял.

Мы заглянули в другие комнаты, даже в ту, в которой плакали старые леди, но, конечно, попросили у них прощения за беспокойство. Наконец, мы добрались до кухни, где сидели за ужином нарядные служанки с белыми бантами, и Дикки спросил:

– Пышечки, вы не видели Эйч-Оу?

– Убирайся, дерзец! – ответила кухарка, но ей все равно понравился дурацкий комплимент.

– Я видела, – сказала горничная. – Не так давно он столкнулся во дворе с мясником. У вашего братца был при себе пакет в коричневой бумаге. Возможно, Эйч-Оу кто-то подвез до дома.

Мы вернулись и рассказали отцу о словах горничной, а заодно и о подарке в свертке.